ДОГОВОР - Александр Лонс

Он показал на какой-то аппарат.

– При необходимости посредством этого инструмента я, предварительно пришлифовав сочленяемые поверхности, свариваю вместе несколько металлических элементов посредством аргонной сварки. Когда череп единичный, я иногда привариваю его к подставке со своей личной подписью. Вот, видите этот диск? Он приготовлен для вас, там уже имеется рельефная дарственная надпись в ваш адрес.

– И чей же там будет череп?

– Как чей? Ваш, конечно. После того, что я рассказал, не думаете же вы, что я отпущу вас просто так? Да и алиби… Я всегда могу сказать, что вы заказали череп и не приехали за ним. Это будет достойным дополнением к моей авторской коллекции.

– Да, вопрос можно?

– Для вас – что угодно. Любой ответ, если только это в моей компетенции.

– Откуда берете реактивы? Вы же не покупаете их сами.

– Ну, при моих-то связях… Ну, хорошо. Есть в Москве один такой смешной ведомственный НИИ. Так вот, они там все давно уже сидят без денег, и я помогаю им по мере своих скромных сил и возможностей. Вот и все. Вам пора.

– И последний вопрос.

– Что еще? – он уже занервничал. Ну, наконец-то.

– Зачем почти год вы просидели в Матросской Тишине? При ваших способностях вы, что, не могли легко выйти оттуда?

– Не успел. Сначала меня все это просто забавляло, и я думал, что всегда успею затуманить мозги этим ментам, и они сами меня отпустят. Но не вышло. Открою вам свою тайну. Я не переношу человеческих скоплений, грубости и хамства. Когда я сталкиваюсь с агрессивным быдлом, то теряю свои силы.

– Вы – безумны! – сказала я, чтобы хоть оттянуть время на пару секунд – так необходимую мне пару секунд.

– Да, я знаю, что я безумен, но это мой мир – мир безумия, а вы – королева безумного мира. И я подарю вам бессмертие, достойное моей королевы!

С этими словами он снова взял свой устрашающего размера скальпель и подошел ко мне почти вплотную.

За время нашего разговора синтетические веревки на моих запястьях и щиколотках нагрелись практически до температуры плавления и размягчились. Я рывком выбросила вперед свободные уже руки и молниеносно ударила своего собеседника двумя указательными пальцами прямо в глаза. Глазные яблоки упруго подались и лопнули. Мой коронный удар, жаль только, нечасто им можно воспользоваться – слишком много крови. Петерсон дико завизжал, выронил свой медицинский нож, закрыл ладонями кровоточащее лицо и согнулся пополам. Резким ударом ребра ладони я сместила ему шейные позвонки. Все было сработано быстро, точно и без особых усилий. На долю секунды его складской халат разошелся на груди, и я успела заметить висящий на цепочке круглый золотой медальон – Бафомет Мендеса.

Потом я села прямо на пустой мешок из-под шамотной глины и откинулась на столб, к которому только что была привязана. Потянулась, разминая свои затекшие конечности. Меня всю трясло – не то от услышанной мерзости, не то от неизъяснимого облегчения, не то от усталости. Мои пальцы и ладони испачканы стекающей вниз густой красной жидкостью. Руки и ноги болели – на них незамкнутыми браслетами вздувались термические ожоги. Я старалась не дать чужой крови попасть на поврежденные участки рук. К обожженной коже прилипли кусочки расплавленного полимера, из которого были сделаны веревки. «Ожог второй степени, не меньше, а может, и третьей», – вяло думала я.

Потом я встала, с мылом вымыла руки в большой химической раковине и, прильнув губами к струе, долго пила противную, пахнущую железом и хлоркой водопроводную воду.

Вслед за тем я взяла моток веревки и приступила к сложной работе: время у меня теперь было. Сделать все так, как меня учил этот апологет дьяволопоклонства и гений загробного мира, было довольно-таки непросто – но у меня всегда была хорошая память, и вообще-то я неплохая ученица…

30

Сколько людей пропадает без вести в нашей грешной стране, точно не знает никто. Называются лишь приблизительные цифры, но и они повергают в шок – около сорока тысяч человек ежегодно! Не на войне, а в мирное время! Как люди пропадают? Да по-всякому! Одни умирают на улице, не имея при себе документов, и их хоронят как неопознанные трупы. Другие напрочь теряют память и попадают в бомжи. Некоторые становятся жертвами всевозможных преступлений. Людей берут в заложники, похищают, чтобы продать в рабство... Люди теряются по-разному, но результат, как правило, один – они навсегда исчезают из этого мира. Я тогда подумала, что если бы пропала, то меня бы не только не нашли, но, наверное, даже и не стали бы разыскивать. Как мне казалось – искать меня было некому.

Скульптора искать будут. Ну что ж, теперь пусть ищут.

Уже глубокой ночью, когда я, наконец, открыла входную дверь к себе домой, сигналили сразу два телефона – линейный звенел, а оставленный на столе сотовый играл мелодию Генделя. Я взяла трубку линейного, и Гендель сразу же умолк.

– Алло?

– Ну, наконец-то! Где вас черти носят? Говорите! – Звонил Великий Мастер. За его внешней напускной грубостью чувствовалось нескрываемое облегчение.

Я начинаю отвечать ритуальной фразой:

– Здравствуйте, милорд. Я…

– Говорите только по делу! – прервал меня Великий Мастер. – Вы же знаете, как я не люблю этих длительных монологов, да еще и по телефону.

«И у этого тоже мало времени. Все такие деловые стали, куда уж мне!» – про себя проворчала я.

– Я все выяснила. Петерсон был виноват. Теперь его нет. Мне пришлось обороняться, поскольку возникла угроза моей жизни. В качестве доказательства готова на глубокое ментоскопирование. Кроме того, в его мастерской я нашла фотографии, которые этот псих делал в процессе своей работы.

– Он виновен по всем пунктам?

– Да, и даже больше, – ответила я, разглядывая уже начавшие заживать ожоговые браслеты на своих руках.

– Давайте основные моменты. Без деталей.

– Без деталей так. У этого Петерсона была какая-то корочка, позволяющая не бояться случайной проверки багажника дорожными инспекторами. В клубе маньяков-извращенцев «Аттракцион» он скупал отрубленные головы и другие части тел. Когда их не хватало, подчинял себе из подозрительных ночных клубов случайных людей – молодых наркоманов. Давал мясницкий топор и пускал на охоту. Исполнителей потом завлекал к себе в мастерскую и также «пускал в переработку». Полученный материал очищал до костей и использовал в качестве моделей для своих отливок. Свои работы он продавал за совершенно фантастические суммы и проблем с деньгами, мягко говоря, не испытывал. Еще он собрал вокруг себя какую-то постоянную компанию, не то слуг, не то рабов, пометил их всех особой татуировкой. С ними-то что теперь делать? А клуб этот, «Аттракцион», с ним как?