Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса» - Даниил Тумаркин

Со своими слугами он расстался. Сале оказался нечист на руку и был выгнан вскоре по прибытии путешественника в Сингапур. Что же касается Мёбли и Миры, то, щедро одарив их на прощание разными полезными вещами, Николай Николаевич отправил их на родину на британской шхуне «Монтиара». Зная о междоусобных войнах и вражде между вождями на Палау, путешественник позаботился о том, чтобы Мёбли и Мира были доставлены прямо в их родную деревню Малегиок на острове Бабелтуап, ибо «в противном случае они бы были ограблены, превращены в рабов и, возможно, убиты»[662]. Сохранились два любопытных документа: расписка капитана шхуны М. Рэвнскилда, датированная 17 апреля 1878 года, в получении 125 долларов за провоз на Палау двух слуг Миклухо-Маклая, а также заверенное двумя свидетелями его письменное обязательство хорошо обращаться в пути с Мёбли и Мирой и высадить их с багажом именно в Малегиоке, а не в каком-нибудь другом месте архипелага. Слуги путешественника благополучно вернулись домой; как мы увидим, Миклухо-Маклай встретится с ними в 1883 году во время кратковременного посещения Бабелтуапа.

По рекомендации своих сингапурских знакомых Николай Николаевич нанял нового темнокожего слугу по имени Джан — вероятно, малайца или метиса. Джан неплохо говорил по-английски и, главное, прошел необходимую выучку, так как служил раньше в доме британского джентльмена.

Миклухо-Маклай взял билеты на английский пароход «Сомерсет», который должен был доставить его с Джаном в Сидней. Всю последнюю неделю перед отплытием он находился в полузабытьи, плохо сознавая, что и как он делает. «Ослабел я <…> чрезвычайно, — рассказывал он впоследствии об этих днях, — голова у меня постоянно кружилась, и вообще я недомогал сильно, так что укладка вещей была для меня весьма утомительна и шла крайне медленно»[663]. Накануне выхода в море ему пришла в голову мысль оставить на сохранение в одном из местных банков запечатанный пакет с некоторыми рукописями и рисунками, привезенными из недавней экспедиции на Новую Гвинею. Путешественник выполнил свое намерение. При этом он не взял расписки и не записал название банка. «На другой день, — вспоминал он, — я уехал в Сидней и был так слаб, что меня на руках перенесли из экипажа в каюту»[664]. В 1882 году, будучи в Сингапуре, Миклухо-Маклай обошел все банки, но не смог отыскать пакет. Среди пропавших манускриптов были дневники, которые он вел в Бугарломе. Вот почему описание второго пребывания на Берегу Маклая, подготовленного им незадолго до смерти к печати, существенно отличается по структуре и степени детализации от описания первого пребывания — дневника, обработанного самим автором для публикации. Можно только догадываться, как много ценных наблюдений и фактов было безвозвратно утрачено.

Прибытие в Сидней

Выйдя 24 июня 1878 года из Сингапура, почтовый пароход «Сомерсет» через две недели миновал Торресов пролив, отделяющий Новую Гвинею от Австралии, и отправился к югу вдоль восточного побережья пятого континента. Пароход заходил в несколько портов (Куктаун, Таунсвиль, Боуэн, Брисбен и др.), но стоянки были так непродолжительны, что у Миклухо-Маклая не было ни времени, ни желания съезжать на берег. Целыми днями он сидел в шезлонге под тентом на палубе, вдыхал соленый морской воздух и вглядывался в береговую линию континента, где ему предстояло провести несколько месяцев, а может быть — кто знает? — и лет.

