Далекие Шатры - Мэри Кайе

– Думаю, он просто подрался с кем-то, – успокаивающе сказал Гулбаз. – Царапины у него на щеках оставлены ногтями и мелкими камешками. И повязка на голове не сильно пропиталась кровью. Лучше не будить его сейчас, пока он мирно спит, а позже мы добудем кусок сырого козьего мяса и приложим к глазу, чтобы кровоподтек и опухоль немного спали.

Сырое мясо, приложенное к глазу, который к тому времени переливался всеми цветами радуги, принесло известную пользу. Остальные повреждения, полученные Ашем, были такими же незначительными и быстро зажили, и через неделю уже ничто не свидетельствовало о произошедшей драке, кроме бледного синяка под глазом да тонкого шрама на лбу, смахивающего на морщинку. Но как бы быстро ни сошли отметины, они все же были, и у человека, с которым он дрался, наверняка тоже остались следы на теле – по меньшей мере, ссадины от камней, а в лучшем случае внушительное количество синяков, – и по ним нетрудно будет отыскать мерзавца.

Однако на поверку дело оказалось не таким простым. Аш упустил из виду одно существенное обстоятельство: в этом громадном отряде многие мужчины каждый день получали разные мелкие телесные повреждения. Большинство царапин и шишек было следствием неосторожности или разных происшествий, сопряженных с обычными опасностями повседневной жизни, но были и такие, что появлялись в результате споров, переходящих в потасовки.

– А что касается Гунги Дасса, – докладывал Махду, – похоже, жена и теща обнаружили, что он потратил кучу денег на шлюху, набросились на него со сковородками и разбили чатти о его голову. Потом еще Рам Лалла, который…

Подобных историй оказалось много, слишком много.

– Насчитывай наш отряд сто человек, было бы совсем другое дело, – сказал Мулрадж. – Но у нас здесь тысячи, и даже если мы найдем парня, которого ищем, у него уже наверняка приготовлена история и дюжина свидетелей подтвердит ее правдивость и расскажет, как он получил травмы. А кто сможет опровергнуть их показания?

Единственной веской уликой оставалась винтовка, поскольку, как Аш и предположил с самого начала, это был не старомодный мушкет, но современное, превосходного качества оружие – охотничья винтовка фирмы «Уэстли Ричардс», способная стрелять с большой точностью в пределах четырехсот ярдов. Аш не сомневался, что в отряде найдется не много винтовок данного образца, и здесь он тоже оказался прав: такая была всего одна. Его собственная.

Мысль, что его едва не убили из собственной его винтовки, взбесила Аша еще сильнее, чем само покушение. Подобная уму непостижимая наглость стала для него новым оскорблением, и он поклялся себе, что изобьет несостоявшегося убийцу до полусмерти, когда найдет. Но тот факт, что винтовку утянули из палатки под самым носом у Махду и никто из слуг ничего не услышал, был, наверное, самым тревожным во всей истории. Он ясно свидетельствовал, сколь плохо Аш защищен, если вообще защищен хоть сколько-нибудь, от возможного покушения, и подтверждал сделанное ранее предположение о том, что некий человек, вероятно имеющий сообщников, пристально следит за ним.

Несомненно, соглядатай заметил, что Аш уходит из лагеря ночью, вооруженный одним лишь латхи. Узнав из подслушанного разговора, что сахиб собирается отсутствовать несколько часов, этот человек оказался достаточно сообразителен, чтобы воспользоваться представившейся возможностью. Он наверняка видел, как слуги отправляются на боковую, а Махду усаживается у входа в палатку с целью нести дозор, и, когда старик заснул, спокойно прокрался в палатку, не разбудив стража. Фонарь тогда еще горел, но с прикрученным фитилем, и давал ровно столько света, чтобы вор мог двигаться бесшумно, ни на что не натыкаясь. А когда он завладел винтовкой, ему оставалось лишь крадучись покинуть палатку, двинуться вслед за Ашем и затаиться в кустах в полной уверенности, что жертва вернется именно этим путем.

В очередной раз Аш задался вопросом, сколько же всего людей видели, как Джали приходит к нему в палатку, и при одной этой мысли он похолодел от страха, гнева и разом нахлынувшей тошнотворной тревоги. Если его пытались убить из-за Джали, тогда он совершил серьезную ошибку, даже просто рассказав о покушении, а тем более подробно обсудив произошедшее с Махду, Гулбазом и Мулраджем и попытавшись вместе с ними установить возможные причины нападения. Ему следовало держать рот на замке и придумать какую-нибудь правдоподобную историю о падении в темноте, объясняющую синяк под глазом и прочие памятные подарки той ночи.

