Черный ворон - Дмитрий Вересов

— Знаем-знаем, чем в таком институте занимаются, — похохатывая, говорил каждый и похлопывал Павла по плечу.

О Варе он вспоминал эпизодически, и эти воспоминания были для него мучительны. О Тане не вспоминал вовсе, пока, уже в середине ноября, она сама не пришла поздравить его — он только что вернулся из Москвы кандидатом наук.

В тот вечер у Павла получилось нечто вроде импровизированного малого банкета. Не сговариваясь, собрались самые близкие из коллег и друзей. Они шумно переговаривались и спорили, сыпля непонятными для непосвященных терминами, что-то писали на салфетках и с торжествующим видом совали друг другу под нос, выпивали, кто умеренно, а кто и не очень. Таня посидела в этом гаме минут пятнадцать и исчезла настолько незаметно, что Павел заметил ее отсутствие, только когда гости стали расходиться. Утром он позвонил ей.

Дальше все получилось как-то само собой. Она умела оказаться рядом в самую нужную минуту — отвезти чрезвычайно важную, но в суматохе забытую бумажку в аэропорт отлетающему коллеге, взявшемуся передать оную бумажку в министерство или еще куда-нибудь, подкинуть самого Павла на совещание в другой конец города, проворно и без ошибок напечатать срочный материал, четко и красиво вычертить график. Павел узнал, что она ушла из управления культуры, чтобы спокойно закончить университет, и у нее образовалась масса свободного времени. Ее желтые «Жигули» на шипованной резине носились по городу в любую погоду — теперь преимущественно по делам Павла. Все у Тани получалось настолько легко и как бы между прочим, что Павел быстро перестал терзаться мыслью, что безбожно ее эксплуатирует. В доме было тягостно — из-за матери, всегда бывшей нелегким человеком, и особенно из-за Елки, сделавшейся совсем чужой — мрачной, замкнутой, навевающей тоску. Отец после санатория почти перестал бывать дома, только заглядывал по пути со службы на дачу. Постепенно у Павла сложилась привычка проводить все свободное время, которое у него оставалось, у Тани, где было уютно, непринужденно и чуть безалаберно. Он близко сошелся с Адой Сергеевной, очаровательной, удивительно молодой матерью Тани, которую все принимали за ее старшую сестру. Танин отец, которого Павел еще со школьных времен запомнил больным, неопрятным и неприятным стариком, теперь был совсем плох и не вылезал из больниц. В доме о нем не говорили, сами следы его присутствия как-то выветрились. Сюда запросто приходили разные интересные люди — артисты, музыканты, художники, здесь музицировали, читали стихи, рассказывали анекдоты и интересные случаи из жизни, пили много чаю, ароматного, с какими-то особыми добавками, и много смеялись.

Именно сюда Павел примчался встречать Новый год и именно здесь, танцуя с Таней под пушистой, горящей разноцветными огнями елкой, радостный, опьяненный шампанским и близостью прекрасной юной женщины, он сделал ей предложение. Она приняла его.

И Ада, и родители Павла, особенно мать, отнеслись к такому решению детей в высшей степени благосклонно.

Уже был куплен свадебный подарок — недорогой, но симпатичный кофейный прибор цвета шоколада, на котором Таня остановила свой взгляд после многочасового похода по магазинам. Уже был отобран наряд, в котором она придет на свадьбу самого дорогого Иванова друга. Не сказать, чтобы выбор был очень затруднителен: черный брючный костюм с жилетом уже не годился в качестве парадного — поношен и старомоден. Оставалось только бархатистое платье бутылочного цвета с пышными рукавами, к которому нужно всего лишь пришить свежий кружевной воротничок. На цветы, которые они купят по пути к Дворцу, было заранее отложено семь рублей. На очередном приеме у нарколога Иван попросил дать ему двойную дозу порошка и гипноза — свадьба у друга, на которую он не может не пойти… Доктор ничего удваивать не стал, но провел среди Ивана большую разъяснительную работу и велел показаться, самое позднее, через два дня после свадьбы…

Впервые в этом году пригрело солнышко и чуть подсохли лужи. Иван не стал дожидаться автобуса, тем более что на остановке стояла изрядная толпа, а, расстегнув пальто, направился к себе на Намыв пешком. От прогулки он немного разрумянился, непривычная физическая усталость была приятна. Его не расстроило даже то, что уже перед самым домом, переходя через остатки стройплощадки, он таки вляпался в густую серую грязь.

Платяной шкаф был открыт настежь. На столе в беспорядке лежали блузки, кофточки, колготки, а посередине зиял пастью их единственный клетчатый чемодан.

