Правило Диксона - Эль Кеннеди

— напомнила я ему. — И ты не можешь попасть на территорию, не пройдя через здание Sycamore сначала.

 

— Он был в здании, Диана. Ты это понимаешь?

 

В горле у меня забивается от отчаяния. — Да, я понимаю. Мне жаль. Ты прав.

 

— Нет. Не извиняйся. Я не виню тебя ни в чем, — говорит он, когда мы входим в Red Birch и поднимаемся на второй этаж. — Я просто переживаю. Ты моя дочь. Я не хочу, чтобы с тобой снова произошло что-то подобное.

 

— Не произойдет.

 

— Правильно. Не произойдет. А теперь мы сделаем все, чтобы это не произошло с другими.

 

— Мне жаль, что я так долго не сообщала в полицию.

 

— Я не понимаю, почему ты не сказала мне.

 

Трудно говорить сквозь комок в горле. — Потому что ты считаешь меня такой крепкой.

 

Папа смотрит, как я открываю дверь, с неверием на лице.

 

— Ты крепкая, детка. Даже после того, что этот ублюдок с тобой сделал, ты все равно самая крепкая, кого я знаю. — Он идет за мной в квартиру, потягивая меня за руку, чтобы остановить. — Признание того, что ты иногда слаба, не делает тебя слабой. Это означает, что ты человек.

 

— Я не хотела, чтобы ты думал обо мне иначе.

 

— Я никогда не буду думать о тебе иначе. Ты не сделала ничего плохого. Ты не хотела этого. Несмотря на то, что ты пыталась написать в своем отчете, ты не спровоцировала этого придурка. Ты защищалась, а его реакция была опасно несоразмерной. Он оставил на тебе следы. — Папа выругался низким, зловещим голосом.

 

Я вздыхаю. — Нам придется получить охранный ордер против тебя, чтобы ты держался подальше от него?

 

— Вероятно, — говорит он серьезно. — Я сдерживаю себя, чтобы не собрать отряд и не поехать к его дому, чтобы заставить его исчезнуть.

 

— Исчезновение людей не является тактикой SWAT. Перестань драматизировать.

 

— Это так, когда кто-то связывается с твоей дочерью. — Он смеется. — И если ты думаешь, что я слишком перегибаю палку, подожди, пока твоя мачеха узнает, что этот псих сделал. Она разорвет его, как медведица.

 

Я вдруг громко вздыхаю. — О, нет. Мне также придется рассказать маме об этом, не так ли? Паника охватывает меня. — Можешь сделать это за меня?

 

Морщина на его лбу углубляется. — Ди. Я думаю, что тебе нужно самой это сделать...

 

— Пожалуйста? — Я умоляю. — Я не могу сейчас говорить с ней. Я не справлюсь с этим. Можешь просто рассказать ей и сказать, что я поговорю с ней, когда буду готова?

 

— Если ты действительно хочешь, чтобы я это сделал, я сделаю это. — Он вздыхает. — Но я хочу, чтобы ты понимала одну вещь. Ты можешь справиться с любым вызовом, который жизнь тебе бросает. Ты всегда будешь самой сильной, кого я знаю. Черт возьми, гораздо сильнее, чем я.

— Это не правда.

 

— Я имею в виду, что я развелся с твоей матерью. Тебе все еще приходится иметь дело с ней.

 

Я с трудом смеюсь. — Она не такая уж плохая.

 

— Она не плохая, — соглашается он. — Но я знаю, что ты строишь стену, когда находишься с ней, потому что она выдвигает твои неуверенности. А затем ты строишь эту стену со мной и с твоим братом, что ничего тебя не беспокоит. Но тебя будут беспокоить вещи, и плохие вещи будут происходить. К сожалению, это происходит все время. И мне больно, что я не могу предотвратить это с тобой. Ты моя жизнь, ты и Томми.

 

Эмоции сжимаются вокруг моего сердца.

 

— Но вот в чем дело. Несмотря на то, что ты сильная и способна позаботиться о себе — и я действительно верю в это — тебе также нужно быть достаточно сильной, чтобы знать, когда просить о помощи. — Его выражение лица становится резким. — И когда происходит что-то подобное? Ты черт возьми просишь о помощи, Диана.

 

Я кусаю губу так сильно, что чувствую боль. — Хорошо.

 

Мы садимся на диван, и папа объясняет мне, что, вероятно, будет происходить с Перси. В основном, моя роль в этом на данный момент закончена. Теперь это дело детективов, а затем судов, если прокурор решит продолжать дело.

 

После того, как папа уходит, я принимаю душ и размышляю о том дне, который оказался адским. Все началось так многообещающе. Гольф с Шейном и Блейк, отличное времяпрепровождение. И каким-то образом это закончилось тем, что мне пришлось сидеть в стерильной комнате допросов и делиться своим унижением с незнакомцами.

 

Я потираю лицо, позволяя струе воды бить по лбу. Черт. Я знаю, что мне нужно начать переосмысливать это, но трудно не воспринимать это как позор.

 

Мне нужно постоянно напоминать себе, что то, что произошло, не делает меня слабой или жалкой. Я бы никогда не подумала о жертвах домашнего насилия, что они жалкие. Я бы поддерживала их до конца. Так почему я не могу сделать то же самое для себя?

 

Хотя это не новая мысль для меня, в этот раз она действительно укоренилась. Никто не заслуживает того, чтобы его били. Ни женщина, ни мужчина, ни ребенок. Интимный партнер не должен делать это с вами, бывший парень или нет. Это неправильно.

 

То, что сделал Перси, было неправильно.

 

Я выхожу из душа, вытираюсь полотенцем и иду покормить Скипа. Он сверкает на меня глазами, и я отвечаю тем же. После того как его пузо наполняется диетической едой, я звоню Джиджи, и мы проводим следующий час, обсуждая все, что произошло. Она расстроена, что я не рассказала ей о Перси, и еще больше расстроена, когда я начинаю всхлипывать от стыда и смущения. Но она уверяет меня, как и мой папа и Шейн, что я не сделала ничего, чтобы спровоцировать это.

 

Когда мы заканчиваем разговор, я нахожу сообщение от папы.

 

Папа:

Я рассказал твоей маме. Сказал ей, что ты свяжешься, когда будешь готова поговорить. Она сказала, что окей.

 

Меня пронзает боль от того, что имя мамы не появляется в моих уведомлениях. Она знает, что произошло