Но с другой стороны, он находился совершенно не в том состоянии, чтобы измышлять небылицы, когда ближе к вечеру пробудился от многочасового глубокого сна и увидел, что Мулрадж стоит над ним с хмурым и озабоченным видом, а у него из-за спины выглядывают встревоженные Махду и Гулбаз. Тогда Аш просто изложил обстоятельства, а при виде своего отражения в зеркале сказал, что им надо всего лишь найти человека с такими же отметинами на лице – мужчину среднего роста, склонного к полноте, который слывет метким стрелком и…

Тут Аш повернулся к кровати, чтобы достать из-под нее винтовку, но его отвлекло высказанное Гулбазом предположение, что, наверное, имеет смысл порасспрашивать дхоби, один из которых может помнить сильно порванную и испачканную одежду, которую брал в стирку. Аш согласился, но при слове «стирка» вспомнил, что сам остро нуждается в омовении и что дело уже к вечеру, а он ничего не ел со вчерашнего дня и неплохо бы поесть.

Двое слуг поспешили прочь из палатки, дабы отдать нужные распоряжения, и, как нарочно, водонос начал наполнять водой лохань именно в тот момент, когда Аш полез под кровать за винтовкой, вследствие чего он вручил оружие Мулраджу, даже не взглянув на него, и продолжил разговор из-за парусиновой перегородки, плескаясь в лохани и бреясь.

Мулрадж согласился, что в лагере таких винтовок наверняка раз, два и обчелся, а значит, установить владельца не составит труда.

– Она такого же образца, как ваша, с которой вы охотитесь на антилоп, – сказал Мулрадж и засунул винтовку обратно под кровать.

Гораздо больше его заинтересовал латхи, обследовав который он заявил, что сахиб явно родился под счастливой звездой, ибо пуля ударила в одно из узких металлических колец, укрепляющих трость, причем с такой силой, что оно расплющилось и древесина внутри его превратилась в волокнистую массу.

– Боги точно были на вашей стороне нынче ночью, – заметил Мулрадж, после чего покинул палатку, пообещав немедленно начать тайное расследование.

Таким образом, только часом позже, переодевшись и отдав должное сытному обеду, Аш при внимательном рассмотрении винтовки опознал в ней свою собственность, а к тому времени было уже слишком поздно менять что-либо.

Он не мог сказать Мулраджу или даже Махду, что передумал и ему больше не нужна их помощь в поисках человека, покушавшегося на него, так как они пожелали бы знать почему. А правда не помогла бы делу, поскольку он боялся, как бы они не выяснили, что мотив убийства не имеет никакого отношения к Джоти или к зависти (или даже к тому факту, что он, Пелам-сахиб, некогда был мальчиком по имени Ашок) и связан единственно с раджкумари Анджали-Баи и честью княжеских домов Каридкота и Бхитхора…

Аш вздохнул с облегчением, когда Махду и Мулрадж, каждый в отдельности, обнаружили, что пытаться найти человека с царапинами и синяками на лице в многотысячном лагере – все равно что искать иголку в стоге сена. Расследование Гулбаза не увенчалось успехом по той же причине (по словам дхоби, во время похода рвалось и пачкалось столько одежды, что всю не упомнишь).

Любые расспросы, даже самые хитрые и тонкие, неизбежно возбудили бы любопытство, и теперь Аш радовался, что не додумался отдать Гулбазу улику, которую один из дхоби мог бы опознать. Он и сам далеко не сразу сообразил, что полоса серой ткани, использованная им в качестве бинта, является частью одежды напавшего на него мужчины – левой передней частью тонкого хлопчатобумажного кафтана, которая оторвалась в драке, позволив противнику скрыться бегством.

По-видимому, он машинально перевязал этим лоскутом голову, а по возвращении в палатку небрежно отбросил снятую повязку в сторону и не обращал на нее внимания, пока не установил принадлежность винтовки. Теперь он мог только порадоваться, что никто не выказал к ней интереса, так как цвет и качество ткани (она была изготовлена на ручном станке из бумажных и шелковых нитей двух оттенков серого, создающих эффект отлива) служили бесценной уликой, а значит, чем меньше людей знает о ней и чем скорее она будет уничтожена, тем лучше.

Отныне он будет помалкивать обо всех новых уликах, и, если повезет, расследование, столь необдуманно им затеянное, не даст никаких результатов и все скоро забудут эту историю – все, кроме него, ибо он твердо решил установить личность человека, покушавшегося на него. Но он сделает это без посторонней помощи: подобным делом он должен заниматься один или вообще не заниматься, и если нападение не достигло никакой другой цели, оно, по крайней мере, заставило его принять решение насчет Джали. Наверное, он должен благодарить за это своего врага.