Синдром - Джон Кейз

В коридоре появилась средних лет женщина в розовом комбинезоне – она вела под руки двух крайне истощенных девушек. Обе пациентки выглядели тщательно ухоженными, модно одетыми и при полном макияже, что производило кошмарное впечатление – будто троица направлялась на показ мод в концентрационном лагере.

Теперь зазвонил телефон в кабинете Опдаала, сестра и ее подопечные исчезли за углом, и вот – руководитель клиники на проводе:

– Ja![58]

Сердце Макбрайда бешено забилось, едва он услышал этот голос. На миг он лишился дара речи.

– Ja. Ist we es?[59]

Собеседник откашлялся и проговорил:

– Это Лью Макбрайд.

На другом конце провода наступила гробовая тишина. Наконец Опдаал подал голос:

– Ну, тогда здравствуй!

В его голосе было что-то не так, но что именно – Макбрайд пока не понял. Поэтому продолжил по заранее продуманному сценарию:

– Я убью тебя.

– Ты серьезно?

– Вполне, – ответил Льюис. – И очень скоро.

Директор засмеялся:

– Знаешь, Лью, я ни на секунду не поверю, что ты действительно это сделаешь. Ты не того сорта человек.

«Не действует, – подумал Макбрайд. – Что-то не так, он как-то странно разговаривает».

– …так что почему бы нам просто не встретиться? – продолжал собеседник.

– Обязательно встретимся! – заверил Лью.

– И поболтать по душам.

– Нам не о чем разговаривать, – начал Макбрайд, и тут его осенило, что не так в интонации директора: он совсем не удивлен.

– Нет, ты не прав, – продолжал хирург. – Нам о многом предстоит побеседовать. Для Института ты представляешь собой очень ценный опыт – думаю, это ты и сам понимаешь. – Он снова засмеялся. – Позволь, Рутгер тебя проводит.

Рутгер?

Макбрайд похолодел – он еще не до конца понял, что происходит, но уже чувствовал, что ситуация начинает выходить из-под контроля. Мельком взглянул на потолок – и только теперь заметил видеокамеру: красный огонек мигал над направленным на него объективом. Льюис медленно обернулся, перехватил напуганный взгляд секретарши за стеклянной стойкой и пулей бросился к коробке с карнизами. И вдруг его с силой ударили об стену…

– Я смотрю, ты уже познакомился с Рутгером и Хайнцем, – заметил Опдаал, поднимаясь из-за стола, чтобы поприветствовать Макбрайда, которого грубо втолкнули в кабинет. – Присаживайся.

Один из телохранителей толкнул Лью в кресло у письменного стола Опдаала, а другой швырнул коробку с карнизом на диван.

– Gesetzt ihm in eine Zwangsjacke[60], – приказал Опдаал и, когда один из охранников удалился, перешел на английский. – Это для твоей же собственной безопасности.

– Пошел ты! – плюнул Макбрайд и сразу пожалел об этом, так как второй телохранитель с силой хлопнул его по ушам. Опдаал засмеялся: «Ой-ой-ой!» Льюис опять попытался вскочить с кресла и тут же опустился, когда в основание его черепа ткнулся холодный ствол.

Очень скоро вернулся громила со смирительной рубашкой, и при виде его Макбрайд вжался в кресло – когда на тебя направлено дуло «зиг-зауэра», выбирать не приходится. Второй охранник рывком поставил пленника на ноги и натянул ему на руки рубашку. Льюис набрал полную грудь воздуха, когда телохранитель попросил его скрестить руки на груди и щелкнул застежкой на талии. Успешно справившись с этой задачей, здоровяк небрежно толкнул узника в кресло и устремил на босса преданный взгляд, ожидая дальнейших приказаний.

– Ich nehme es von hier[61], – проговорил хирург и, точно смахивая со стола крошки, жестом приказал охране удалиться.

Оставшись с Макбрайдом один на один, он обогнул стол, облокотился на край и скрестил на груди руки:

– Как я тебе однажды уже сказал, ты очень храбрый человек, Джеффри Дюран.

– Дюран мертв! – отрезал Льюис.

Директор улыбнулся.

– Вот и я о том же.

Взяв со стола пачку сигарет «Ротманс», он зажег одну, неторопливо затянулся, пустив пленнику в лицо струйку дыма, и продолжил:

– Ты меня возненавидишь, но я тебе все-таки скажу: я нисколько не сомневался, что ты направишься именно сюда. – Хирург помедлил. – У секретаря в приемной лежит твоя фотография.

Лью ничего не ответил. Только молча поерзал в кресле: как же он ненавидел этого человека!

Опдаал покачал головой, изображая, будто находится в замешательстве.

– О чем ты думал? Рассчитывал застать меня врасплох? Не смеши: я собрал на тебя досье в фут толщиной. В самом прямом смысле слова. Так что вряд ли ты мог меня чем-нибудь удивить – разве что пуститься в пляс. – Он усмехнулся и стряхнул пепел.