По мере удаления от экватора спадал тропический зной, и в субтропиках, а потом в умеренных широтах повеяло прохладой, так что Николай Николаевич утеплился, как мог, и зябко кутался в толстый шерстяной плед. Путешествие на комфортабельном пароходе, обильное и разнообразное питание, новые впечатления, беседы с интересными попутчиками и, конечно, избавление от изнурительной жары благотворно подействовали на истощенного болезнями ученого. Прекратился хронический колит, ослабли другие недуги, он постепенно вышел из нервной депрессии. По словам Миклухо-Маклая, он меньше чем за месяц потяжелел на 12 килограммов и почти восстановил свой обычный вес[665].

С возвращением сил появилась жажда деятельности. Вспомнив океанографические наблюдения, которые он вел на борту «Витязя», Николай Николаевич занялся измерением температуры в прибрежных водах, где глубины редко превышали 100 метров. Троса у путешественника не было, а потому он ежедневно в полдень опускал на десять минут термометр в ведро с водой, которую помогавший ему матрос зачерпывал из моря непосредственно перед наблюдением. Такой примитивный метод исследования, конечно, не мог дать достаточно точные результаты, но Миклухо-Маклай был первым, кто занялся измерением температуры морской воды у побережья Австралии и высказал гипотезу о связи этой температуры с особенностями океанских течений. Путешественник вновь почувствовал интерес к изучению морской стихии и решил вернуться в Австралии к своей «первой любви» — исследованию морской фауны.

На рассвете 18 июля «Сомерсет» приблизился к ограниченному двумя мысами входу в залив Порт-Джексон. По изрезанному небольшими мысами и бухтами побережью этого залива раскинулись Сидней — столица Нового Южного Уэльса — и его многочисленные пригороды. Пройдя мимо Южного мыса и благополучно миновав подводный скалистый риф, который служил тогда причиной серьезных кораблекрушений, «Сомерсет» бросил якорь в главной гавани Сиднея, где стояли десятки пароходов и парусных судов, пришедших из портов Европы, Америки и Азии, преимущественно из Великобритании.

Николай Николаевич съехал на берег и, не дожидаясь выгрузки багажа, нанял кеб, запряженный тощей клячей, и по ухабистой дороге мимо складов, ремесленных мастерских, кабаков и дешевых гостиниц для моряков, по извилистым, поднимающимся в гору улицам, застроенным неказистыми жилыми домами старой постройки, въехал в деловой центр Сиднея. Картина переменилась: перед ним предстал большой, растущий словно на дрожжах город с современными зданиями, парками, куполами англиканских и католических соборов. Как русский подданный, Миклухо-Маклай отправился прежде всего к почетному консулу России коммерсанту Э.М. Полю, заранее осведомленному о его прибытии, и был гостеприимно встречен консулом и особенно его женой. Поль предложил путешественнику остановиться на первое время в его маленьком уютном домике, и наш герой с благодарностью принял это предложение.

По своему обыкновению, Николай Николаевич решил прежде всего познакомиться с новым для него городом и совершил несколько прогулок по Сиднею, в котором обитало тогда около двухсот тысяч человек. Он обратил внимание на его прямолинейную планировку: несколько улиц, начинаясь недалеко от главной гавани, шли через город с востока на запад; их пересекали другие улицы, обычно под прямым углом. Главная городская артерия — улица Джордж-стрит — протянулась почти на четыре километра до холмистого предместья, где возвышалось большое, построенное в неоготическом стиле здание университета. На центральных улицах кое-где сохранялись усадьбы, окруженные садами, одноэтажные дома с мезонинами, но целые кварталы были застроены почти вплотную друг к другу высокими (четыре — семь этажей) домами в стиле английского барокко; своей нарочитой помпезностью они демонстрировали амбиции набирающей силу буржуазии. Наряду с особняками богачей в этих районах были сосредоточены банки, крупные торговые компании, адвокатские конторы, клубы, театры, редакции газет. Южнее главных улиц, начиная от побережья, простирался зеленый пояс. Здесь находились резиденция губернатора колонии, ботанический сад, несколько парков. К парковой зоне примыкала городская библиотека и Австралийский музей.