Черный ворон - Дмитрий Вересов

Таня заканчивала первый курс техникума. По вечерам, убрав после ужина со стола, она доставала учебники и конспекты и садилась за домашние задания. Если Иван, утомившись, вылезал в гостиную и включал телевизор, она собирала тетрадки и уходила в кухню. Если же он устраивался там пить чай или кофе, она перебиралась обратно в гостиную. Такой порядок устраивал обоих. Иногда, под настроение, Иван брался выправлять ей сочинения, гонял по литературе и английскому. С чувством собственного превосходства он подробно разъяснял ей все ее ошибки, сожалея про себя, что этих ошибок так мало.

Помимо общеобразовательных предметов по программе старших классов средней школы, были и специальные — экономика, бухгалтерский учет, основы банковского дела. Тут уж Иван ничем помочь не мог, а преподаватели были строги, так что в отличницы Таня не выбилась, хотя и считалась добротной, успевающей студенткой. Иногда после занятий она заходила с подругами в кафе-мороженое полакомиться пломбиром с сиропом, а то и стаканчиком сухого вина. Но это получалось нечасто.

Марина Александровна сильно переменилась и нисколько не докучала Лариным-младшим. Явившись седьмого ноября с инспекцией, придирчиво обнюхав Ивана на предмет алкоголя и заглянув в холодильник, буфет, шкаф, сервант и даже в навесной шкафчик в ванной, она без особой охоты признала Ивана вполне обихоженным, а Таню — относительно справной женой. Правда, вслух она сделала это признание несколько позже, в новогоднюю ночь. Получив приглашение от родителей, Иван устроил с Таней небольшой «совет в Филях», на котором было решено, что Новый год — праздник все-таки семейный и, несмотря на наличие других вариантов (звали и девчонки из старого общежития, и сокурсницы, и соседи Пироговы, и коллега Ивана, запойный редактор Постромкин), надо идти в дом на Неве. Таня была тем более довольна таким решением, поскольку знала, что уж там-то никто не станет вливать стаканы со спиртным мужу в глотку, и в охотку приготовила к празднику гуся, салат «оливье» и еще прихватила клюквы для морса. И действительно, в знак солидарности с Иваном на праздничный стол выставили только морс, пепси-колу и минеральную воду, а под бой курантов чокнулись шипучим безалкогольным крюшоном. Однако, когда наевшийся и раздувшийся от выпитой жидкости Иван отчалил в половине третьего спать в бывшую свою комнату, свекор зашел в кухню, где Таня мыла посуду, заговорщически ей подмигнул и поманил пальцем. В гостиной, при свечах, их поджидала Марина Александровна. На очищенном от десерта столе стояли бутылка коньяка «Двин», марочный молдавский херес, две тарелочки — с лимоном и мелко нарезанным сыром, и бокалы с рюмками.

— С Новым годом, Танечка! — сказал свекор, разливая вино, а Марина Александровна поднялась и расцеловалась с невесткой.

После нескольких бокалов она размякла, разоткровенничалась и заявила Тане, что хотя поначалу и была противницей такой женитьбы сына, убедилась, что Иван попал в надежные и любящие руки, и теперь, когда душа ее спокойна, она наконец может пожить и для себя.

Таня ее не очень поняла, что такое «пожить для себя» — а для кого же свекровь жила до сих пор? — но сочла за благо промолчать и только согласно кивала головой.

Павел Иванович, уже прилично набравшийся, пустил слезу и только приговаривал:

— После нас все вам достанется, детки мои хорошие… И квартира, и мебеля… Только вы уж постарайтесь нас ублажить на старости лет…

— Ты что это, отец? — Марина Александровна посмотрела на мужа со значением.

— А то. Мне до пенсии три года осталось… Внучков нянчить хочу, вот что… Детишек-то вволю понянчить не дала…

Марина Александровна вспылила.

— Завел шарманку! Иди проспись, а то залил глаза, обрадовался! А еще удивляемся, в кого это у Ваньки такие наклонности.

— Наклонности-наклонности… — пробурчал Павел Иванович, но жену послушался, отправился укладываться.

Женщины еще посидели немножко, посмотрели праздничный балет на льду и тоже разошлись по койкам.

Потрафить свекру, мечтающему о внучатах, Таня при всем желании не могла — после больницы Иван ни разу не спал с ней, даже и не проявлял желания. Поначалу она еще пыталась проявить в этом плане какую-то активность, но все было бесполезно. Умом она смирилась с этим положением, надеясь, что со временем все выправится и встанет на свои места. Но все чаще поднималось в ней какое-то горькое томление. Ей снова стал являться незнакомец в маске. Все было так же, как в тех, прежних снах, только в кульминационный момент незнакомец разражался неслышным смехом и отталкивал ее.

