Звездолов - Патриция Поттер

— Я причинил ей много зла.

— Мы все причиняли зло друг другу, все, кроме наших сыновей — и дочерей. — Впервые за все время граф открыто посмотрел на Марсали, и следующие его слова были исполнены горького раскаяния. — Доченька, я чуть не выдал тебя замуж за бесчестного негодяя и никогда себе этого не прощу. И все-таки я надеюсь, — он судорожно вздохнул, — что у тебя достанет милосердия простить меня.

— Ох, отец, — срывающимся голосом выговорила Марсали, подошла к нему, взяла за руки, — я тебе всегда все прощу. Все мы — Гэвин, Сесили и я — так тосковали по тебе последние два года.

— Девочка моя, — грустно покачал головою граф, — ты верно сказала. Вы два года жили с человеком, свихнувшимся на жажде мести.

— Кстати сказать, — зловещим тоном начал маркиз. Патрик оглянулся и увидел, что отец помрачнел. Тот продолжал, не сводя глаз со своего старого друга:

— До меня дошло, что твоя дочь и мой сын более не чужие друг другу — во всех смыслах этого слова. Они обручились, и, прежде чем бушевать, узнай: это произошло при свидетелях.

Патрик услышал, как тихо ахнула Марсали, и переглянулся с нею, ожидая новой грозы.

Ни грома, ни молнии не последовало. Граф и маркиз продолжали хмуриться друг на друга. Затем Эберни медленно расплылся в улыбке и тихо, гортанно засмеялся:

— Грегор, наши отпрыски обвели нас вокруг пальца.

— Ох, Дональд, верно.

— А я так думаю, всей правды ты все-таки не знаешь, — продолжал граф. Патрик встревожился, ибо Эберни заговорщически подмигнул ему и, снова обращаясь к маркизу, сказал:

— Когда мы проезжали через твои горные пастбища, я заметил несколько тощих-претощих коров. Они мне показались знакомыми, но выглядели чуть худее, чем когда я видел их в последний раз. По-моему, то было на прошлой неделе, на моих равнинных лугах.

Грегор Сазерленд стал мрачнее тучи, и Патрик затаил дыхание, готовясь к худшему.

— В толк не возьму, к чему ты клонишь, — буркнул маркиз.

— Я говорю, — с явным удовольствием пояснил граф, — что наши с тобой сыновья гоняли одних и тех же несчастных коров с моих лугов на твои и обратно, а нам каждую неделю рассказывали об удачных набегах. Я еще все удивлялся, почему совсем нет раненых.

У старого Сазерленда отвисла челюсть, но в растерянности он пребывал недолго. Патрик решил не сдаваться.

— Ты сделал это? — спросил отец, устрашающе глядя на него.

— Да.

— Ты пренебрег моим прямым приказом?

— Ты велел мне пригнать назад твоих коров, — отвечал Патрик. — Я и пригнал… просто не стал мешать Гэвину забирать их обратно. Мне нужно было выиграть время, чтобы разоблачить Синклера и найти Маргарет.

При упоминании имени его мачехи — разумеется, вовсе не случайном — грозные складки у рта отца стали мало-помалу разглаживаться, и постепенно, к изумлению Патрика, лицо его просветлело настолько, что он казался почти довольным, а когда заговорил, Патрик остолбенел от неожиданности.

— Я горжусь тобою, сын, — промолвил маркиз Бринэйр. — И скажу тебе спасибо, если ты возьмешься напоминать мне об этом время от времени — вдруг я случайно забуду.

Проглотив неожиданно сдавивший горло комок, Патрик кивнул:

— Да, сэр. Я постараюсь.

Отец кивнул в ответ. Затем со вздохом взглянул на Эберни.

— Дональд, не пойти ли нам посидеть у меня, промочить горло? Я честно стоял столько, сколько позволяет мне проклятая нога.

— Пойдем, — согласился граф, подходя к старому товарищу. — И еще я хотел бы, коли не возражаешь, увидеть сына.

— Конечно. Мне сказали, он недурно устроен. Элизабет, кажется, все утро от него не отходила.

— Ах да, славная девчушка. Сколько ей сейчас? Четырнадцать?

— Пятнадцать.

Они медленно побрели к лестнице, и Патрик услышал, как отец говорит:

— Ты хоть понимаешь, каких ослушников мы оба наплодили?

— Да уж, — донесся до него сокрушенный ответ графа. — Сам не знаю, как это вышло. Но, скажу тебе по чести, я не удовольствуюсь только обручением моей дочери. Мы должны сыграть свадьбу. И чем скорее, тем лучше.

— Полностью с тобою согласен. Дональд, ты не поверишь, какой гадостью нас тут кормили до появления Марсали. Верно говорю, в иные ночи мне просто жить не хотелось…

За разговором они поднимались наверх, и голоса постепенно затихали. Патрик, задрав голову, в полном изумлении провожал их взглядом, покуда они не повернули с площадки второго этажа в коридор.

Тогда он взял Марсали за руку и повел к парапету, так похожему на парапет в замке Эберни. Уже смеркалось, зажигались первые звезды. Марсали посмотрела на Патрика; ее глаза сияли так же ярко, как звезды в вечереющем небе. Минуту-другую они просто глядели друг на друга — а потом одновременно улыбнулись. Оглушительно гикнув, Патрик схватил Марсали на руки и закружил, и она, смеясь, припала к нему. Ее длинные волосы летели за нею темным плащом. Они кружились, пока мир не завертелся у Патрика перед глазами, и тогда он опустил Марсали наземь и поцеловал ее — крепко, жадно, вложив в поцелуй всю страсть и все счастье, что переполняли сейчас его сердце.

— Они хотят нас поженить, — отдышавшись, сказал он.

— Не может быть, чудо какое-то, — выдохнула она. — Но меньшего я от моего звездолова и не ожидала.

Он улыбнулся ей — и с любовью и огромной нежностью вспомнил о той маленькой девочке, что стояла, печальная и всеми покинутая, у парапета в Эберни много лет тому назад.

— Если я — твой звездолов, — сказал он, — то ты — моя звезда. В ту ночь, когда я дотянулся до небес, я нашел там настоящее чудо. Я нашел тебя. Марсали, я не могу представить себе мира, который не освещала бы ты.

Ты — мое сердце, моя жизнь, и я буду любить тебя до конца моих дней.

— О, Патрик, — вздохнула она.

И когда он снова нашел губами ее губы, все звезды, сколько ни было их в небе, казалось, стали больше и загорелись ярче, обняли Патрика и Марсали лучами своего света, и темно-синий купол неба медленно поплыл вокруг них.

Эпилог

День для свадьбы выдался просто великолепный — все так говорили.

Ярко светило солнце, щедро разбрасывая повсюду снопы лучей, и сочная зелень лугов казалась россыпью изумрудов, а легкий туман над горами — праздничным покровом, расшитым мелкими бриллиантами.

Марсали стояла перед зеркалом, дрожа от нетерпения, пока Элизабет и тетя Маргарет в последний раз оправляли на ней платье, а Джинни расчесывала ее темные волосы и вплетала в них живые цветы. Жаль, что рядом не было Сесили, но надо же кому-то принимать гостей в большом зале… В распахнутое окно со двора долетали звуки начинающегося пиршества: смех, пение, игра на свирелях.

На миг Марсали замутило; она положила ладонь на живот, но тошнота тут же прошла, и она вздохнула с облегчением. Это все от волнения, а не от того, что в ней уже растет ребенок. Эта новость будет ее свадебным подарком Патрику.