Колея к ржавому солнцу - Денис Воронин

к багажнику и замечает, что за ним наблюдают. Светящийся похожими на огромные глаза фарами «субарик» и человек в шляпе и в «авиаторских» очках за рулем «японца». От их взглядов Максу становится не по себе. Он поспешно достает монтировку и возвращается к шлагбауму.

Тут все точно так же, как и было. Ничего не изменилось с тех пор, когда они с Солдаткиным приезжали сюда на разведку. Хлипкий, заросший ржой замок, стягивающий дужкой звено тонкой цепи «от честных людей», и металлическое ушко, приваренное к концу стрелы шлагбаума. Макс примеряется, в два движения срывает замок. Потом поднимает шлагбаум и смотрит, как «форд» и «субарик» проезжают мимо него и останавливаются чуть дальше. Бросив красно-белую стрелу, тут же начавшую медленно опускаться, Макс догоняет замершие в ожидании машины, садится на свое место рядом с Солдаткиным, кидает монтировку под ноги. В пустой голове неожиданно возникает мысль о том, что ему все равно, кем был убитый на обочине спутник Левши. Ждет ли его кто-то дома? Не важно. Главное – ни о чем не думать и остаться спокойным в тот миг, когда это понадобится больше всего.

– В нужный момент нельзя дергаться, – говорил ему Солдаткин несколько дней назад. – За себя я уверен, а вот ты сможешь, Макс?..

Время, похоже, изменило свои свойства в этом, будто подгоревшем на гигантской сковородке, лесу. Стало медленным и тягучим, как горячая карамель. Запуталось между стволами деревьев, сбилось с дороги в дыму. Наконец четыре километра после шлагбаума заканчиваются вместе с лесом. Машины выбираются на край большой вырубки, где стоит поселок.

Поселком, впрочем, это можно назвать с натяжкой.

Около десятка недостроенных двухэтажных домов из газобетона. Степень готовности у всех домов разная. Некоторые здания выглядят так, словно в них уже можно жить, предварительно вставив окна и двери и сделав облицовку фасада. Другие – просто коробки без крыши. К ним тянутся прокопанные, кое-где уже обвалившиеся траншеи для подводки коммуникаций. Чуть в стороне затих, чего-то ожидая, неизвестный ржавый механизм.

Недостроенный, брошенный строителями поселок нераскупленных таунхаусов. Что случилось с незадачливым застройщиком и с теми, кто успел купить это жилье?

Место предложил Макс. Из всех троих оно было известно лишь ему одному.

Он вспоминает, как год назад сюда приезжали (не теми лесными колеями, по которым добирались они с Солдаткиным и Левшой, а по другой, более благоустроенной дороге от Роуску) серьезные люди, готовые вложить свои деньги в таунхаусы. Они смотрели на стройку, слушали менеджеров по продажам или агентов по недвижимости, интересовались сроками окончания строительства и возможностью рассрочки. Менеджеры ездили клиентам по ушам, убалтывали, рассказывая про озеро в паре километров от поселка, про залив. Про то, что это место с историей. За историю отвечали находящиеся на опушке чуть в стороне живописные развалины финских ДОТов, почти век назад составлявших часть линии Маннергейма. Историческая преемственность позволяла покупателям считать, что они вкладывают деньги в свое будущее. Теперь их будущее превратилось в затянутый смогом Сайлент Хилл, заросший выгоревшей на солнце за эти адские недели травой.

Было бы здорово, думает Макс, выходя из «форда», если бы все тут и вправду выгорело. Только не на солнце, а от лесного пожара. Правда, неизвестно, дойдет ли сюда огонь, поэтому они с Солдаткиным и остановились на краю поселка, чтобы не оставлять следов. На всякий случай.

Левша объезжает их на своем «субарике» и тормозит возле фасада одного из домов. Хлопает дверью внедорожника и машет рукой, подзывая подельников. Не дожидаясь их, открывает багажник. Подошедшие Макс и Солдаткин смотрят на лежащий поверх «запаски» кусок местами продранного брезентового тента. На тенте лежит скрюченный мертвец. Тело изогнуто, будто сама смерть попыталась завязать его узлом. Из раны натекла кровь. Хорошо, думает Макс, что тело лежит на правом боку и ему не видно место, куда вошла пуля. Только окровавленная голова, разорванный безмолвным криком рот и открытый высохший глаз. Глаз похож на стекляшку, на осколок бутылки, ради шутки вставленный убитому между век. Не похоже, что еще час назад это был глаз живого человека. Что он мог прищуриться, заслезиться или заморгать, пытаясь вытолкать угодившую в него мошку или ресницу.

– Давай! – говорит Солдаткин, без всяких раздумий хватая убитого за ноги.

Макс берется за доставшиеся ему руки, и они с усилием вытаскивают труп из багажника. Макс снова не испытывает никаких эмоций. Как если они бы тащили свернутый ковер или столешницу от разобранного стола. Даже особой тяжести, если поделить ее на двоих, в этом мертвом человеке нет… Они переносят тело убитого на три метра от машины и укладывают в траву, больно колющую руки при касании.

«Ковбой-авиатор» в это время ныряет в освободившийся багажник, отодвигает окровавленный брезент и запаску, освобождая доступ к тайнику. В его руках отвертка с ярко-желтой ребристой эргономичной рукояткой. Не снимая ни очков, ни ковбойской шляпы, Левша начинает откручивать саморезы – один, второй, третий… Подцепив концом отвертки пластиковую панель, снимает ее. Извлекает из тайника три завернутые в черный полиэтилен бруска – толстые, но вроде как не слишком тяжелые. Пухлые пачки денег.

Все, что сейчас происходит и произойдет дальше, – только из-за них.

Левша небрежным движением передает, почти кидает Максу бруски, и тот стоит, молча разглядывая их, пока не подходит Солдаткин с черной спортивной сумкой, до этого лежавшей на заднем сиденье «форда». На сумке полустертая надпись «Barracuda». Макс осторожно опускает в нее свое будущее, упакованное в черный полиэтилен. Думает, что есть, наверное, какой-то символизм в том, что его будущее затянуто в полиэтилен. Он совершенно его не видит, не представляет, чем займется, когда все закончится. Ясно только, что жизнь должна измениться. Но как? Когда он пытается думать об этом, в ватной голове начинают мигать разноцветные огоньки, словно включается самодельная цветомузыка. Так и сейчас.

Макс держит в руках сумку, отданную ему Солдаткиным, и смотрит, как вооруженный отверткой Левша возится в салоне. Потом тот поворачивается к Максу, произносит:

– Держи!

Одну за другой передает Максу еще четыре пачки. Отдавая последнюю, лениво оглядывается и спрашивает:

– А где Лазарь?

– Отлить отошел, наверное, – внезапно онемевшими губами отвечает Макс, видя свое отражение в темных стеклах «авиаторских» очков.

– Зассыха! – кривит губы в равнодушной усмешке Левша, поворачивается к Максу спиной и начинает вновь шуровать отверткой в недрах салона.

Это последнее сказанное им слово.

Он продолжает вскрывать третий тайник, когда Макс чувствует прикосновение к своему локтю. Бесшумно подошедший Солдаткин отодвигает его в сторону. Макс отступает влево и назад. У него перехватывает дыхание, когда он видит расположенные один над другим стволы обреза,