Мальчик – отец мужчины - Игорь Кон

Но может быть, у мальчиков и девочек разные критерии субъективной удовлетворенности жизнью и самоуважения? В феминистских исследованиях этот момент занимает центральное место, а в работе Медоус, Лэнда и Лэм он отсутствует. Из того, что не правы феминистки, говорящие о «кризисе девочек», еще не вытекает, что правы их противники, которые пишут о «критическом положении американских мальчиков». Чаще всего за этими жалобами стоит недостаток знаний и избыток оппортунизма. Газетные ссылки на психофизиологию и другие сложные науки, как правило, неосновательны и грешат упрощениями, статистические корреляции выдаются за причинные связи, а неправомерные умозаключения – за доказанные факты.

Подготовленный Независимым исследовательским центром супругов Гейтс основательный доклад Сары Мид «Правда о мальчиках и девочках» (Mead, 2006), опираясь на тщательный анализ социально-педагогической статистики, показывает, что слухи о глобальном отставании, регрессе и едва ли не гибели американских мальчиков, мягко говоря, преувеличены. В целом разрыв между девочками и мальчиками в пользу девочек в последние годы уменьшился, но в тех сферах, в которых девочки всегда опережали мальчиков, он увеличился, создавая тем самым впечатление глобального отставания мальчиков. Однако причина «гендерного разрыва» не в том, что мальчики стали учиться хуже, а в том, что девочки стали учиться лучше.

По словам Сары Мид, истерия по поводу мальчиков отчасти зависит от угла зрения. Хотя большинство американского общества, в конечном счете, приняло идею женского равенства, многим людям трудно переварить мысль, что женщины могут фактически превзойти мужчин в каких-то областях, даже если в других сферах они продолжают отставать. Поэтому мальчиков стали называть «отстающими», несмотря на то, что их абсолютные показатели улучшаются.

Долгосрочные тенденции национальной педагогической статистики США, ведущейся с начала 1970-х годов, неодинаковы по разным учебным предметам. Например, у мальчиков младшего и среднего возраста показатели по чтению за это время заметно улучшились, а у старших мальчиков ухудшились по сравнению с 1990-ми, но не с 1970-ми годами. По математике с 1990 по 2005 г. налицо стабильный рост, по истории есть небольшое улучшение, а по географии – никакого.

Короче, ничего катастрофического с мальчиками в последние годы не произошло, в целом разница между мальчиками и девочками стала меньше, чем раньше. В том, что девочки опережают мальчиков по чтению и письму больше, чем мальчики опережают девочек по математике, естественным наукам и географии, нет ничего нового. Разница в пользу девочек по этим предметам существовала всегда, сейчас мальчики ее даже уменьшили (у девятилеток с 13 пунктов в 1971 г. до 5 пунктов в 2005 г.). Зато преимущество 17-летних мальчиков перед девочками в математике уменьшилось, и это вызывает панику. У старших школьников улучшения вообще нет, некоторые показатели у обоих полов даже ухудшаются. Почему? Может быть, характер школьного преподавания не отвечает запросам ни мальчиков, ни девочек?

С этими выводами согласились и феминистки. Последний отчет AAUW (Corbett, Hill, St. Rose, 2008), подводя итоги развития американского образования за 35 лет, делает три главных вывода: 1) успехи девочек достигнуты не за счет мальчиков; 2) в среднем успеваемость улучшилась как у девочек, так и у мальчиков; 3) для понимания достижений девочек и мальчиков необходимо учитывать расово-этнические различия и разницу семейных доходов. «Кризис мальчиков» сильнее всего поражает мальчиков из бедных семей и из этнокультурных меньшинств. Некоторые группы американских мальчиков, особенно испаноязычные, черные и выходцы из бедных семей, действительно переживают учебные трудности, не выдерживая соревнования с более благополучными ровесниками и ровесницами, но это не гендерные, а социально-экономические и, если угодно, расовые проблемы.

О том же говорят западноевропейские и мировые данные.

В 19 из 22 стран ЕС и в трех партнерских странах доля получивших полное среднее образование девочек выше, чем доля мальчиков. В Дании, Финляндии, Исландии, Ирландии, Новой Зеландии, Норвегии, Польше, Испании и Бразилии девочки опережают мальчиков более чем на 10 %. В Турции выпускниц на 8 % больше, чем выпускников, а в Корее и Швейцарии эта разница меньше 1 % (см. подробнее Кон, 2009).

