Падение Римской империи - Питер Хизер

Однако Аттиле урок не пошел впрок. В начале 453 г. он намеревался предпринять еще один опустошительный рейд по просторам Европы, когда Божья кара настигла наконец того, кого прозвали «бичом Божьим». Только накануне Аттила взял себе очередную жену (мы не знаем, сколько их было всего). Напившись допьяна, он возлег на брачное ложе; тогда с ним случился инсульт, и он умер. Невеста Аттилы была слишком напугана, чтобы поднять тревогу; утром ее нашли рядом с трупом. Похороны Аттилы превратились в некое действо, исполненное скорби и возвеличивания, как об этом пишет Иордан:

«Его тело было помещено… на возвышение в шелковом шатре… Лучшие наездники из числа гуннов скакали кругами снаружи… и возвещали о его деяниях: "Владыка гуннов, царь Аттила, рожденный своим отцом Мундиухом, господин храбрейших племен, единственный обладатель скифского и германского царств — держав прежде неизвестных — завоевал города и устрашил обе половины римского мира; умиротворенный их мольбами, он взимал с них ежегодную дань, избавляя остальное от разграбления. И когда он все это осуществил… он умер не от руки врага и не вследствие предательства друзей, а среди своего народа, в мирной обстановке, наслаждаясь своим счастьем и не помышляя о печали"».

Когда свершилась тризна, «под покровом ночи гунны предали его тело земле. Они запечатали его гробы — первый из золота, второй из серебра, третий из железа… железо — потому что он покорял народы, золото и серебро — поскольку принял почести от обеих империй. Гунны также погребли вместе с ним вооружение врагов, побежденных в сражениях, конскую сбрую невероятной ценности, сверкавшую разнообразными драгоценными камнями, и различные украшения… а затем… они перебили тех, кто выполнил эту работу» (Getica. 49. 256–258).

Гунны и Рим

Глубокое воздействие, оказанное на римский мир возникновением Гуннской державы, можно разделить на три фазы. Первая (как мы видели в IV и V главах) породила два серьезных кризиса на границе Римской империи, в 376–380 и 405–408 гг., вынудив последнюю смириться с образованием на своей территории независимых варварских анклавов. В свою очередь, эти анклавы порождали новые и, как мы видели в VI главе, значительно усугубляли действие центробежных сил внутри «тела» империи. В ходе второй фазы, в течение жизни одного поколения до Аттилы, гунны из захватчиков превратились в создателей империи в Центральной Европе, в результате чего иссяк поток беженцев на римскую территорию. Гуннам требовались подданные, чтобы их эксплуатировать, поэтому они стремились подчинить своей власти потенциальных кандидатов на эту роль. Тогда же Констанцию и Аэцию удавалось использовать гуннскую мощь, чтобы держать под контролем те племенные объединения, которые в прежние времена пересекали границу империи, спасаясь от гуннов. Однако, поскольку ни одно из этих объединений фактически не было ликвидировано, паллиативные результаты второй фазы гуннского воздействия на римский мир, безусловно, оказались пагубнее, чем вред, нанесенный ему в рамках первой фазы.

Осуществленные Аттилой крупномасштабные военные акции 440-х и начала 450-х гг. отмечают третью фазу в отношениях между гуннами и римлянами. Результаты этих походов, как и следовало ожидать, оказались из ряда вон выходящими. Балканские провинции Восточной Римской империи были опустошены, тысячи людей убиты, когда гунны захватывали один город за другим. Как на редкость красноречиво свидетельствуют находки в Неаполе на Истре, восстановить можно было римскую администрацию, но не тот класс говорящих на латыни и греческом землевладельцев, который формировался в течение предшествующих четырех столетий. Поход в Галлию в 451 г. и особенно нашествие на Италию в 452 г. нанесли огромный ущерб тем, кто имел несчастье оказаться на пути гуннов.

Однако если мы отвлечемся от этой драмы и шире взглянем на состояние Римской державы, походы Аттилы, хотя и были разрушительными, не представляли собой угрозу самому существованию империи. Восточная половина Римской империи зависела от налогов, которые она собирала стех богатых провинций, что протянулись дугой от Малой Азии до Египта; эти территории находились вне пределов досягаемости гуннов. Несмотря на все их искусство в деле осады городов, тройное кольцо стен вокруг Константинополя делало столицу Восточной Римской империи неприступной; между тем у гуннов не было флота, чтобы перевезти их через проливы, которые отделяли Балканы от процветавших провинций Азии. Похожая ситуация сложилась на Западе. Ко времени Аттилы уже ощущались значительные финансовые затруднения, но, осознав проблемы со снабжением, присущие военной организации гуннов, Аттила ни на шаг не приблизился к их решению. В действительности гораздо более серьезный ущерб был косвенно нанесен имперским структурам в результате наплыва варварских вооруженных формирований между 376 и 408 г. Более того, опять-таки именно косвенное воздействие державы Аттилы явило собой реальную угрозу единству Западной Римской империи. Поскольку Аэцию пришлось сосредоточиться на борьбе с Аттилой, у него оставалось меньше времени и ресурсов, чтобы противостоять другим угрозам римскому Западу, возникшим в440-хгг. И вот эти-то другие угрозы обошлись Западной Римской империи гораздо дороже, чем вторжения гуннов в 451 и 452 гг. Первой и куда более серьезной потерей стал вынужденный отказ от планов отвоевания у вандалов Северной Африки.

