Двери в полночь - Дина Оттом

— Ты знаешь, князь, я всегда налью тебе, — пророкотал полумедведь, пододвигая кружку гостю, — но негоже тебе столько пить.

Подняв голову от сложенной руки, тот поднял на него желтые глаза.

— Я не князь, — он сделал долгий глоток, — и ты мне пить не запретишь.

Кузнец упер молотообразные, густо покрытые шерстью руки в бока:

— Это мой трактир, и я могу выставить тебя отсюда тогда, когда посчитаю нужным.

Ответом ему была косая ухмылка:

— Попробуй.

Полумедведь навалился на стойку рядом с гостем, от чего та едва заметно просела, и сказал, понизив голос:

— Да, я помню, как ты задал мне трепку, так что шерсть летела. Но это было больше ста лет назад. А сейчас ты пьешь без просыха уже не одну неделю. Ты даже превратиться не сможешь.

Кулак хватил по стойке так, что подскочила посуда, даже притихли двое в углу, испуганно оглянувшись на буяна и недоумевая, почему его еще не выставил хозяин. Но тот даже не вздрогнул.

— Можешь злиться сколько хочешь, князь, — он снова взялся за тряпку, — но я говорю правду.

Какое-то время в «Баньши» было тихо. Только стук швабры о деревянные колоды у стойки и скамьи да редкий кашель одинокого гостя.

Кузнец уже дошел до самого входа, когда взгляд его уперся в кожаные туфли без единой пылинки, ступившие на последнюю ступень. Полумедведь поднял глаза выше, оценив черные брюки, белую рубашку с пижонским галстуком и бежевый плащ.

— Здрав буди, царь, — пророкотал он, распрямившись во весь свой немалый рост и сложив лапы на груди, — зачем пожаловал?

— Да брось, — туфли аккуратно переступили тряпку на швабре и шагнули на чистый пол, — ты знаешь, зачем.

Кузнец с душой плюнул, когда новый посетитель развернулся к нему спиной, и продолжил мыть пол.

Рука в бежевом рукаве поднялась и погрозила пальцем:

— Ай-ай-ай, я все вижу.

Кузнец взялся за мытье с удвоенной силой.

Гулко стукнула отодвигаемая колода, гость привычно потянулся за стойку и достал оттуда вторую кружку.

— Шеферель.

— Оскар. Кстати, — Шеф заглянул оборотню через плечо, — что пьешь? О, «Ветка омелы»! Хорошая вещь, как говорится, и Бога уложит.

— Зачем ты пришел, Шеферель? — Оскар тяжело обернулся к начальнику, деловито выуживающему из-за стойки бутылку и наполняющему свою кружку. — Я не вернусь.

— Во-первых, — Шеф звонко загнал пробку в горлышко, — вернешься. У нас война на носу. И ты вернешься. Как военный, в конце концов, — он сделал глоток и поморщился: — Ой, ну и гадость! Из чего ты ее гонишь, Кузня?

Хозяин обернулся, но только вздохнул и вернулся к своему занятию.

— Так вот, ты ведь помнишь, что ты военнообязанный, Ося? — Шеф похлопал себя по карманам и, нащупав пачку сигарет, бросил их на стол.

— Без меня навоюетесь, — Оскар сделал большой глоток, как будто не замечая вкуса обжигающего напитка.

Шеф замер, не донеся руку до кружки:

— Что ты сказал?

Кузнец озадаченно поднял голову, видя, как вода в ведре подернулась тонкой коркой льда. Двое нелюдей в углу оторопело уставились в свои кружки, потом поймали взгляд хозяина и пулей вылетели на улицу.

— Я сказал, — Оскар тряхнул кружку, взбалтывая на дне остатки, — без меня обойдешься.

Кузнец выдохнул облачко пара и заметил, что стены стремительно забирает инеем.

Шеферель отшвырнул дубовую колоду, разворачиваясь к оборотню. Полумедведь с тоской обвел взглядом трактир, служивший ему верой и правдой более двух сотен лет.

Они замерли на мгновение. Кузнец готов был поклясться, что за Шеферелем все замерзало с удвоенной скоростью, а за спиной Оскара воздух стал дрожать и плавиться от жара. Еще секунда — и Шеферель поднял Оскара за грудки, отшвырнув на середину трактира. Летел еще человек, но по полу уже тормозила пантера, прочерчивая когтями глубокие борозды. Она оскалила морду, показывая огромные клыки, уши прижались к голове. Замерший Кузнец вцепился в ручку швабры, боясь пошевелиться, и чуть не перекрестился. Ему вспомнилось, как он грозился вышвырнуть оборотня из трактира.

Шеферель уже был на стойке. На его лице играла ненормальная, широкая улыбка. Коротко хохотнув, он швырнул в Оскара кружку — через мгновение та разлетелась в щепки, раздавленная мощными челюстями. Издав громоподобный рык, от которого задрожала люстра под потолком, Оскар бросился вперед, сметая дубовые колоды и стойку. Шеферель, издевательски пританцовывая, отпрыгнул в последний момент, приземлившись на соседний стол. Оскар, промахнувшись, врезался в стену за баром — только посыпались со шкуры осколки стекла.

Шеферель, на корточках замерший на столе, расхохотался:

— Кис-кис-кис!

Оскар, стремительно развернувшись, растянулся в длинном прыжке и приземлился ровно на Шефа, прижав его к столешнице и душа огромными лапами. Однако тот каким-то чудом вывернулся, скатился на пол и, подхватив скамью, с размаху опустил ее оборотню на голову. Оскар оглушительно зарычал и ударил Шефа когтями по руке, распарывая рукав и заставляя потерять равновесие…

За долгие годы жизни Кузнец отлично воспитал в себе одно чувство, которое не раз спасало ему жизнь. Он не мог жить среди людей, но, хоть снаружи нелюдь и напоминал больше монстра из «Аленького цветочка», внутри он оставался человеком со своими человеческими потребностями — в еде и одежде, например. И все это ему приходилось добывать быстрее, чем просыпались дворовые собаки, а крестьяне брались за факелы и вилы. Многие годы погонь и драк, случайных убийств и преднамеренных жертв научили Кузнеца одному — знай, когда пора бежать. Он великолепно овладел искусством чувствовать проблемы еще до того, как они произошли.

Когда Шеферель зашел в «Баньши», Кузнец понадеялся, что дело обойдется. В конце концов, верховный нелюдь иногда заходил за кем-нибудь из подчиненных. Чего он никак не ожидал, так это того, что его ближайший друг и соратник вдруг заупрямится и решит поиграть на нервах начальника. Дальше все разворачивалось так быстро, что полумедведь едва успел моргнуть — а ведь надо было вспомнить, какую бойню устроили эти двое в дни революции. Правда, и сам Кузнец тогда немало народа уложил, но стоило вспомнить лицо Шефереля, зажавшего в каждой руке по сабле…

Кузнец выпрыгнул наверх ровно в тот момент, когда в трактире рухнула люстра, — за нее уцепился Шеферель, а Оскар прыгнул на него, целясь лапами в незащищенный живот. Полумедведь хотел было оглянуться, но в этот момент внутри что-то грохнуло и, как показалось ему, взорвалось. Стянув с лохматой головы картуз, Кузнец все-таки перекрестился и, махнув рукой, поспешил по тропинке к Невскому проспекту.