Объединенные разумом - Чарльз Шеффилд

В первые несколько лет, прежде чем начало тускнеть свечение расплавленной массы, эксперты произвели измерения и выдали свои прогнозы: в ближайшем тысячелетии земные формы жизни не смогут обитать на пупе девы Марии.

Они ошиблись, жестоко ошиблись. Первые семена дали ростки менее чем через десять лет. На протяжении поколения вдоль отвесных берегов и на глубоком, влажном дне цвели крокусы.

Но в некотором смысле прогнозы экспертов оправдались. На сегодняшний день дева Мария изобиловала своими собственными растениями и животными. Но не было там слышно ни пения птиц, ни жужжания пчёл, ни воя луговых волков. Крокусы с пурпурными прожилками, высота которых превышала человеческий рост, были плотоядными. Да, дева Мария кишела жизнью, но это был молчаливый, болезненный мир, чуждый всему земному. В камере медленно проплывал неровный ландшафт. Мондрайн продолжал смотреть, сохраняя глубокое молчание, а Тетти снова и снова содрогалась при виде того, что она записала — при виде растений, которые либо прекратили свой рост, либо чудовищно переросли, при виде обезображенных животных, представлявших собой горькую насмешку над Природой. Наконец Мондрайн заговорил:

— А ты знала, что с Луны видны контуры девы Марии? Не думаю, что это цвет почвы. Должно быть, это мутация растительности.

Он говорил спокойно. Тетти остановила демонстрацию. Продлись она ещё немного, и Мондрайну пришлось бы применить обезболивающее.

Она перешла к другой ненавистной ей сцене. Мондрайн вспоминал, как когда-то давно, когда он едва перерос младенческий возраст, его взяли в Антарктику. У него остались об этом самые неприятные воспоминания. Та же история была у Тетти, но её впечатления были свежее. Во время того путешествия проводники только и говорили, что о наступающем полярном лете и о новом гибриде зерновых, которые проходят весь цикл от прорастания до созревания урожая менее чем за тридцать дней, на протяжении которых круглые сутки светит солнце. Но Тетти вернулась оттуда с другими впечатлениями: о свирепых ветрах, вековых льдах и жестоких чёрных водах, окружающих ледниковый покров. У края берега плавали в ожидании дельфины-касатки, пока, наконец, не получали свежую добычу — замороженных трупов, за хранение которых не была вовремя внесена плата, и которых теперь извлекали из антарктических катакомб и сбрасывали в чёрные воды. Касаткам, очевидно, люди казались замороженными, а порой неуклюжими и шумными тюленями.

В её образах этот момент не запечатлелся. Трупы выбрасывались, когда рядом не было свидетелей. Но она знала, что это происходит, и в её записях со всей полнотой отразилась жгучая ненависть к короткому лету, во время которого природа спешит воспроизвести весь годовой цикл за несколько коротких солнечных недель. Скорость роста растений была такой, что создавалась иллюзия замедленной съёмки и ускоренного воспроизведения ленты.

Мондрайн наблюдал, как его взору открылась огромная стая императорских пингвинов, стоящих у кромки льда. А он, казалось, всё ещё был расслабленным.

— Если тебе не нравится там сейчас, — он поймал выражение лица Тетти, — тебе лучше отправиться туда зимой. Ты можешь представить себе жизнь одной из этих птиц? Они спариваются при стоградусном морозе. Потом они противостоят снежным вьюгам, удерживая яйцо у своих ног.

Когда с экрана дисплея исчезала Антарктика, Тетти одарила Мондрайна свирепым взглядом. Казалось, в душе Мондрайн веселился.

Она перешла на Патагонию. К её удивлению эта самая удалённая точка Южной Америки оказалась просто очаровательной; среди двенадцати мест, которые она посетила, это занимало второе по своей прелести место. Когда Мондрайн впервые сказал ей, что ему нужно, это прозвучало очень нереально — обозреть сотни миллионов квадратных километров.

Но он, как всегда, убедил её, что она ошибается. Хотя начавшееся ещё много веков назад массовое переселение с Земли открыло своего рода предохранительный клапан для роста населения, пространства всё равно не хватало. Те, которые оставались, размножались быстрее, чем люди могли покидать планету. По мере того, как на большей части планеты плотность населения постепенно увеличивалась, она становилась всё более однородной. Тетти не нужно было делать записи БигСида или Ри-о-ди, потому что по всем основным признакам они были очень похожи на Босни или город Делмарва. Здесь не могли скрываться воспоминания Мондрайна о дикой и пустынной местности.

Оставались под вопросом только экваториальные и полярные заповедники, плюс ещё несколько регионов на поверхности Земли, до сих пор мало населённых по тем или иным причинам. Хорошим примером было Королевство Ветров, которое сейчас демонстрировала Тетти. Люди могли бы жить там, на незащищённой от ветра, суровой земле Патагонии, у подножия Анд, но мало кто выбирал себе это место. Западные ветры, непрерывно приносящие с холодных горных вершин сильнейшие штормы, создали психологический вакуум. В каждом поколении находились люди, которые заселяли этот регион, но через несколько лет они покидали свои жилища.

Но и это не было источником страданий Мондрайна. Он без особой радости глядел на продуваемый всеми ветрами ландшафт, но и безо всяких эмоций. Тетти изучала его безучастное лицо. Разве он не замечает эту красоту — красоту чёрных горных озёр, густых лесов, в которых сплетались кипарисы и росла секвойя и антарктический бук? Очевидно нет. Она нехотя перешла к другой сцене.

На это место она даже не возлагала больших надежд. Тетти никогда прежде не посещала больших африканских охотничьих заповедников, но то, что она увидела во время своей последней поездки, просто очаровало её. Она не могла представить, что это может повергнуть кого-то из путешественников в ужас.

Здесь был дом первых людей на Земле. Остатки земных травоядных и плотоядных до сих пор жили здесь в натуральных природных условиях, паслись и рыскали в поисках добычи так же как и миллионы лет назад, но лишь с одним отличием: теперь все они были безобидными для человека.

Тетти по много часов бродила здесь пешком, созерцая и записывая виды, запахи и звуки открытой равнины. Ей нравилось смотреть на то, как срываются и пускаются вскачь по пыльной земле стада, которым грозит настоящая или ложная опасность. И всё это на расстоянии нескольких световых лет от Трущоб — хорошая терапия после заключения на Горе. Она не брала с собой Парадокс, и впервые за многие годы она не испытывала в нём сильной нужды.

Мондрайн, похоже, не разделял её удовольствие. Он развалился в кресле и, очевидно, дремал, когда образы бродили взад и вперёд по холмистой местности. Тетти приготовилась перейти к другому региону, но тут ей показалось, что кадр, который проследовал в записи несколько секунд назад, воскресил в ней одно из её любимых воспоминаний.