100 рассказов о стыковке - Владимир Сыромятников

«Чем больше размышляю над целью нашего курса по интернациональным системам стыковки для космических кораблей, тем больше я убеждаюсь, что мы должны рассматривать ключевое слово «системы» в единственном, а не во множественном числе. Я думаю, курс будет более полезным, если наша задача будет заключаться в определении требований и существа одной единственной системы, которая будет удовлетворять минимальным текущим, а не максимальным потребностям будущих космических кораблей. Этой цели можно достигнуть, если достаточно детально разработать аппарат, способный механически соединить два свободно летящих корабля, с основной задачей обеспечить переход экипажей между ними.

Если наш курс приведет к одной общей концепции, нас, конечно, могут обвинить в том, что мы продвигаем наш окончательный вариант, вместо того, чтобы просто учить, как это делать. С другой стороны, что может научить лучше, чем пример рационального варианта, ведущего к решению проблемы. «Аполлон»/«Союз» доказал, что наши начальные идеи оказались правильными. Вы и ваши коллеги переработали конструкцию «Аполлона»/«Союза» в АПАС(89). По–видимому, осталось сделать немного, чтобы выработать стандарт на систему, решающую эту минимальную задачу. Хотелось бы узнать Ваши мысли по этому поводу».

Так мог написать только конструктор вселенского, космического масштаба. Такой стала наша с Джонсоном совместная российско–американская стратегия на этом переломном этапе. Судя по конечному результату, она оказалась очень своевременной и чрезвычайно удачной. Однако в очередной раз путь к успеху был длинным и совсем не простым.

Осень и зима 1991–1992 годов, этот период после политических августовских событий и перед началом экономического обвала, были заполнены инициативными разработками, в разных текущих делах, прежде всего в подготовке к Космической регате. Я также продолжал готовить материалы предстоящих лекций. Требовалось, чтобы мы заранее имели детальные тезисы лекций, эскизы и другую графику, которые наши будущие студенты должны были получить в виде солидных книг. Это были твердые копии того, что мы собирались излагать перед ними в устной форме.

На том самом Экс Ти — допотопном компьютере, списанном в Америке и починенном у нас в России, я делал тогда свои первые компьютерные шаги. К тому же впервые мне пришлось по–настоящему писать по–английски. Научить этот пи–си русскому языку было вообще невозможно: у него для этого не хватало электронных мозгов. В тот момент этого и не требовалось. Именно на этом XT были напечатаны тезисы будущих лекций.

Оставалась еще одна личная проблема, которую требовалось решить: летом у меня обнаружили полип, и врачи настоятельно торопили сделать операцию. Тянуть дальше не следовало и в конце февраля меня положили в больницу. Наступил март, время шло, а меня после операции все еще не выписывали врачи. Больше всех, кажется, обо мне волновались в Вашингтоне американцы, ответственные за организацию лекций. Они много раз звонили мне домой и присылали факсы.

Однажды приехала жена и сообщила, что на работе узнали о моих внеплановых лекциях и что руководство забеспокоилось. Лечащий врач подтвердила, что вдруг стали звонить с работы: секретарша какого?то большого начальника подробно расспрашивала о моем здоровье. Мое заявление об отпуске оставалось неподписанным, что?то надо было делать. В голову приходили разные варианты. Все же через некоторое время «таможня дала добро» на отпуск. Через несколько дней, выписавшись из больницы и тоже не без трудностей получив американскую въездную и российскую выездную визы, я вылетел в Хьюстон, чтобы завершить подготовку материалов, а оттуда вместе с К. Джонсоном — в Хантсвилл.

Роскошный отель «Хайат», в котором проводились наши лекции, являл собой американский подход к проведению разного рода встреч, конференций и других мероприятий разного профиля и назначения. Почти как на орбитальной станции, все удобства и виды обслуживания сосредоточились в одном здании: спальни, рестораны и холлы, бассейны и физкультурные гимназии, и даже аудитории–лаборатории со всем необходимым оборудованием.

Въехав туда вечером 21 марта, мы вышли из отеля только через спрессованных 66 часов, насыщенных стыковочной тематикой, сопровождавшейся знакомствами и беседами, вопросами и ответами.

Тогда мне впервые пришлось читать лекции на английском языке. Это было значительно сложнее, чем выступать с короткими докладами на международных конференциях. Первый опыт оказался успешным. Хорошо подготовленный материал, два проектора, на одном из которых показывались тезисы, на другом — эскизы, очень помогали. На многие годы этот метод стал для меня основным и очень эффективным при чтении лекций и на презентациях.

Мне также запомнился мистер Р. Белл, начальник отдела образования Института AIAA, полковник американских ВВС в отставке, прилетевший специально из Вашингтона. Послушав в начале первого часа мое выступление и осознав, что аудитория меня понимает и принимает, он успокоился и исчез, появившись только в самом конце, чтобы подвести итоги. Принцип: «солдат спит (а еще лучше, гуляет), а служба идет» — по–настоящему интернационален. К тому же он оказался необязательным человеком.

Мне достались основные разделы лекций, включая аналитические главы курса, вопросы кинематики и динамики, испытаний и отработки, но роль Джонсона была огромной. Он неизменно вносил американскую, как всегда самобытную, философию в наше общее дело. Его слушали неизменно с большим вниманием.

До этого мне никогда не приходилось бывать в Хантсвилле, в знаменитом Центре Маршала (как мне кажется, гораздо больше — в Центре Вернера фон Брауна). Хотелось увидеть уникальные сооружения, однако, студенты — сотрудники Центра, отвечали уклончиво, а все старые коллеги Джонсона, как и он, к тому времени покинули НАСА. Единственное, что мне удалось увидеть в последний день нашего пребывания в этом городе, фактически на обратном пути в аэропорт, так — это открытый космический музей с многочисленными ракетами, стоявшими, как солдаты на часах, вертикально под открытым небом.

Организаторы, как это было принято в AIAA, предложили студентам заполнить специальную форму с оценками лекций. Мы получили очень хорошие оценки. Но не это оказалось главным результатом мероприятия.

Среди нашего класса, в котором собралось около 40 студентов, оказались представители основных центров НАСА и даже штаб–квартиры в Вашингтоне, многих крупнейших космических фирм, а также представители космических агентств и индустрии Европы и Японии. В студенты попал и астронавт Ф. Калбертстон, который подарил мне свою фотографию с хорошей памятной надписью. Через пару лет Франк, ставший одним из руководителей программы «Мир» — «Шаттл», подтвердил, что именно курс лекций, прочитанный в конце марта 1992 года, сыграл ключевую роль, инициировал последующие события. Особое значение имела наша общая с Джонсоном конструктивная позиция, выдвинувшая АПАС-89 как основу для стыковки космических кораблей в будущих международных программах. Сначала это привело «к сдвигу умов», а вскоре инициировало адекватно конструктивные предложения. Несколько месяцев спустя работа по новому международному проекту началась.