— Таня! — крикнул изумленный Иван. — Ты чего это?

Скрипнула кухонная дверь, и вышла Таня. Она была в плаще, непричесанная, с заплаканными глазами.

— Ты чего? — повторил Иван. Она молча протянула ему телеграмму. «умер петенька тчк похороны двадцать седьмого тчк приезжай помоги лизавета». И через строчку — пометка телеграфистки «подтверждаю умер».

— Надо ехать, — сказала Таня и вдруг обняла Ивана, прижала его к себе.

— Хочешь, поедем вместе? — сказал он, сопереживая.

— Нет. Тебе надо остаться и обязательно пойти на свадьбу. Павел ждет. А Лизавета ждет меня. Деньги на продукты я оставила на холодильнике, а за квартиру сама заплачу, как приеду. Позвони Светке, объясни, что да как, чтобы в техникуме знали, что не прогуливаю. Павлу от меня поклонись обязательно и его Татьяне.

— Билет-то есть у тебя?

— Прямо на вокзале куплю.

— Только телеграмму не забыть, чтобы без очереди… Она всхлипнула.

— Совсем одна ведь осталась, сестра-то…

— Может, ее сюда, к нам? — предложил совсем растрогавшийся Иван.

— Не поедет она. У нее там работа, дом, хозяйство. Да и нас стеснять не захочет. Она деликатная.

Таня заплакала, уткнувшись Ивану в плечо. Он нежно и растерянно гладил ее спину. Через минуту она шагнула в сторону и решительно провела рукой по глазам.

— Все. Надо собираться, а то ночной пропущу… Я ей кой-какие свои вещички свезу, не возражаешь?

— Ну что ты, конечно.

Пока она собиралась, он приготовил чай, напоил ее и в термос заварил, на дорожку. Обнял на прощание, поцеловал. Но проводить до вокзала как-то не сообразил.

VII

Предсвадебные хлопоты Павла не коснулись, разве что пару раз Таня свозила его в ателье на Невском на примерку костюма. Кольца, ботинки, рубашки и прочее привозили прямо на дом, и ему оставалось только отобрать. Еще его попросили дополнить огромный список гостей именами тех, кого хотел бы видеть на своей свадьбе лично он, и расписаться в доброй сотне приглашений, текст которых был заранее написан бисерным почерком Ады. Из приглашенных он был знаком примерно с половиной, о других только слышал, третьих не знал вовсе.

Всю организационную работу взял на себя штаб в лице Ады и Лидии Тарасовны. Две женщины, столь разительно несхожие между собой, сильно сдружились и составили мощную, оборотистую и сплоченную команду. В полном объеме план предстоящей операции был ведом только им двоим, хотя ко многим пунктам были подключены Таня и, естественно, Дмитрий Дормидонтович. Когда жена говорила ему: «Нужно то-то и то-то», он отдавал соответствующим людям соответствующие распоряжения и больше ни во что не вмешивался. Разумеется, без его команд столь грандиозное мероприятие не могло бы состояться.

Двадцать седьмого апреля Павел по привычке проснулся в половине восьмого, сделал зарядку, умылся, побрился, выпил кофейку с бутербродом и пошел к себе в комнату за портфелем. Проходя через гостиную, он с некоторым удивлением посмотрел на стол посередине стояла большая ваза, полная цветов, и посеребренный поднос, заваленный разноцветными телеграммами и открытками.

— О Господи! — тихо, но выразительно сказал он и хлопнул себя по лбу. — Ну я и идиот!

Он стал просматривать поздравления. Ничего не скажешь, убедительно. Вон, даже правительственная торчит. «Достойного сына достойного отца поздравляю законным браком кириленко». Дорогой Андрей Петрович лично. Что ж, не имею чести быть представленным, но польщен-с… А тут? «Поздравляю всей душой ждите тетя клава». Ага. Ждем не дождемся. Интересно, эта тетя Клава — отцовская родня или материнская?.. Вот из Ижевска. «Так держать чибиряки». Это точно материнские. Без «ждите» — ну и слава Богу! Чибиряк-Ростовский уже прибыл, вчера весь вечер сидел, гундел. Давно не виделись, уже и забыл, какой он мерзкий, мамин братец, чекист единоутробный…

— Изучаешь?

Мать в халате вошла неслышно.

— Изучаю, ма.

— Вон какие люди тебе добра желают… Я тут примерный списочек составила, в каком порядке поздравления зачитывать, так хочу с тобой посоветоваться насчет ученых — кто академик, кто лауреат, кто просто профессор…

— Потом, ладно?

— Хорошо, сыночек мой. — Как искренне она сегодня хочет быть ласковой матерью! Надолго ли хватит?