Королевство Хатуту - Дмитрий Романовский

– Товарищ Жером, вы инструктируете мсье Дожера?

– По мере надобности, – ответил Каспар и добавил: – Это скорее ваша обязанность, товарищ Туанасье, поскольку вы старые знакомые. – Мадам Туанасье с улыбкой сказала:

– Да. После Маркизов у меня такое впечатление, что мсье Дожер неотъемлемая деталь всех моих поездок. Имейте ввиду: он очень трудно поддается обучению политической грамотности.

Поль сказал с набитым ртом:

– А что же вы меня так плохо учите?

После обеда все разошлись по своим купэ. Делегация соблюдала общий режим. За вагонным окном была уже Бельгия. Стемнело. Они ехали на север, и стало заметно прохладней. Полю уже не хотелось раздеваться до гола, и он в теплом белье залез под шерстяное одеяло. В полудреме он подумал, что Париж теперь далеко, а поезд быстро уходит все дальше. В Париже Марго. Она теперь, наверное, спит, и под глазами легли тени от ресниц. Впрочем, какие тени? Свет в ее комнате потушен. А что, если она еще не спит? А что, если она сейчас думает о нем, как он о ней? При прощании она была грустной, и Полю это было приятно. Он вспомнил уличных мальчиков, безбровое наглое мальчишеское лицо, маленькие, красные от холода руки, старое короткое пальто. «Мсье, я умею отгадывать имена. Хотите, скажу ваше имя?» А коричневый мальчик стоит на прибойной волне. «Па! У меня глаза тоже голубые!»

Поля разбудил Каспар, тряся его за плечи.

– Гельмстедт! – говорил Каспар. – Граница!

Поезд стоял. За окном была ночь. В дверях купэ стояли двое военных. Поль, наконец, очнулся от прерванного сна, понял: Гельмстедт – граница между английской и русской зоной Германии, а двое военных – русские. С ними был пограничный чиновник. Они проверяли количество людей в поезде. Оглядев Поля и Каспара, они их, вероятно, сосчитали: один и один – два, все правильно, и пошли в следующее купе считать других пассажиров. Поезд шел через Германию ночью, и Поль даже не проснулся, когда в Берлине меняли паровозы. А когда он проснулся, было совсем светло, и поезд подъезжал к Франкфурту на Одере. За окном проплывали ухоженные каменные дома с каменными оградами. Вероятно, немцы живут лучше чем французы. Даже пригородные заводы выглядели свежепочищенными и уютными. На франкфуртском вокзале с остекленным, как парижские пассажи, деборкадером вагоны поезда обходили немецкие и польские военные. Когда поезд пересек польскую границу, Поль сразу понял: Польша – бедная страна. Грязные городки и поселки, много деревянных домов, крытых ржавым кровельным железом. Всюду, даже на лесных участках, грязный снег. Бедно одетые люди. После обеда они подъехали к Варшаве. Здесь поезд стоял долго. Полю хотелось выйти из вагона и добежать до паровоза, но Каспар сказал, что это другая страна, и выходить из поезда нельзя. По перрону сновали люди. Поляки. Большинство из них были в старых пальто. Поль обратил внимание на полнощекую девушку в резиновых сапогах. Она тащила на спине большой мешок, согнувшись под его тяжестью. На мгновение они встретились глазами. В глазах девушки было любопытство. Поезд тронулся. Открылся вид на удаляющуюся Варшаву. Высокие городские дома, красный трамвай, идущий по высокой насыпи, пригородные шоссе, заводские постройки. А потом за окном опять поплыли унылые заснеженные пейзажи с бедными крестьянскими домами. После ужина все начали укладывать чемоданы: в Бресте надо было пересаживаться в другой поезд. В России была другая железнодорожная колея, другие вагоны и, конечно же, другой паровоз. Пересадкой в Бресте руководил Каспар Жером, поскольку он мог довольно бегло объясняться по русски. К удивлению Поля штатская публика на перроне была одета вполне прилично. Поль впервые увидел русских полицейских, которые здесь назывались милиционерами. Только потом Поль понял, что эта русская публика – пассажиры поезда международного класса, а значит, все они привиллегированные люди по сравнению с остальными русскими. Русская речь, переполненная свистящими согласными, была абсолютно непонятной, хотя Поль в поезде честно просмотрел русский разговорник с транскрипцией. Русский вагон был просторней французского, диваны в купэ были шире, а консольные столики больше. И здесь было теплее, особенно после русского мороза, только душно. Окно в купэ почему-то не открывалось. Два русских таможенника проверили документы и чемоданы. Поезд отъехал от вокзала, и Поль с интересом уставился в окно. Это был уже Советский Союз. Потянулась снежная равнина с редкими кустарниками и перелесками. Промелькнула группа черных бревенчатых домов, крытых почерневшей деревянной щепой вместо черепицы, забор из тонких древесных стволов, заснеженные стога сена. Все это гнилое и запущенное. Не верилось, что здесь могут жить люди. Но из печных труб шел дым. Начался лес. Деревья стояли густо, серые стволы были хилыми, тонкими. Каспар пояснял:

– Это еще не Россия. Это Белоруссия.