К сожалению, в этой ситуации Аэций едва ли мог оказать действенную помощь Иберийскому полуострову. Здесь уход вандалов в 429 г. означал определенное восстановление римского порядка наряду с частичным освоением тех доходных статей, которые были утрачены в 410-х гг. Испанские провинции являлись богатыми и развитыми, а также хотя и не шли ни в какое сравнение по богатству с Северной Африкой, тем не менее все еще оставались очень ценными «донорами» для западноримской казны. В 410-х гг. большая часть полуострова вышла из-под прямого римского контроля, за исключением Тарраконской Испании на северо-востоке, тогда как вандалы, аланы и свевы поделили между собой остальное. После 429 г. только свевы оставались на полуострове в большом количестве, осев в довольно бедной гористой области на северо-западе под названием Галлеция. Аэций, как и его предшественники, был рад оставить их в покое, не видя необходимости в том, чтобы рисковать столь ценными теперь войсками ради отвоевания этой области{366}. Напротив, он сосредоточил свои усилия на восстановлении порядка и обеспечении притока денежных средств из более богатых провинций, оставленных вандалами и аланами, до тех пор, пока его не отвлек захват Карфагена Гейзерихом.

Находясь под властью их нового короля Рехилы, который наследовал своему отцу в 438 г., свевы воспользовались тем, что все внимание Аэция оказалось приковано к Северной Африке, чтобы расширить свои владения. В 439 г. они выступили из Галлеции с целью захвата Мериды, главного города соседней провинции Лузитании. В 440 г. они пленили комита (comes) Цензория, военачальника и главного представителя Аэция на полуострове. В 441 г. они захватили Севилью и распространили свою власть на всю Бетику и Картахену. Отсутствие каких бы то ни было осмысленных ответных действий со стороны Аэция, который вто время опрометчиво концентрировал свои войска на Сицилии, предоставило местным вооруженным формированиям багаудов возможность ликвидировать центральную власть в областях Тарраконской Испании — единственной провинции, которая в тот момент еще оставалась под контролем имперской администрации. Как и в случае с Галлией, указанные акции, по-видимому, являли собой осуществление притязаний местных властей в то время, когда казалось, что имперская власть погрузилась в летаргию. По крайней мере одно из этих мятежных формирований, во главе которого в 449 г. в Тириассо (Тиразона) встал некий Василий, как кажется, приветствовало нашествие свевов, вероятно, потому, что мятежники видели в нем наиболее действенный способ установления мира, подобно тому как галльские землевладельцы в начале 410-х гг. оказали поддержку вестготу Атаульфу.

Между 439 и 441 г. положение в Испании менялось от плохого к худшему, так что поток денежных средств в конечном счете пересох. Даже после заключения мира с вандалами Аэций мало что мог с этим поделать. О широкомасштабном вторжении не могло быть и речи. В Испанию был послан целый ряд полководцев: в 442 г. Астурий, в 443 г. сам Меробавд, в 446 г. Вит. Астурий и Меробавд сконцентрировали свои усилия на борьбе с багаудами, по-видимому, стараясь удержать хотя бы Тарраконскую Испанию. Задача, стоявшая перед Витом, была более амбициозной. Реанимируя стратегию 410-х гг., он повел объединенные силы римлян и вестготов на Картахену и в Бетику. Наш главный информатор, епископ и по совместительству автор хроники Гидаций сетует по поводу учиненного этим войском «разорения», однако его оценка, вполне возможно, определялась исходом всего предприятия. Когда отряды Вита сошлись в бою со свевами, они были наголову разбиты. Аэций с огромным трудом собрал для Вита войско, которое Гидаций называет «немалым», что в подобных обстоятельствах является красноречивым свидетельством той значимости, которую Аэций придавал возобновлению денежных поступлений из Испании. Впрочем, не подлежит никакому сомнению, что он не мог двинуть на свевов всю мощь еще остававшихся в его распоряжении западноримских полевых армий, поскольку те должны были оставаться в резерве, чтобы защищать империю от Аттилы. Одержанная победа утвердила господство свевов на большей части полуострова; в очередной раз львиная доля испанских доходов была потеряна для империи{367}.