Объединенные разумом - Чарльз Шеффилд

— Вейвей никогда ничего подобного не слышал. Энджел начал распрямлять свои добавочные стебли у основания, и подполз к тому месту, которое выбрал для своих корней Чессел-Роуз возле выхода из палатки. Верхние листья медленно и туго сплетались сами с собой. Было слышно лишь откровенное мерное чавканье Коромара.

— Коромар поможет, — ответил Энджел. — Вейвей останется с нами и пойдёт куда угодно, если взамен за это получит вдоволь еды. Но нас пугает то, что фактически вся ответственность за решения и действия всё равно будет лежать на нас.

Корни Чессел-Роуза стали устраиваться на новом месте, внедряясь в клочок тёмной, жирной почвы, привезённой за тридевять земель с родной планеты Селлора. Энджел вздохнул в сонном блаженстве.

— Чен, мы не знаем, произошла ли твоя встреча с Нимродом на самом деле, или, как говорят С'грила и Шикари, была обыкновенной иллюзией. Но одно мы знаем точно: вместе мы представляем собой самую лучшую за всю историю Звёздной Группы команду преследования.

— Вместе мы победим Создание Морган… или его не одолеет никто и никогда.

Глава 31

Звено Маттин внесло такую сумятицу в определение слова «одновременность», что вынесение окончательных решений по всем вопросам, связанным со временем, стало поручаться Энджелам. По их критериям, в тот самый момент, когда Чен созерцал призрак Лии Рэйнбоу в глубоких тоннелях Траванкора, Эсро Мондрайн стоял посреди коридора в недрах земного «муравейника». Он находился у двери, ведущей в апартаменты Татьяны Снайпс. Три раза его рука поднималась и вставляла ключ в кодовый замок, и три раза в нерешительности он вынимал его обратно.

Тетти наблюдала за ним с помощью скрытой камеры. Загадка. Что случилось с Мондрайном? Грустный и задумчивый — это так; нерешительный — никогда.

Четвёртая попытка увенчалась успехом, и дверь отворилась. Мондрайн шагнул внутрь и огляделся вокруг. Меньше года тому назад это место было его излюбленным прибежищем. Он знал, что может сюда прийти, отгородиться от всех забот безбрежного космического пространства, простирающегося от Сухого Тортугаса до Периметра, подумать здесь о самом сокровенном и набросать планы на будущее.

Тетти с пониманием относилась к его потребности уединяться, пожить внутренней жизнью. Она знала, когда он работал, знала, когда ему был необходим отдых. Никогда она не вторгалась к нему в неподходящий момент. Она пристрастилась к Парадоксу, и его тайные иглы вонзились глубоко в её душу, но Мондрайн никогда не видел, как она это делает. Она всегда была осмотрительной.

А теперь?

Мондрайн, который очень ценил точную информацию, не знал. Эта квартира более не была для него местом, где он обретал умиротворение и покой. Он снова посмотрел вокруг, подмечая перемены. Тетти была теперь намного более независимой, и он это понимал. Она переборола пристрастие к Парадоксу, и у неё это получилось, как ни у кого другого. Шрамы от него ещё надолго останутся у неё внутри, но комнату уже не украшали целые батарей маленьких пурпурных ампул. И теперь любой желание Мондрайна не было для неё безусловным приказом.

Она пережила превращение Чена на стимуляторе Толкова. Не это ли явилось тем испепеляющим переживанием, которое затронуло в ней буквально всё и имело решающее значение? В то время она отказывалась об этом говорить. Но, быть может, она изменила своё решение и скажет об этом теперь?

Мондрайн не знал. Но самым худшим было то, что Тетти стала непредсказуемой. Теперь он не мог с уверенностью предугадать, как она прореагирует на его слова, что скажет или что сделает.

Мондрайн знал единственно верное решение: то, с чем нельзя совладать и что нельзя уничтожить, должно быть отторгнуто. Ему нужно было полностью порвать с Тетти. Но он не мог этого сделать.

Мондрайн стоял на пороге и размышлял о своей слабости. Его захлёстывало чувство, не поддающееся определению.

— У меня они есть. — Тетти прошла и закрыла за ним дверь. — Вы готовы начать?

Мондрайн кивнул.

— В любое время, когда пожелаешь.

И в этом с ней произошла перемена. Ни одного тёплого слова, даже никакого приветствия. Ни нежности, ни желанного прикосновения. Он отодвинул раздирающую его досаду на задний план. То, что нужно было сделать, имело для него слишком большое значение.

— Не всё будет так скверно, Эсро. — Она почувствовала его мрачное расположение духа, но не поняла причины, вызвавшей его. — Воспринимай это просто как осмотр земных достопримечательностей.

— Но большая часть из этого именно таковой и будет. Скриноль права, одна из этих сцен может воскреснуть из прошлого и убить меня.

— Как же она может на тебя повлиять?

— Скриноль не может этого сказать. А если уже и Фроппер не знает, я даже не буду пытаться угадать. Мондрайн указал жестом на пузырёк с обезболивающим аэрозолем, который Тетти спрятала в поясе своего брючного костюма. — Держи его поблизости, но смотри, чтобы я не наложил на него свою руку. Надеюсь, я не буду даже и пытаться, но Скриноль сказала мне, кто мы такие есть, после того как мы зашли так далеко, что я могу попытаться совершить убийство или самоубийство, прежде чем это всплывёт на поверхность. — Он уселся на раскладное кресло с высокой спинкой и откинулся назад. — Что толку ждать. Начинай сразу, как только захочешь.

Тетти привязала его запястья к подлокотникам, прикрепила электроды к ладоням, кончикам пальцев и вискам, установила микрофоны на горле и грудной клетке. Наконец она заняла место возле дисплеев камер, откуда ей было видно лицо Мондрайна.

Тетти поставила записи. Так как он ничего ей не говорил о том, в каком порядке он хотел бы просматривать хроники, она расположила их по своему усмотрению. Сцены его раннего детства представали в систематической последовательности, с соблюдением перекрёстных связей, охватывающих Землю от полюса до полюса. Насколько ей подсказывала фантазия, в каждом месте она на запись трёхмерного изображения сделала своё наложение голосов, добавила характерные для каждой местности звуки и запахи.

Она начала с того места, вокруг которого сплетались её собственные кошмарные видения. Возможно, здесь Мондрайн разделил бы с ней её страхи. Дева Мария лежала в том месте, которое раньше называлось американским западом. Она представляла собой район полного опустошения тысячу миль в длину и три сотни в ширину. Грудь девы Марии была расположена в Твин Страйкс, на севере. Два похожих друг на друга кратера по десять миль в диаметре, находящихся в эпицентрах ядерного взрывов, образовывали соски. Широкие бёдра простирались на юг; они получились из расплавившейся округлой долины в результате Ошибки Малькольма. Тетти пролетела над обеими областями, затем посадила корабль посередине между ними. «Пуп девы Марии», — спокойно прокомментировала она. Этого было достаточно. Место говорило само за себя. Пуп был самым истерзанным и самым необитаемым местом на всей земной поверхности.