Во сне и наяву. Титан - Борис Вячеславович Конофальский

— Я не мог капнуть в еду, ты сама её готовила.

— Папа! — вдруг повысила голос Светлана. — Папа! Почему ты был должен мне капнуть это в еду?

Отец поднял на свою дочь глаза, и в них девочка увидела опустошение, смятение, он молчал, но она и без слов поняла, что папа не знает, почему делал это.

— Ты долго готовился? — Света и сама не знала, почему задала этот вопрос, может быть потому, что хотела знать зачем, зачем отец это сделал. Зачем пришёл ночью в её спальню с ядом.

— Нет, я просто несколько дней всё время думал о тебе и о яде.

— Думал обо мне.

— Угу, всё время. На работе и дома. Даже спал плохо, даже с таблетками, и с ними не спал, думал о тебе.

— А что ты думал? Что-нибудь плохое?

— Эта баба сказала, что ты сильно изменилась за последнее время, что у тебя появилось много секретов от меня.

— И что, па? — девочка даже возмутилась. — Я же взрослею, я должна меняться, я становлюсь взрослой.

— А деньги? А эти монеты? А браслет у тебя в столе? — отец поначалу как будто оправдывался, теперь же в его голосе всё отчётливее слышались нотки упрёков.

— Папа, ты мог бы спросить! — воскликнула Светлана.

— Света, — почти в тон ей отвечал отец, — я тебя спрашивал. Всё время спрашивал! И про монеты, и про нападение в парадной, и про школу, и про твоего нового друга, но ты только отмалчивалась. Я только видел, что ты прячешь от меня новую дорогую одежду, золотой браслет, кровь на подушке, — он ткнул пальцем в её левую руку, — эти перчатки твои! Я до сих пор не знаю, почему на тебя напали, за что пытались убить этого твоего долговязого дружка. Ты ведь ничего не говоришь, не говоришь ни мне, ни следователю. Отмалчиваешься, хотя и он, и я видим, что ты что-то скрываешь! Почему у тебя всё время постельное бельё в грязи, в крови, что ли. Что ты делаешь по ночам, когда меня нет дома?

— Я ничего такого не делаю, — теперь Светлане пришлось оправдываться.

— А мне кажется, ты всё время что-то делаешь, творишь что-то за моей спиной, ничего мне не говоришь, постоянно прогуливаешь школу, ты даже первую монету продала через отца Серафима, ничего мне не сказав. Откуда у тебя столько дорогих вещей? Ну, допустим, ты нашла монеты, но как ты додумалась пойти к Мельнику? О чём ты с ним говорила? Ты вымогала у него деньги? Ты ему, что, угрожала?

Светлана сначала молчала, она поняла, что во многом, во многом отец прав. Ну, это глядя с его стороны, конечно.

— Я ничего у него не вымогала, я ему не угрожала, — наконец ответила она.

— Не угрожала? А вот его адвокат просил меня больше не подсылать к нему тебя. Скажи мне, я тебя к нему подсылал?

Она не ответила. Да, да, папа имел право на все эти вопросы знать ответы. Но вот только она не могла, не могла взять, и всё рассказать ему, она и сама далеко не всё понимала. После паузы, так и не собравшись с духом, чтобы рассказать ему хотя бы то, что она знала, в чём она была уверена, Светлана произнесла:

— А как же ты пришёл в мою комнату без костылей?

А он опять посмотрел на неё растерянно и предположил:

— Может, я приполз?

Он даже не знал, не помнил, как добрался до её спальни.

— То есть, ты даже не помнишь?

— Мне снился сон… Кажется, это был сон. Она говорила мне, что делать.

— Она? Эта баба?

— Да, я почти всё время слышал её голос. Она говорила, что ты ведьма. Что ты выросла. И что я, и мама, и близнецы тебе теперь только мешают. И что ты ждёшь момента, чтобы убить меня, потом избавиться от матери, ну и от близнецов.

— Папа! Ты, что, поверил во всё это? — Светлана была возмущена, что её отец был такого мнения о ней. По-настоящему возмущена.

А отец поглядел на неё устало и произнёс:

— Она сказала, что в тебе произошли… изменения.

Он взглянул на её уже почти чёрную руку, которую Светлана держала перед собой на столе. И девочка согласилась: да, эту черноту можно было истолковать как «изменение». Ещё какое «изменение»! А хоть и «изменение», какого хрена это должно касаться какую-то бабу, которую отец встретил на улице? Всё равно она была обижена на отца, ей было очень неприятно, что он спрашивал у каких-то баб на улице, что ему делать с дочерью.

— Па, и ты, чтобы оградить от меня маму и близнецов, ты попросил у неё этот…, — Света указала на пузырёк.

— Ничего я не просил, она мне его сама принесла.

— Сама? Как это?

— А так, она сама ко мне подходила, про тебя расспрашивала. Это было несколько раз, — сказал отец. — А в последнюю нашу встречу она дала мне это. И сказала, что если я тебя не убью, то ты меня убьёшь.

И тут у Светланы стала вырисовываться мысль: а что это была за «баба», и почему она лезла к папе, и почему хотела убить её? Светлана всё ещё не понимала и вдруг спросила:

— А эта баба слепая?

Отец как-то сразу оживился:

— Глаза у неё без зрачков, но она только выглядит слепой, на самом деле она всё видит.

— Она жирная, такая вонючка с нечёсаными космами и с палкой ходит?

— Да, ходит с клюкой. Патлы немытые, накрывает их грязным платком, — вспомнил папа. — А ты, что, знаешь её?

— Немножко, — Светлана подняла глаза к потолку.

Как-то само собой в этой ночной обстановке, тут, на кухне, за кухонным столом, в девочке начала просыпаться злость. Эта слепая старая тварь, уроды с ножами в парадной, ещё неприятные люди с пистолетом в машине, а ещё, чуть не забыла о визите к ней прямо в квартиру, про труп под кроватью… Опять же Элегантная Дама, приставленная