После борща и жаркого Иван запросил чаю. За чаем он съел половину пирога с лимоном, который Таня планировала на ужин, сладко потянулся и сказал:

— А что сегодня по телику?

— Не знаю, — сказала Таня. — Я газету не вынимала еще.

— Слушай, я бы сам сходил, но что-то так наелся, что и пошевельнуться не хочется…

Таня вздохнула.

— Ладно, спущусь. Только ты тарелки в мойку составь да со стола вытри.

Она спустилась на первый этаж и вытащила из ящика сегодняшнюю «Смену» с программой и кроссвордом и большой красивый белый конверт с их адресом, и фамилией. Верхний угол конверта украшали два рельефных золотых кольца.

От кого бы это? Таня с трудом удержалась, чтобы не распечатать конверт прямо в лифте. Все же надо бы раскрыть при Иване и прочитать вместе. Но ведь любопытно! Иван лежал на их широкой кровати и смотрел в потолок.

— Принесла? — спросил он. — Давай сюда!

Таня протянула ему конверт.

— Это еще что? От кого?

— Не знаю. Давай вместе посмотрим.

— Что ж ты сама не раскрыла… Ну ладно, посмотрим.

Он вынул из конверта белую складную открытку с такими же кольцами и надписью «Приглашение на свадьбу», развернул, открытку и вслух прочитал:

— «Милые Танечка и Ванечка! Приглашаем вас 27 апреля в 17:00 в Голубой Павильон на нашу свадьбу и торжественный обед. Сбор в 16:00 у памятника «Стерегущему» (станция метро «Горьковская»). Татьяна, Павел»… Тут еще на обороте что-то… Вот. «Ванька, не вздумай не прийти. Ты свидетель. Услуга за услугу. Поль».

— Павел женится, — сказала Таня. — А что за Татьяна?

— Понятия не имею, — ответил Иван. — Может, кто-нибудь с работы… А вдруг это Танька Захаржевская, сестра Ника? Они вроде знакомы… Ты помнишь Ника?

— Это такой вертлявый, язвительный, у нас на свадьбе?

— Да. Он неплохой вообще-то, только корчит из себя… Танька лучше него. Классная девчонка, самостоятельная. Если она — хорошо бы.

— А ты позвони да узнай.

Назавтра Таня отволокла вяло сопротивлявшегося Ивана в общагу на Маклина, где мастерица Оля (Поля давно уехала домой в Житомир) вставила замечательные, почти незаметные клинья в его свадебный костюм.

Для Павла осень получилась ураганной. Он мотался из Москвы в Питер и обратно, на ходу писал всякие заявки и заявления, выступал с докладами на советах, президиумах и коллегиях, встречался в широком и узком кругу с учеными, военными, чиновниками разных министерств. Переезжать в столицу он категорически отказался, чувствуя, что не вправе оставлять еще не оправившегося отца и заторможенную, явно нездоровую сестру на мать, недобрую и непредсказуемую. Поэтому с подачи Рамзина специально под Павла в небольшом, но серьезном закрытом институте создали отдел, а чтобы должности начальника отдела соответствовала ученая степень, моментально организовали закрытую защиту в рамзинском головном институте, на которую Павел вместо диссертации представил на тридцати двух страницах свои разработки по голубым алмазам. Кандидатский минимум у него был давно уже сдан, а прочие бюрократические препоны — публикации, апробации и тому подобное — были сметены мощной рукою Рамзина. Протокольная часть, которая, как известно любому диссертанту, отнимает куда больше крови и нервов, чем сама работа над диссертацией, была организована так, что Павел ее попросту не заметил. У учреждения, в которое он пришел, не было названия, только номер — «4-12». Эта цифра, до боли знакомая многим, подарила приятелям Павла массу веселых минут — напомню, что в те годы ровно столько стоила поллитровая бутылка «Столичной».

— Знаем-знаем, чем в таком институте занимаются, — похохатывая, говорил каждый и похлопывал Павла по плечу.

О Варе он вспоминал эпизодически, и эти воспоминания были для него мучительны. О Тане не вспоминал вовсе, пока, уже в середине ноября, она сама не пришла поздравить его — он только что вернулся из Москвы кандидатом наук.

В тот вечер у Павла получилось нечто вроде импровизированного малого банкета. Не сговариваясь, собрались самые близкие из коллег и друзей. Они шумно переговаривались и спорили, сыпля непонятными для непосвященных терминами, что-то писали на салфетках и с торжествующим видом совали друг другу под нос, выпивали, кто умеренно, а кто и не очень. Таня посидела в этом гаме минут пятнадцать и исчезла настолько незаметно, что Павел заметил ее отсутствие, только когда гости стали расходиться. Утром он позвонил ей.