Фашисты - Майкл Манн

банковские проценты вполне справедливо ассоциировались с еврейскими финансистами. Та же ситуация (хотя и реже) наблюдалась с городскими квартиросъемщиками. В прямом классовом конфликте находились рабочие горнодобывающей промышленности и хозяева предприятий, преимущественно евреи. Венгерский антисемитизм стал бикфордовым шнуром страшного взрыва кровавых этнических чисток, о чем я подробно расскажу в следующем томе своей книги.

Социалистическая теория классового конфликта воспринимается рабочими гораздо более органично, чем фашистская идеология. Но в отсутствие эффективного социализма ее с успехом подменила фашистская «триада»: враг трудового народа — это финансовый, иностранный и еврейский капитал. В межвоенный период эта нехитрая мысль овладела умами миллионов, а в большой политической игре минимально правдоподобная ложь котируется много выше, чем не вполне очевидная правда.

Глава 8

РУМЫНСКАЯ «СЕМЬЯ» АВТОРИТАРИСТОВ

ВВЕДЕНИЕ

Общие контуры румынского фашизма я обрисовал во введении к предыдущей главе. Здесь же хочу более подробно остановиться на Румынии, этой самой политически молодой и экономически отсталой из всех стран, рассмотренных в данной книге. Современная Румыния появилась лишь в 1861 г. в результате объединения Молдавии и Валахии (в свою очередь состоящей из исторических областей Олтения и Мунтения), оторванных от отступающей Оттоманской империи. Первая мировая война стала для этой маленькой страны настоящим подарком судьбы, что хорошо видно на карте 8.1.

Карта 8.1

В надежде получить обещанную территориальную взятку от стран Антанты Румыния в 1915 г. объявила войну странам Оси. Награда была поистине королевской — по мирному договору Румыния получила Буковину от Австрии, Трансильванию и часть Крисаны и Баната от Венгрии, Бессарабию от России и Добруджу от Болгарии. Эти приращения более чем вдвое увеличили территорию и население страны, а нерумыны составили 30 % ее населения (несмотря на массовый отток иммигрантов на этническую родину). Национальный вопрос встал со всей остротой и приобрел классовую подоплеку, поскольку румыны на новообретенных территориях были в основном крестьянами, а горожане и представители высших сословий состояли в основном из бывших титульных народов (особенно мадьяр и немцев), да еще из евреев. Таким образом, не-румыны (евреи, венгры и немцы) оказались владельцами львиной доли национальной промышленности и торговли. Только евреям (4 % населения страны) принадлежало до 40 % коммерции и кредита и до 28 % промышленности. Среди врачей, ветеринаров, фармацевтов (единственные свободные профессии, открытые евреям) евреем был каждый четвертый. Румынскому среднему классу осталось довольствоваться государственной службой и менее престижными профессиями, не требующими высокого образования (Ianciu, 1996: 65–76). Со всей неизбежностью среди государственных служащих и румынской интеллигенции начал стремительно развиваться органический национализм. Как и в других странах с похожей судьбой, Румыния вдруг оказалась пролетарской нацией, «жертвой» инородческого капитала (прежде всего еврейского), в окружении «врагов» по всему периметру новых границ.

Но кто прислушивался к этим голосам? Армия и государство, монархическое и аристократическое, пожинали заслуженные плоды от выигранной войны. Православная церковь была лояльной государству. Исчезли лишь иностранные землевладельцы. Мы не можем назвать правящую элиту «старым режимом», поскольку она управляла страной не более полувека. Тем не менее позиции власти казались достаточно прочными. Правительство сделало ставку на умеренный национализм, который надеялось не выпускать из-под государственного контроля. В этой отсталой стране национализм как идея мог существовать только в городах. Большинство крестьян поначалу не осознавали себя членами нации. Горизонт их жизни ограничивался родной деревней и выживанием. Они надеялись, что после войны их жизнь материально улучшится, и с радостью приняли земельную реформу. Но румынская экономика нуждалась в высокоэффективном сельском хозяйстве, в повышении инвестиций, чему никак не способствовала аграрная реформа, раздробившая крупные землевладения на мелкие крестьянские хозяйства. Повысилась и рождаемость, с которой уже не справлялась традиционная экономика сельской семьи. Многим обедневшим крестьянам вместо пшеницы, главного экспортного продукта, пришлось сеять кукурузу для собственного потребления. Полунатуральное хозяйство вело к бедности, болезням, каждодневной борьбе за выживание. С 1913 по 1938 г. валовый национальный продукт вырос на ничтожные 7 % (Bairoch, 1976: 297). Уровень младенческой смертности — убедительный показатель качества жизни на селе — после 1930 г. тоже вырос, хотя средняя продолжительность жизни увеличилась. Без присмотра помещиков, предоставленные самим себе, румынские крестьяне начали прислушиваться к радикальным политическим агитаторам, обещавшим улучшить их горестное положение.

Формально Румыния была либеральной демократией. По настоянию Антанты избирательные права были предоставлены всем взрослым гражданам, включая евреев. Так Румыния стала последней страной в Европе, где евреи получили гражданские права. Законодательную власть осуществлял парламент, король сохранил значительный объем исполнительной власти, в частности право назначать и смещать министров, руководить полицией и армией. Монарх и аристократические политики, консерваторы и либералы, управляли страной все 1920-е. Это был уже знакомый нам полуавторитарный режим, удерживающий власть через выборы, коррупцию, патрон-клиентские отношения и выборочное подавление экстремистских элементов (включая фашистов). Сложившуюся систему власти с издевкой называли «попеременным правительством»: считалось, что оно погрязло в коррупции и не справляется со своими обязанностями. Либеральная модель выглядела неэффективной, социализм — чужеродным, что открывало стране «третий», фашистский путь. Впрочем, правительство сумело разработать национальную экономическую политику «опоры на собственные силы». Это была умеренно этатистская стратегия догоняющего развития, опирающаяся на государственный протекционизм. Главный архитектор экономических реформ Маной-леску называл ее «чудо-оружием» экономического национализма.

Этому сопутствовали насильственная ассимиляция меньшинств и румынизация общественных институций, включая образование, вывески, деловую рекламу. Это вызвало протесты и всплеск имперского ревизионизма среди некогда привилегированных национальных меньшинств, на что румынские националисты дали зеркальный ответ. В 1919 г. во время националистических беспорядков в Трансильвании были убиты десятки восставших мадьяр. В ранний межвоенный период даже румынские либералы и консерваторы были умеренными националистами.

Правительство урбанизированных реформаторов первостепенной задачей считало индустриальное, а не сельскохозяйственное развитие, доходы от продажи нефти — краеугольный камень румынской экономики — они вкладывали в промышленность и сокращали импорт. Нефть питала не только экономику, но и коррупцию. На фоне стагнации в сельском хозяйстве быстро набирала очки Национальная крестьянская партия (НКП), далекая от политического мейнстрима и не замешанная в коррупции. В 1928 г. она одержала убедительную победу на выборах. НКП ратовала за свободный рынок, социальную защиту крестьян и рабочих, выступала за демократизацию жизни и боролась с коррупцией. Лидеры партии призывали к этнической и религиозной терпимости, но среди рядовых партийцев встречался антисемитизм. У аграриев был реальный шанс провести либерально-демократические реформы в сельском хозяйстве, что могло бы способствовать и большей этнической терпимости. Однако король с крайним подозрением относился к реформистским тенденциям своего нового правительства. И в том же 1928 г. на долю партии выпали тяжелые испытания. Великая депрессия подорвала кредит общественного доверия (что случилось со многими правящими партиями Европы), и после этого удара НКП