Поезд, не снижая скорости, проехал мимо какой-то станции. Несколько кирпичных одноэтажных домов, вероятно, прошлого века, с облезлой штукатуркой, а вокруг разбросаны деревянные гнилые бесформенные домики. Каспар пояснял:

– Во время войны здесь происходили сражения. Все хозяйство Белоруссии было разрушено.

Поль подумал про себя, что здесь и нечего было разрушать. И опять однообразно потянулись хилые леса. Лошадь, запряженная в сани, бредущая по заснеженной лесной дороге. В санях, нагруженных мешками и старыми досками, двое людей неизвестного пола, закутанные в лохмотья. Каспар продолжал пояснять:

– Это болотистые земли. Весной дороги так затопляет, что автомобильный транспорт невозможен. Поэтому здесь пользуются телегами, запряженными лошадьми, а зимой санями.

В сумерках редкие убогие поселения с полуразвалившимися гнилыми домами казались еще мрачнее. Бедные польские деревни могли теперь показаться богатыми. Здесь была уже не бедность – откровенная нищета. Каспар лег спать и скоро засвистел носом. За окном вагона теперь была непроглядная темень, а поезд шел с прежней скоростью.

Когда Поль проснулся, поезд уже подъезжал к Москве. В окно ничего не было видно, поскольку оконное стекло обледенело красивыми ледяными узорами, но светило солнце. Каспар был уже одет и посоветовал Полю срочно сходить в уборную, а то перед самой Москвой в уборную будет очередь. В уборной Поль несколько раз нажимал педаль, наблюдая как в открывающейся дырке унитаза мелькали шпалы под грохочущим по рельсам вагоном.

Московский вокзал был вполне приличным, не хуже парижских вокзалов. На перроне делегацию встретили несколько прилично одетых мужчин. Один из них произнес на плохом французском официальное приветствие, пожал всем членам делегации руки и официально представил остальных мужчин. Только один из них сносно говорил по-французски, правда, с акцентом. Трое носильщиков, сопровождаемые двумя милиционерами, погрузили чемоданы делегации на тачки. Морозный воздух стал щипать лицо, и Поль глубже надвинул шапку и надел меховые перчатки. Встречающие мужчины повели делегацию через здание вокзала. При этом Поль все же приостановился около паровоза, который вез их поезд. Паровоз был гораздо больше и красивей французских, он солидно шипел, издавая выхлопы белого пара, клубящегося в морозном воздухзе. На вокзале было много народу, и были довольно прилично одетые люди. Посмотрев в сторону, Поль увидел в широком проеме большой вокзальный зал ожидания, битком набитый народом. Нищенски одетые люди с большими мешками и старыми чемоданами скученно сидели и лежали на скамьях и прямо на грязном полу. Но Поль увидел все это мельком, поскольку делегацию вели быстро. Когда они вышли из вокзала, их ожидал маленький довоенный автобус, в который носильщики уже погружали их чемоданы. Поль по-хозяйски проследил, как его собственный чемодан был внесен в автобус и положен на заднее сиденье. Перед тем, как войти в автобус, Поль огляделся. Привокзальная площадь ему понравилась. Вокруг были разбросаны без определенной планировки невысокие разностильные здания, некоторые с витиеватыми башенками и шпилями. Поражало разнообразие транспорта. Здесь были и старинные трамваи, и автобусы, и автомобили, большей частью старинные, и грузовики всевозможных размеров. И масса пешеходов. Все это торопливо двигалось в разные стороны. Москва – большой город, не меньше Парижа.

Когда их привезли в гостиницу, которая называлась тоже «Москва», из встречавших их мужчин с ними остался один, тот, который прилично говорил по-французски. Он должен был всюду сопровождать делегацию. Его звали Сергей Павлович Годлевский, но они договорились, что будут называть его товарищ Серж, или просто Серж. Ему было лет сорок, и он был самый молодой из встречавших мужчин. После того, как делегацию развели по гостиничным номерам, номера здесь были только однокомнатные, был предложен завтрак в ресторане гостиницы. Для делегации в отдельной секции ресторана был уже накрыт стол. На завтрак были поданы куриные котлеты, салаты, русская красная икра и кофе с ватрушками – плоскими сдобными булочками с запеченным творогом. За все это не надо было платить. Все это оплачивала коммунистическая партия Советского Союза, на переговоры с которой приехала делегация. Стол обслуживался двумя официантками. Одна из них была вполне красивой, и когда она подавала Полю кофе, он спросил, говорит ли она по-французски. Она сказала, что нет, но тут же добавила, что знает английский. Тогда Поль спросил по английски, как ее зовут. Она ответила: – Валентина, – и тут же, извинившись, ушла. Сразу после завтрака Эстаж Максимил подошел к Полю и тихо сказал: