Собрание сочинений и писем (1828-1876) - Михаил Бакунин

No615. - Письмо к H. С. Корсаковой.

[Начало февраля 1861 года. Иркутск.]

..............(начало и конец письма срезаны) ....

...Я не имею удовольствия быть с Вами знакомым лично и все-таки, зная дружбу Вашу к моему семейству, решаюсь прибегнуть к Вам с всепокорнейшею просьбою. Будьте добры, передайте или перешлите прилагаемое письмо к брату Николаю1 кому-либо из сестер или из братьев, только пожалуйста не по почте и как можно скорее. Письмо неудобочитаемое и по содержанию своему для меня очень важное. Кроме того я писал брату с Климгенбергом 2, который вероятно не застал брата в Петербурге. Если можно, возьмите письмо мое у Клингенберга и отошлите также не по почте в Прямухино. А если увидите кого-нибудь из моих, скажите им, что стыдно лениться: вот уж ровно год, как я не получаю от них ни строчки. Видите ли, Наталья Семеновна, как худо иметь репутацию доброй и симпатичной (Начало и конец письма срезаны.).

Р. S. Еще одно слово: пользуясь Вашим добрым приглашением, переданным мне в прошедшем году, я через курьеров буду постоянно пересылать Вам [мои письма в Прямухино с просьбою только не посылать их туда по почте, а, сколько возможно, с доверенными людьми. Матушка, братья и сестры вероятно также будут посылать Вам свои письма ко мне, которые Вам будет легко доставлять ко мне через курьеров или, если письма совершенно невинного содержания, даже по почте, только с двойным конвертом и с внешним адресом на имя Михаила Семеновича (Отрезана верхняя часть первой и второй страниц письма.), который очень добр для меня. Неправда ли, Вы не вознегодуете на меня за смелость, с которою я к Вам обращаюсь? Вы-друг моих родных и друзей, и я обращаюсь к Вам как к лицу родному.

Прошу Вас, передайте мой почтительный поклон тетушке, равно как и всему семейству Вашему, а Александра Семеновича (Корсакова.) поблагодарите особенно за участие, которое он во мне принял.

No 615.-Напечатано в "Былом" 1925, No 3/31. Оригинал находятся в Прямухинском архиве, хранящемся в б. Пушкинском Доме. Письмо повреждено.

Адресатка письма - Наталья Семеновна Корсакова - сестра М. С. Корсакова, сменившего Муравьева на посту генерал-губернатора Восточной Сибири. Она вскоре вышла замуж за Павла Бакунина и сделалась членом прямухинской семьи. Это-по-видимому первое письмо к ней Бакунина, постоянною корреспонденткою которого она сделалась, в следующем году после побега его из Сибири.

1 См. No 616.

2 Речь идет о письме, предшествовавшем No 616 и написанном вероятно одновременно с письмом к Бенардаки, т. е. в середине января. На это письмо имеется ссылка в No 616. Оно говорило о том или ином соглашении с Бенардаки. По-видимому оно пропало; во всяком случае в Прямухинском архиве его нет.

No616.-Письмо брату Николаю.

1-го февраля 1861 [года]. Иркутск.

Любезный брат! Пишу тебе вероятно в последний раз до получения от тебя ответа на мои письма, которые хочу дополнить следующими замечаниями: лучше всего было бы, разумеется, если б, возвратив мне права, мне просто и без всяких ограничений позволили ехать в Россию; к этому должно стремиться всеми силами. Но если они уж считают меня до такой степени человеком опасным, что в избежание моего постоянного пребывания в России готовы отказать мне во всем, тогда можно сказать им, что я прошу только шести- или даже четырехмесячного отпуска с тем, чтобы, повидавшись с матушкою и с вами, ехать обратно в Сибирь. Разумеется, что нужно, чтоб у меня были в Сибири дело и средства к существованию. Мне кажется, что хорошо бы было, если б маменька обратилась [с] прямою просьбою к государю; одна старость ее дает ей на это право. Наконец, если вы убедитесь в решительной невозможности выхлопотать мне позволение теперь ехать в Россию,-но только в случае решительной невозможности,-то пусть мне возвратят права без права возвращения в Россию на первое время; такое решение было объявлено на днях полит[ическому] преступнику Веберу, представленному Муравьевым к полному освобождению. Через это он хоть в Сибири сделался человеком свободным, равноправным со всеми, а я ведь до сих пор связан по рукам и по ногам. Я предвижу все возможные случаи, предоставляя вам полную свободу действовать, как вам покажется лучше. Вспомните только, что вы никогда не найдете более удобного времени, и что если вам не удастся освободить меня теперь, то вероятно никогда не удастся. От вас, от вашего умения, от вашей веры в успех, - ведь на свете нет ничего невозможного, - и от вашей энергии зависит теперь вопрос:

