Мышь в Муравейнике 2: Жук - Дана Обава

меленькими шажочками добираюсь до двери и выхожу в коридор. Воровато оглядываюсь и такими же мелкими, но быстрыми шажочками семеню в закуток возле туалетов. Тут под вытяжкой стоят стулья и пепельница. Все равно пованивает, зато сейчас нет никого живого. Можно немножечко отдохнуть.

С большим трудом примостившись на одном из деревянных стульев, покрашенных в веселенькие цветочки, пару минут спокойно скучаю, пока розовые часы на моей руке не издают странный сигнал. Оглядев кнопочки, нажимаю на одну из них.

— Здорово, это я! — слышу довольный голос Лекса. Секунду радуюсь, что с ним все в порядке, но потом понимаю, что он говорил бы таким же голосом, даже если б его порубили не куски. Чтоб меня не волновать.

— Ты как, в порядке? — спрашиваю, затаив дыхание. Собираюсь как-нибудь по малейшим сбоям в интонации определить правду.

— Пока да, — отвечает друг.

Позабыв про боль, вскакиваю и начинаю нервно бродить туда-сюда.

— А потом? — еле выдавливаю из себя.

— Ну, понимаешь, — Лекс похоже переходит в другое помещение, — чтоб с тобой поговорить, мне пришлось украсть планшет у Редженса. Пока что он делает вид, что не заметил.

Так, пока не страшно.

— А ты как себя чувствуешь?

— Хорошо, — отвечаю я старательно радостным голосом. Сейчас у меня и вправду не очень прямо сильно все болит.

— Ясно, — также недоверчиво реагирует Лекс. — Ладно. Не буду тебя томить. Наше дело уже рассмотрели и приняли решение. Правильно, а чего тянуть? В компе у покойного Толлека все записи наших похождений по папочкам аккуратно разложены. Еще и дневник Морис оставил со своими размышлениями, мыслями и прочим бредом. Следователям и судьям было с чего поржать. Так что, не смотря на то, что народу погибло уйма, зато и дел понараскрывали. Только Кирилла с его махинациями аккуратно прикрыли, можешь за него не переживать.

— Это хорошо. А как Герти, Палома?

— Их, похоже, удастся вылечить. Адская штуковина, которую придумал Морис, оказалось, очень аккуратно делает из людей инвалидов. Случай Герти вообще был нарасхват, врачи планируют написать об этом интересные работы и продвинуться наверх. За Палому встало горой Женское общество против насилия, они нашли ей защитника, а больницу оплатит тот ее поклонник, то есть бывший начальник.

Все это просто прекрасно, нам бы самим еще так повезло.

— Наказание Мориса подтвердили как правомерное, так что ему, бедняге, придется гнить там внизу. Но, вообще-то, это как раз то же самое, на что он сам обрек Толлека, и возможно планировал сделать с Герти.

Я внутренне содрогаюсь, представляя, как Морис лежит там, в подземелье, абсолютно беспомощный, закованный в неподъемный металлический скафандр, понимая, что ему не от кого ждать избавления. Не скажу, что он такого не заслужил, и все же жалость протыкает сердце иглой.

— Ну а что до нас с тобой, — напоследок рассказывает Лекс, — право решения, что с нами делать отдали главнюку нашему. А он решил, что мы ему очень не нравимся и что от нас одни неприятности, и поэтому мы должны вернуться обратно на нулевой и никогда его больше не покидать.

У меня перехватывает дыхание. Я снова опускаюсь на стул, потому что ноги отказываются держать. Не самая страшная, на самом деле, участь, что могла нас постичь, учитывая все, что мы натворили. Что ж, придется вернуться туда, откуда мы вышли чисто по счастливой случайности.

— С отсрочкой, правда, — продолжает Лекс. — Поскольку без тебя в учебке уже произошел маленький бельевой коллапс, а девчонки из обслуги как одна отказались выполнять чужие обязанности. Ты и не знала, наверное, что они к тебе так хорошо относятся?

Не знала, конечно.

— Так что мы остаемся в учебке до конца учебного года. Ты по веской причине, а я за компанию. А потом во время ротации обслуживающая гильдия пришлет тебе замену, и мы вернемся вниз. — Лекс вздыхает, на фоне раздается какой-то шум. — Пока что у нас отберут наши карты, чтобы мы безвылазно сидели в учебке.

Вот это очень плохо. Нужно будет как-то немыслимым образом передать Роко все товары, что я для него купила. А Мэй навещать вообще не получится, разве что во сне.

— Кейн, кстати, немыслимым образом прошел аттестацию, и… Извини, тут Редженс хочет свою собственность назад, — быстро проговаривает Лекс, — выздоравливай скорее. Пока!

Он отключается. Мне остается только поглаживать розовый браслет от часов на руке и придаваться мрачным раздумьям. Кстати, за время разговора, я стала намного лучше себя чувствовать. Может, меня побыстрее выпишут?

Нагулявшись, я возвращаюсь в палату, из которой как раз выходит шинард Сильви. Он кивает, проходя мимо, а я семеню обратно, чуть придерживаясь за стенку. В комнате я доползаю до кровати и с трудом ложусь в постель.

На Сильви я не смотрю, но нутром чувствую, она хочет высказаться. Поворачиваюсь к ней. Сидя в окружении плюшевых игрушек, удобной подушки и прочего, что ей натаскали близкие, она поглядывает то на меня, то на мою оранжевую карту акбрата, торчащего из специального кармашка на модуле.

— А почему твой шинард к тебе не приходит? — спрашивает Сильви наконец.

— Занят, — пытаюсь лежа пожать плечами. — Да и что ему тут делать? — Я пытаюсь себе представить могучую фигуру Редженса, с букетиком в широкой ладони входящим в палату, и не могу.

— Как что?! — с горячностью восклицает Сильви. — Шинард должен заботиться, поддерживать, помогать. Как мой Яков. Как только с работы освободился, сразу ко мне. А что твой шинард для тебя сделал? — с вызовом спрашивает она.

Гляжу в выкрашенный в белый цвет потолок, вспоминая, потолок подземного зала, в который я могла бы смотреть всю оставшуюся жизнь. Вспоминаю, как пальцы Редженса смыкаются на моих запястьях, и он рывком вытягивает меня наверх, прочь от Мориса и судьбы безвольной куклы, что тот для меня приготовил.

— Мой шинард спас мне жизнь, — отвечаю я.