Забрать ее душу (ЛП) - Харли Лару

прижалась к его руке. Она закрыла глаза, и они молча сидели, наблюдая, как горит дом.

Я наблюдал вместе с ними, пытаясь разобраться в странном чувстве меланхолии, охватившем меня. Я знал, что в этом доме не было ничего живого. Я знал, что если бы Джереми выжил, Джунипер не сидела бы здесь. Она все еще охотилась бы за ним.

Они встали и повернулись, чтобы уйти. Но когда Джунипер заметила, что я стою там, она немедленно подняла дробовик, прицелилась и приготовилась выстрелить. Зейн положил руку ей на плечо.

— Полегче, Джуни, — сказал он. Я поднял руки, и Джунипер медленно, нервно опустила свое оружие.

— Здесь ты меня опередила, — сказал я. — Надо было получить все удовольствие раньше меня, да?

Зейн улыбнулся и покачал головой, но Джунипер подошла ближе. Синяки на ней были даже хуже, чем я думал, яростные пурпурные цветы на ее коже. Она осторожно оглядела меня, ее глаза подозрительно сузились, но она больше не поднимала оружие.

— Где Рэйлинн? — спросила она.

— Рядом, — сказал я. — Спрятан. Она в безопасности.

Она кивнула.

— Мы никого не оставили в живых. Семьи Хэдли больше нет. Либири исчезли.

Пляшущее пламя уже угасло, но пепел все еще тлел.

— Джереми тоже?

— Он умер как трус, — сказала она. — Тебе стоило это увидеть.

— Я бы очень хотел.

Она рассмеялась и перекинула ремень дробовика через плечо.

— Я продала свою душу ради мести. Это было мое право. Но все кончено.

Она оглянулась на дом, и отблески пламени сделали ее глаза почти такими же золотистыми, как у меня.

— Все кончено.

Послышался слабый отдаленный вой сирен. Зейн подошел и легонько потянул за несколько прядей ее волос.

— Нам пора идти. Скоро это место будет кишеть людьми.

Она кивнула, повернулась, словно собираясь уйти, затем внезапно обернулась и протянула руку. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что это было рукопожатие. Странная штука — человеческое товарищество. Когда я взял ее за руку, она сказала:

— Я прощаю тебя. Мне действительно неприятно это говорить, но это так.

Я никогда особо не заботило прощение. Оно было предназначено только для того, чтобы облегчить чувство вины и принести успокоение. Но когда они уехали, а вой сирен стал громче, я бросил последний взгляд на тлеющие руины и понял, что мне нужно успокоиться.

Мне нужно было знать, что все это наконец закончилось.

У нас было совсем немного времени.

Рэй все еще спала, когда я нес ее через то, что осталось от дома. Пламя уже почти полностью погасло, оставив после себя только обугленный остов дома. Я наткнулся на несколько тел, но мне было на них наплевать. Там был только один человек, которого я искал.

Когда я нашел Джереми, он никогда не был бы узнаваем человеческими глазами. От него осталась лишь почерневшая оболочка, лежащая среди осколков стекла и обгоревших деревянных балок. Но я знал его. Даже к мертвому и сожженному, я чувствовал ненависть, глядя на него.

Все действительно было кончено. Не осталось ничего, кроме пепла.

Рэй немного поерзала в моих руках, когда я пробирался обратно через завалы, ее глаза, моргая, медленно открылись. Я почувствовал, как она напряглась, когда огляделась, и тихо сказал:

— Не бойся, малышка. Ты в безопасности.

— Где мы?

Она попыталась повернуть голову, чтобы осмотреться. На ней не было обуви, так что я не собирался ее опускать.

— Дом Хэдли.

— Это ты сделал? Ты сжег его? Как долго я спала?

Ее голос был более глубоким, когда она была сонной, и немного хрипловатым. Это было так чертовски мило.

Я почти солгал. Я чуть не сказал ей, что я действительно сжег его, что я убил Джереми, что я заставил его заплатить за то, что он сделал, что я отомстил за нее. Но я не мог солгать ей, хотя и чувствовал себя так, словно каким-то образом подвел ее.

— Я этого не делал. Джунипер и Зейн добрались сюда первыми. Она отомстила.

Я видел мигающие огни на дороге. Прибыли пожарные машины. Я ускорил шаг, спрыгнул с задней стены дома и скрылся за деревьями. Рэй все это время не сводила с меня глаз, наблюдая за моим лицом, хотя без очков оно, должно быть, было размытым.

— А Джереми? — прошептала она. В ее словах был страх, и это заставило гнев вскипеть во мне. Она не заслуживала того, чтобы испытывать страх. Мне хотелось бы убить ее страх. Мне хотелось разорвать его на части и сжечь его останки.

— Он мертв, малышка. Хотел бы я сказать, что сделал это я, но они добрались до него первыми.

Дождь превратился в морось, медленно стекающую с деревьев. Я остановился под прикрытием толстой сосны и позволил Рэйлинн несколько мгновений постоять на ногах. Ее шатало, и она прислонилась ко мне в поисках поддержки, крепко обхватив руками мою грудь. Чувство комфорта было мне относительно чуждо, но обнимать ее, когда она прижималась ко мне, было, пожалуй, самой приятной вещью, которую я мог себе представить.

— Я рада, что тебе не пришлось этого делать, — сказала она, протирая глаза. — Тебе и так пришлось убить достаточно. Я знаю, ты устал.

Она снова прижалась ко мне лицом.

— Ты заслуживаешь небольшого отдыха.

Я нахмурился.

— Ты так думаешь?

— Мммм.

Она протянула руки вверх, обвила мою шею, и я снова подхватил ее на руки. Сквозь зевок она сказала:

— Я хочу пойти домой и поспать. Мы можем спать целыми днями, как ты делал раньше… И тебе больше не нужно злиться, потому что Джереми ушел, и Кент ушел, и…

Еще один зевок. Она могла снова отключиться в любую секунду.

— Теперь мы в безопасности. Мы оба в безопасности.

В безопасности. Что за странная мысль. Я не чувствовал себя в безопасности уже более ста лет. И я всерьез не думал, что смогу отдыхать так долго, по крайней мере, до тех пор, пока не встретил ее. Но теперь, когда ее глаза снова закрылись и я понес ее к дому, я понял, что больше не чувствую такой злости. Узел ненависти, который поддерживал меня все эти годы, ослабевал. Внезапно я подумал об отдыхе, я подумал о покое и тиши.

Я хотел держать ее в своих объятиях, завернуться во все ее одеяла и уснуть, окруженный ее запахом. Когда мы проснулись, я хотел доказать ей, что она в безопасности, снова и снова, пока в ее голосе больше не зазвучал страх, и все это не стало просто далеким воспоминанием.

И я так и сделаю. Я буду оберегать ее целую вечность.