«Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой» - Петр Ингвин

— Откуда взяться опыту, коли не драться?

— Соображаешь. Слушай сюда. Если получится, бей ногой в брюхо или в пах, там мышцы плохо держат удар. Если повезет, будут разрывы.

— Если повезет, — с грустью повторил кто-то и шумно вздохнул.

— Слабое место у них — позвоночник, — донеслось с другого края. — Волк просто не приспособлен к падениям на спину.

— Борщич, Миряй, не морочьте мальцу голову. — Это снова голос того, что рассматривал Тому.

Опасный голос. Я невольно сдвинулся к девушке. Какая-никакая, а защита, если что. Хоть что-то смогу. Ну, надеюсь, что смогу. Потому что прав невидимый оппонент Борщича и прочих: откуда взяться опыту, коли не драться?

— Волка бей прямым в нос, в переносицу или в затылок. Или пальцами — в глаза. Или заткни ему ноздри. Главное — не бойся. Они чуют.

Новая тень направилась к нам от прохода. По мере приближения становилась все больше и больше. Вот уже переросла размеры нормального человека… Малик?!

Нет, фигура оказалась еще больше, просто великанской. Может, оттого, что смотрим снизу?

— Царевна Тома! — знакомый голос костоправа сопроводил ищущие телодвижения, старавшиеся ни на кого не наступить. — Я сделал мазь. Вотри, полегчает. И заживет быстрее. Это не от зашиба, а от того, что мучает.

Его руки оставили у нас под носом выдолбленную деревяшку с чем-то невообразимо вонючим.

— Рискнешь? — шепнул я, едва «доктор» удалился.

— Все, что угодно! Хоть черта лысого, лишь бы боль прекратилась.

В отношении черта лысого хотел пошутить про новую ипостась нашего отсутствующего спасителя. Смолчал. Ей не до шуток.

— Они все чуют, — продолжал неизвестный знаток волков. — Даже мысли твои чуют. Вот и представь, как ломаешь ему лапы, крушишь ребра, душишь коленом, рвешь на части, зверь визжит, хочет вырваться… а кровища хлещет рекой, кости трещат… Волки прочтут твои мысли. Или увидят в глазах. Это и будет твой шанс.

Тома долго возилась, стягивая штаны из-под доспешной юбки. Затем ладонь зачерпнула из деревяшки и начала мазать. Все это самостоятельно, лежа лицом вниз. Но не навязываться же с помощью в столь щекотливом деле. Я лишь смотрел по сторонам, чтоб никто не приближался.

— И кричи, — продолжал учить неизвестный, — кричи что угодно, но кричи страшно. Беги навстречу с ужасным воплем. Даже если не уступит и прыгнет — увернись. Вдогонку врежь ему в пах или дай пинка под хвост. А лучше вдарь по башке. Один раз промахнувшись, волк подумает, кидаться ли второй, и признает в тебе настоящего соперника. А если в тот момент нечего и некого защищать, может начать защищать свою жизнь, то есть, выйдет из боя.

— Бли-и-ин… — с неописуемым чувством досады вышептала Тома.

— Что случилось? — склонился я. — Жжет? Болит?

Девушка чуть не плакала.

— Липнет к штанам, — призналась стыдливо. — Не могу одеть.

— Дай подсохнуть, — логично посоветовал я. — Здесь темно, никто не увидит, даже я почти ничего не вижу.

Срочно прикусил язык. Тома криво усмехнулась:

— Скромняга ты наш. Боюсь, теперь придется увидеть. Я не скоро очухаюсь, а терпеть уже невозможно.

— Так болит?

— Дурак. — Она зарылась лицом в ладони.

Вот ведь чудо-юдо-рыба-кит. Я же сам едва терплю. Почему даже мысль не пришла, что Тома тоже человек?

Голос рядом упорно продолжал:

— Кто тут советовал руку в пасть совать?

— А что? — донеслось с другого боку. — Затолкнешь в глотку, он и не боец.

— Сам суй. Мелкий волчара руку поцарапает или порвет чуток, а крупный разгрызет. Там такие клычищи, копье перекусят. Лучше ослепи, набрось одежду на морду. И — лупи, лупи, лупи по уязвимым местам.

— Каким? — тонко вопросил тот, что Невданя.

— Говорили же. В нос, по переносице, по затылку, в темечко за ушами. Если сможешь попасть — в солнечное сплетение. Еще ребра, копчик и суставы лап у них очень болезненны. Ломай лапу, прыгай со всей дури коленом в грудь или ребра. Опрокинь. Лежачий волк не противник. Если удастся запрокинуть голову волка назад — бей в основание черепа, ломай ему хребет.

Упершись лбом и ногами, Тома одним движением влезла в штаны. Латная юбка вернулась на место, соприкосновение с больными местами вызвало тихий вой.

У меня горели уши. Хорошо, что хоть это не видно.

— Ну… — протянул я, кроя свою недогадливость последними словами, — если как-то могу помочь…

— Можешь. Извини, я бы попросила кого-нибудь другого… но некого.

— Эй, царевны, а вы куда? — осведомился грубый голос соседа.

— На Кудыкину гору, — огрызнулся я, бережно переворачивая Тому на бок и подхватывая на руки.

— Нельзя!

— А ходить им под себя что ли? — ответили с другой стороны. — Отстань, Борзой. Лучше сопроводи, чтоб не потерялись.

Не лучшая компания, а что делать. Тома обхватила меня за шею, я понес ее в направлении, указанном приблизившимся силуэтом. Иногда он поддерживал и подправлял меня, если шагал не туда. Причем хватал за такие места, что я проклял, что назначен царевной. Девушки, как вы живете в общении с такими типами?!

Впереди забрезжило.

— Стой! — скомандовал дозорный на выходе. — Куда?

— По нужде, — честно ответил я.

Силуэт позади растворился, едва увидел стража.

— Вот здесь и садитесь, — указал дозорный за ближайший куст, на всякий случай натягивая стрелу.

Припомнились слова их ушедшего куда-то вождя: «Примем как родных». Хороши родственнички. Впрочем, чего я напрягся, это же нас защищают от волков.

Обойдя куст, я застыл столбом.

— Надо, Чапа, — шепнула Тома.

Она смотрела жалобными глазами. Не просто жалобными, а такими…

Сначала пришлось положить ее на землю и помочь стянуть штаны. Затем снова взять на руки, но спиной к моей груди, руками под колени, и осторожно с ней вместе присесть.

— Если б мы были маленькими, — искря от чудовищного напряжения, проговорила Тома, — я бы сказала: только не смейся. Но мы уже большие, правда?

— Большие, — серьезно признал я, проклиная свою взрослость.

Донеслось тихое журчанье. Наконец, ее ладони легли на мои руки.

— Спасибо, Чапа.

— Обращайтесь, — глупо вылепил я.

Некогда пошлый ответ, бездумно слетевший с языка, на этот раз прозвучал по-иному. Мужественно и солидно. Ответственно. Тома благодарно кивнула. Мои руки опустили ее на землю, стараясь не задеть больных мест.

— Раз пошла такая пьянка… — выдал я старую дедову присказку, принявшись расстегивать штаны.

— …Режь последний огурец, — машинально завершила Тома. Еще бы. Столько праздников за одним столом.