Дневники - Николай Мордвинов

Машина взаимоотношений. Презрение к деньгам, к власти капитала.

Привнести жизнерадостность, настоящую веселость. Они все чувствуют, все понимают, душевны, делают свое дело не с обреченностью, а с азартом, юмором и, главное, с убежденностью в победе и потому должны быть любимы.

16/IX

После премьеры в первый раз смотрел фильм «Маскарад». Как стареют картины со временем! И как много у меня пропущено в роли.

Но, в общем, работа ничего!

11/X

«ОТЕЛЛО»

Наметилась внезапно новая линия. Вдруг легко и свободно роль пошла на яркую восточную характеристику — наклон головы вбок, плавная покачивающаяся походка, выпяченные губы, своеобразная мимика — все это подчеркивало характерность, и все зазвучало по-новому и интереснее.

22/X

ТВОРЧЕСКИЙ ВЕЧЕР

«СОВЕТСКИЙ ОБРАЗ» (ЦДРИ)

Народу огромное количество. Интерес явный. Никак не ожидал!

Сурков сказал очень теплое и хорошее слово на полчаса. Даже факты, не напечатанные нигде, и те ему известны. Удивительно, как он осведомлен о моих работах. Хорошо говорит. Гладко и талантливо. Молодец!

Предварил его Кочарян[259], тоже горячим словом.

Но, конечно, не обошлось без накладок: не приехала Марецкая — была на концерте! И я, расстроенный, вышел читать Ваграма. Потом — на полчаса перерыв!

На «Мадлен Годар» еле взял народ.

«Тигран» — огромный успех, неожиданный. Монолог прерывали все время аплодисментами.

28/X

Вчера на спектакле «Царь Федор» умер Добронравов![260]

Еще один инфаркт.

Огромная утрата для МХАТ. Взволнованная, трепетная, темпераментная линия в искусстве театра теперь уже никем не представлена. Ушли все!

Страшно. Смотрел у нас «Опасный перекресток»[261].

Да, перекресток действительно опасный!

Это уже не перекресток, а линия. Падение требовательности, падение вкуса. Такое я могу встретить в любом другом театре.

5/XI

А сегодня я очень недоволен собой.

В Колонном зале для ЦК читал «Ленина», читал жестко, напористо… а потом беготня с концерта на концерт и перебранка за очередь на выступлении…

Нет, и некрасиво это, и недостойно, и неловко за партнершу. Самое главное — не искусство это…

Ох, как я не хочу этого…

16/XI

«ОТЕЛЛО»

Болен, грипп. Кашель, сил нет, играть трудно, играю на полузвуке.

После спектакля пришла ко мне жена Поля Робсона (приехала на Международный съезд женщин) — долго говорила.

Вкратце:

«Наши пошли в Большой театр и МХАТ, а я к вам. Мне было интересно узнать, как играют русские Шекспира. Я всегда думала, что Шекспир — автор англичан и английских актеров. Я всех видела и в Англии и в Америке. Я удивлена. Ничего похожего я не видела ни в Европе, ни за океаном. И русский зритель! Такого нет ни в Америке, ни на Западе. Внимательный, умный, отзывчивый. Смотрит, негодует, плачет…

Вы создали образ, стоящий особняком. Я не думала, что так можно трактовать. Сначала меня озадачил смех. Довольно много смеха, счастливого, детского, мужественного — разного. Отелло — трагедия, и вдруг — смех. Потом я поняла и изумилась, как это до вас никто не понял этого. Отелло — человек, следовательно, ему присущи все чувства. Так он шире показан, многообразнее. Человек, а не трагический образ с первого появления. Потряс обморок… Навзничь! Ах! Всегда играют в корчах, в судорогах, с пеной во рту. У вас благородно, скупо и безусловно правдиво. Ведь у Отелло не эпилептический припадок, а удар. А сцена с платком! А пятый акт!

Вот видите, сколько страниц я исписала в своей записной книжке — все это я передам мужу».

30/XI

Вечером смотрел «Модную лавку»[262].

Разностильный спектакль. Лавров, Марголина играют в остросатирической форме, Темяков — в условно бытовой, Якунина — гротесково… остальные кто как…

Декорации — сбор всего, что есть в театре. Все думают обмануть публику, но ведь она платила такие же деньги, как на спектакль, который оформлен хорошо. Какая это «Модная лавка», когда на первом плане стоят четыре изодранных кресла из нашего фойе. Нет денег на перетяжку, так хоть заштопайте. Занавес чисто виноградовский, тюлевый, он нехорош, и потому, что я вижу все приготовления актеров, готовящихся к началу, из-за этого я не вижу начала пьесы.

Впечатление, как от спектакля студии в подвале, только те были в свое время, а этот с большим опозданием. Те заставляли думать, этот заставляет опасаться. Получается круг; пришли к тому, от чего начинали, только с разными результатами. И как бы он не оказался замкнутым! Заколдованным! Там была бедность вокруг и богатство в искусстве, несмотря на ошибки, здесь же почти верно, но скучно на сцене и ненужная лепнина кругом.

Люблю спектакли, которые заставляют либо думать, либо чувствовать. Этот тоже заставляет чувствовать, но не то, и думать заставляет, но лишь о том, что место классической пьесы занято впустую.

В театре говорили, что Шмыткин не в ладу с комедией, и поэтому Ю.А. за несколько репетиций сделал больше, чем тот чуть не за год… А я не хочу, чтобы эти несколько репетиций служили оправданием случайному, коммерческому, непрофессиональному спектаклю.

Нет, к черту. Надоело. Противно.

Буду кричать на первом же собрании

1950

2/I

Сегодня лежал и думал, что если бы свести всех моих героев в одну компанию, как бы они вели себя? В одну положительных, а в другую отрицательных. Забавная картина.

9/II

Первый прогон сольных, дуэтных и др. картин «Маскарада», в общей сложности до двух третей пьесы. Настроение хорошее. Видны серьезная работа и зрелость в ролях.

Опасаюсь за Нину. Весь мой рисунок, выполнила (я поставил ей смерть), но все так не наполнено, просто теряешься в догадках: что у нее, нет ничего или чрезмерная робость?

У меня отмечали чрезвычайную скупость в мизансценировке моих сцен. А Лавров[263] предложил «танцевать от Н.Д. Он, по-моему, раскрыл секрет поведения на сцене в этой пьесе. Скупость — это решение. И оно должно быть распространено на всю пьесу».

10/II

«ОТЕЛЛО»

Для меня очень хороший спектакль. Обновил многое. Отчего это происходит, непонятно. Вдруг начал с цыганки, говорил тихо, медленно и ненавязчиво — зал слушал так, как Не слушал никогда. Это же отметили и артисты. А пятый акт вел в том же принципе, но с большими взлетами и падениями звука в силе и диапазоне. Тот же эффект. А паузу перед «кто мог ее убить» длил минуты две-три. В зале единодушно и одновременно началось сморкание и всхлипывания.