Впрочем, даже в одной и той же стране динамика развития в разных школах неодинакова. При обследовании 450 000 учащихся из 2 700 английских школ второй ступени выяснилось, что учебные показатели девочек во многих школах прогрессируют быстрее, чем показатели мальчиков, обратной тенденции нет нигде. В то же время почти в половине школ страны оба пола прогрессируют более или менее одинаково, а в значительном меньшинстве школ задача повышения общего уровня образования стоит острее, чем уменьшение «гендерного разрыва» (Grayetal.,2004).

Какое отношение все это имеет к России? К сожалению, в России нет того долгосрочного улучшения положения детей, которое констатируют американские и британские авторы и на фоне которого происходит отмеченное ими ослабление гендерных различий. Нет в России и адекватной социально-педагогической статистики, без которой нельзя судить о долгосрочных социальных процессах. Тем не менее, глобальные тенденции развития у нас и у них одни и те же. Западный опыт не объясняет наших конкретных проблем, но позволяет понять несостоятельность абстрактного противопоставления «мальчишеских» интересов «девчоночьим». На мой взгляд, ни американская, ни западноевропейская, ни российская школа сегодня, в отличие от недавнего прошлого, сознательно не протежируют ни мальчикам, ни девочкам. Однако школьное образование продолжает воспроизводить противоречия, характерные для современного гендерного порядка в целом. Разбираться в них должна теоретическая макросоциология. От социальной педагогики требуется чувство реализма и здоровое недоверие к тем, кто предлагает простые рецепты для решения сложных проблем.

Школьное насилие: буллинг и хейзинг

Я бреду из школы по спокойному переулку, меня нагоняют ражие и зычные старшеклассники. Один уже заносит руку меня ударить. Другой говорит: «Не тронь, я его знаю, он хороший парень, вот я ему скажу, и он у меня наземь сядет, – а ну, сядь!» Я подсовываю под себя в грязь облупленный портфель и сажусь на него, думая только об одном: как бы он не сказал: «Чего жульничаешь? Не на портфель, а на тротуар!» А на тротуаре липкая черная слякоть. Но нет, сегодня он не злой, и парни, хохоча, проходят мимо.

Из эволюционной биологии, этологии и антропологии мы знаем, что мужчины унаследовали от животных предков, с одной стороны, повышенную агрессивность, а с другой – склонность к формированию закрытых для женщин и для посторонних мужчин групп, союзов и сообществ (мужская гомосоциальность или malebonding). Все мужские сообщества организованы иерархически, на основе господства и подчинения, статус в них достигается путем индивидуального соперничества, один на один, и путем образования соперничающих друг с другом союзов и коалиций.

В детском сообществе, включая школу и школьный класс{7}, за социально-возрастными коалициями закреплены определенные социальные привилегии, дающие старшим относительно «законное» право распоряжаться младшими, причем принадлежность к господствующей группе символически ассоциируется с приписываемой ей повышенной маскулинностью: «настоящие мальчики» контролируют и подчиняют себе недостаточно зрелых, слабых и «неполноценных». В архаических обществах переход из младшей группы в старшую оформляется специальными обрядами, в ходе которых мальчик должен перенести мучительные и унизительные испытания, только это позволяет ему стать «настоящим мужчиной». Мальчик, который этих экстремальных испытаний не выдержит, мужского статуса не приобретает.

Более или менее узаконенное и институционализированное индивидуально-групповое насилие существует, как мы видели, и в школе. Его самые распространенные формы, которым посвящена огромная, но практически неизвестная в России научная литература, – буллинг и хейзинг.

Английское слово буллинг давно уже стало из обыденного социально-психологическим и педагогическим термином. Исследователи обычно определяют буллинг (это слово можно перевести как «травля») как повторяющееся враждебное поведение, имеющее целью причинить ущерб кому-то физически или психологически более слабому. Различают прямой, открытый (например, нападение), и опосредованный (например, исключение из общения) буллинг, а также целенаправленный, сознательный, буллинг и реактивный буллинг, мотивированный чувством гнева.

Мотивационные и реляционные (связанные с отношениями) аспекты буллинга очень разнообразны. Хотя, как заметил один исследователь, только булли могут знать свои мотивы и только их жертвы могут оценить степень причиненного им вреда, психологи изучают это явление в самых разных контекстах. Что мы об этом знаем?