Все внутри закипало при виде этого самодовольного индюка – впрочем, пока Макбрайду удавалось сохранять хотя бы внешнее хладнокровие.

Хирург возвел глаза к потолку:

– Итак, что будем делать? – И, переведя взгляд на Льюиса, добавил: – Принимаю предложения.

– Прекрасно. Тогда избавь меня от своего присутствия! – прошипел тот.

Опдаал громко рассмеялся, выражая явное одобрение смелости пленника, и погрозил пальцем:

– Ты весельчак. Только бравада теперь не поможет. Впрочем, тебе уже ничто не поможет, поэтому, ладно уж, повеселись напоследок. – Норвежец замолчал и принялся внимательно рассматривать сидящего перед ним человека. Затем, кивнув в сторону заброшенной в дальний угол кабинета коробки, спросил: – И кого ты изображал? Разносчика?

Макбрайд не ответил, и хирург поджал губы с деланным благоговейным трепетом.

– Какая изобретательность!

По правде говоря, это была не беседа, а издевательство, и Льюис понимал это, как никто другой. Опдаал развлекался, играл с ним – пусть. Чем дольше он будет говорить, тем скорее Эйдриен вступит в игру. Хотя, положа руку на сердце, Лью не особенно рассчитывал на помощь полиции – скорее он надеялся, что ему удастся выбраться из смирительной рубашки.

– Не могу тебя отпустить, и ты сам знаешь почему. Хотя, наверное, с моей стороны это черная неблагодарность. – Хирург ненадолго посерьезнел. – Ты замечательно поработал с де Гроотом – и я представляю всю трудность лечебного процесса: он не такой, как остальные.

– В каком смысле? – поинтересовался Льюис.

Опдаал отмахнулся.

– Клиника – место скрытого размещения резервов, выражаясь по-военному. Какой день ни возьми – к нам поступают от десяти до пятнадцати молодых мужчин и женщин с серьезными нарушениями пищеварительной системы и наркозависимостью на той стадии, когда эти люди уже фактически стали калеками. Из этих несчастных созданий мы выбираем тех, у кого есть склонность создавать о себе неверное представление. Здесь очень помогает благотворительная работа – с нами сотрудничают опекунские службы и интернаты. Видишь ли, мы предпочитаем иметь дело с сиротами: нет лишних проблем с родственниками.

– А де Гроот? – спросил Льюис.

– А вот он – случай особый. Нам потребовался человек с опытом и знаниями Хенрика, так что пришлось пойти на… – хирург покрутил пальцем в воздухе, подбирая слово, – скажем так, на «принудительную вербовку». Поэтому Хенрик не так хорошо вписывается в общие рамки, как хотелось бы.

– А какие у него опыт и знания? – удивился Макбрайд: де Гроот занимался противопожарными системами.

– С ним пришлось попотеть, чтобы он стал тем обаятельным и свойским парнем, с которым ты общался. И все равно нашу благодарность ты заслужил. – Опдаал замолчал, строго свел брови и склонился к пленнику, рассматривая его с напускным интересом. – Ого, да с тебя пот градом.

Так и было. Макбрайд действительно вспотел, хотя волнение или испуг не имели к этому никакого отношения. Все это время он не оставлял попыток освободиться, совершая еле заметные движения. Такие трюки легко проделывал Гудини, его кумир – тот вылезал из смирительных рубашек регулярно. Еще в детстве, мальчишкой, Лью старался ему во всем подражать и даже пытался уговорить родителей подарить ему на двенадцатилетие смирительную рубашку. (Впрочем, в итоге согласился на скейтборд.) На практике повторить фокус ему не удалось, хотя в теории Льюис хорошо знал, как это делается. Правда, он прекрасно понимал, что знать и сделать – совсем не то же самое.

– Если ты боишься, что я тебя убью, так успокойся – мне это не нужно, – заверил Опдаал, стряхивая на пол очередную порцию пепла. – Кое-что, разумеется, с тобой все-таки придется сделать. – Он усмехнулся: – Мы воссоздадим копию «Х. М.». Ты ведь помнишь тот случай?

Макбрайд помнил. И при мысли о такой перспективе к горлу подкатила тошнота.

– Да ты весь дрожишь! – Хирург снова пристально уставился на сидящего перед ним человека. – И впрямь дрожит! Вы только посмотрите! – И захохотал, пародируя громкий пьяный гогот.

Льюис действительно дрожал. Он терял контроль над моторикой – попытки освободиться из парусиновой рубахи, крепко стянувшей его руки на груди, давались нелегко. Фокус, насколько Лью знал из книги о знаменитом фокуснике, в теории был довольно прост. В момент, когда надевалась смирительная рубашка, трюкач должен максимально расширить тело: набрать полную грудь воздуха, напрячь мускулы и расставить локти как можно дальше от ребер – насколько позволят «тюремщики». И тогда, уже в рубашке, фокусник расслаблялся и начинал протискиваться в освободившееся пространство. Гудини проделывал этот номер, болтаясь на веревке на высоте десятиэтажного здания. Впрочем, на то он и Гудини.