увидимся ли мы на этом свете или нет? В Сибири я не сгнию, это верно; только отказавшись от правильного планетного течения, мне придется опять сделаться кометою. А не хотелось, да и не легко - с женою очень будет трудно, один бы я не задумался. Но с нею я не расстанусь, прежде ж чем предпринять что-нибудь с нею вместе, надо 10 раз подумать. Обдумав дело, я решился подождать еще немного, пожалуй еще год, но никак уж не более, если увижу действительную и на чем-нибудь определенном основанную надежду на скорое освобождение. От вас же жду во всяком случае полной искренности и правды. Вы поступили бы очень худо, если б вздумали обмануть меня насчет моего положения. Так позволено поступать врагам, а не вам, - а малейшей нелепости, недобросовестности, противуречия с вашей стороны будет достаточно, чтоб подвинуть меня на самые головоломные предприятия. Я стал ко всему и ко всем недоверчив, я меня обмануть, убаюкать будет трудно, а если б и удалось, то я никогда не прощу обмана. Я обращаюсь к вам на прежних основаниях, хотя редко что не изменяется в жизни, сужу о вас по себе и верю в вас как в себя; но если вы изменились, если я вам надоел, скажите откровенно, жаловаться я не стану, требую от вас только во всем безусловной правды 1.

Я просил тебя, Николай, если это возможно без ущерба для моей чести, не разрывать моих отношений с Бенардаки, напротив определить, укрепить и устроить мои деловые с ним отношения, не скромничая, не донкишотничая и соблюдая по возможности мои выгоды. Тут представляются два возможные случая: или мне дадут позволение ехать в Россию или нет. В первом случае он должен знать, что я поеду в мае, и вероятно не откажется дать мне средства ехать в Россию, как делает это для всех служащих по его делам. Во втором же я б желал, чтобы он мне дал поручение на Амур до Николаевска; он узнал бы от меня без сомнения всю истину насчет того, что делается и что можно сделать и предпринять в этом крае, а правда в делах, правда за 6.000 и за 10.000 верст драгоценна.2 Во всяком случае я не возьму менее 3.000 руб. сер. жалования при его полном содержании, как это делается в Сибири, и чувствую себя способным принести ему пользы и на 6.000 р. жалования. Говорить нечего, что я не соглашусь остаться в его службе, если он мне не даст настоящего дела и не сознает своей ошибки.

Если вы найдете необходимым разорвать мои отношения с Бенардаки, не худо бы было, если бы Вы рекомендовали меня другому петербургскому или московскому капиталисту. Но в этом отношении на вас надежда плоха, то ли было бы дело, если б я сам мог побывать в Москве или в Петербурге.

Прощайте, братья, простите сухой тон моего письма, но что делать, на душе сухо, а все-таки я вас горячо люблю и по-прежнему в вас верю. Маменька, благословите нас, будем надеяться, что скоро свидимся.

Ваш

М. Бакунин.

Еще одно слово. Если меня не освободят, если разорвутся мои отношения с Бенардаки, и вы не найдете для меня другого дела, тогда необходимо будет продать мою часть имения, заплатить мои долги и выслать мне остальное, какое бы оно ни было. Другого выхода я не вижу3. Я живу теперь в долг, и кроме этого мне нужно заплатить еще 600 р. долга. Тесно и плохо и мало надежды, и все-таки я не теряю ни веры, ни духа.

Буду до конца бороться.

No 616.-Напечатано в "Былом" No 3/31. Оригинал находится 8 Прямухинском архиве, хранящемся а б. Пушкинском Доме.

1 Мы видим здесь последнюю попытку Бакунина легальным путем вернуть себе свободу, причем он определенно дает понять родным, что в случае неуспеха он намеревается бежать (это намерение, как мы узнаем из следующего тома, привело его родных в ужас). Как и из тюремной камеры, так и из глубины сибирской ссылки неутомимый Бакунин лично руководит хлопотами и толкает вялых родных, которые в сущности ничего так не боялись, как появления неугомонного бунтаря в России или даже в Прямухине. Разумеется, такой "правды" Бакунин от братьев не услыхал; только впоследствии он сам о ней догадался и ясно высказал это родным в письмах из Лондона.

Результатом этого нажима Бакунина было новое прощение старухи-матери на имя царя от 20 апреля 1861 года. В нем В. Бакунина, ссылаясь на свою старость и близкую смерть, просила в последний раз "дозволить сыну (ее) Михаилу, ныне уже не пылкому молодому человеку, а семьянину", возвратиться в отчий дом и провести с матерью те немногие дни, какие ей еще осталось прожить. 26 апреля Долгоруков доложил прошение царю, который положил на прощании резолюцию: "по-моему, невозможно", после чего шеф жандармов прибавил от себя: "оставить без последствий" ("Дело" о Бакунине, ч. III, л. 89). Таким образом для Бакунина побег становился лишь вопросом времени.