Страждущий веры (СИ) - Светлана Гольшанская

Он снял рукавицу и протянул мне раскрытую ладонь.

— Нет, я... извини, — я тяжело вздохнула и заглянула в его глаза, уставшие, но полные решимости. Пушок на щеках превращается в щетину. Он взрослеет, мужает, скоро станет рыцарем, доблестным высоким лордом, как отец, лучше, чем отец. Я переплела с ним пальцы, а потом, не выдержав, обняла за плечи. — Я не буду больше хныкать. Ты прав, мы всё преодолеем вместе.

Мы направились к костру. Туаты разложили на бревне карту и, тыкая в неё пальцами, что-то бурно обсуждали вместе с Микашем. Я не переставала удивляться, насколько легко он влился в их компанию, учитывая, как настороженно они смотрели на него вначале. Да и сам он говорил, что не очень их жалует. Вот они хором засмеялись, покивали друг другу и расселись завтракать.

— Пару таких переходов и, если не возникнет трудностей, будем у заледенелого моря на исходе следующего месяца.

Два перехода?! Сдохнуть! Нет, я обещала не ныть, я выдержу, я смогу. Чтоб я сдохла прямо сейчас! Но я улыбалась и ела, старательно делая вид, что так же воодушевлена, как в начале пути. Я обязана дойти!

Дорога потянулась по кручам в гору, по обдуваемому всеми ветрами плато, вдоль глубоких ущелий по узким уступам. Лошади оскальзывались на льду, а из-под ног выскакивал щебень и падал в пропасть. А потом мы спускались по покрытым густым еловым лесом склонам к самому подножью.

Пурга зачастила, заставляя искать укрытия под широкими выступами горной породы или среди густого хвойника в низинах. Однажды нам вновь пришлось прятаться в пещере, только на этот раз там действительно зимовал медведь — сотрясающий своды храп был слышен уже на входе. Туаты уговорили нас подождать в стороне, а сами, вооружившись копьями и достав из сумок мешки с едким порошком, вошли внутрь. Послышался жуткий рёв, затряслась земля, с ближайшей скалы откололось несколько ледышек, и из пещеры выбежал разъярённый медведь. Тот, которого я видела в Докулайской долине в Кундии, был намного меньше! А этот как валун огромный, тёмно-бурая шерсть бронирована толстым седыми сосульками. Брат притянул меня к себе, и вместе мы, вдавливаясь в скалу, с трепетом наблюдали, как великанская туша пронеслась мимо, даже не глянув, и скрылась на другой стороне склона в пелене метущего снега.

— Заходите, он не вернётся. Мы знатно его припугнули, — позвал Асгрим.

От перцового запаха защипало нос. Аж слёзы хлынули. Но туаты споро развели костёр, дым от которого перебил весь запах. Горчил, конечно, и дурманил голову, но не так остро. Мы привычно стаскивали рукавицы и сапоги, натирали руки и ноги едким жиром, чтобы разогнать по телу тепло и избежать обморожений. Пили согревающий напиток и горячую кровь только что убитых туатами зверьков. Апатия накатывала такая, что ни жалости, ни отвращения я не испытывала. Всё поглощало желание выжить в вечной мерзлоте.

Черноту разбавляли лишь лунное сияние, клубившийся изо рта белый пар и отсветы пламени. Я уже почти забыла, как выгляжу при дневном свете. Губы растрескались. Лицо обветрилось и покрылось жёсткой коркой. Веки стягивало, оттого что приходилось постоянно щуриться. Нос шелушился. От худобы заострились колени и локти, только толстый слой шкур скрывал выпиравшие рёбра. Мышцы стали жёсткими и тугими, суставы почти не гнулись. Раньше меня не сильно заботила собственная внешность, да и в зеркало, по заявлениям нянюшки, я заглядывала гораздо реже, чем следовало. Не думала, что буду скучать по отражению собственных унылых глаз. Остальных я тоже видела лишь зыбкими очертаниями, масками в огненных бликах. Мир вокруг превратился в тени, словно не спасли меня туаты из царства Ходоков, а отправились в него вместе со мной. Неприкаянные, без устали, вперёд, в сердце холода и ночи.

На вершинах все звуки затихали. Асгрим говорил, что при свете солнца здесь можно разглядеть даже Упсалу и море. Дома и деревья превращались в букашек, в закорючки, нарисованные на карте. Тонкими сверкающими лентами прорезали складки гор полноводные реки. Причудливыми созданиями казались лесистые хребты, увенчанные белыми шапками вечных льдов. Вгрызались в небо, то сходили на нет, обрушивались до чёрных недр земли, где слышалось эхо реки мёртвых. И вновь поднимались исполинами каменные пики. Голос гор — тишина, тишина — их вековечная песня. А впереди хрусталём сверкала ледяная пустыня Хельхейма.

Быть может, вы увидим эти чудеса на обратном пути, если выживем. Если выживем — всегда прибавляли туаты, напоминая, что север суров, он не прощает ошибок. Один неверный шаг, и ты полетишь в пропасть. Но мороз может настигнуть, даже если ты не совершал ошибок. Медведицей белой, вьюжным ветром собьёт с ног, вцепится в грудь, и не проснёшься ты уже никогда. Ни ты, ни все товарищи из отряда.

А мир всё истончался, истирался в тёмной дымке. И уже не существовало ничего, кроме бредущего бредящего бреда. Ползущих по заснеженным склонам масок, теней, призраков, у которых нет ни чувства собственного замёрзшего тела, ни мыслей, а цель столь же призрачна и скрыта во мраке, как и сама дорога. Живых здесь нет. Живые здесь умирают.

Я сидела квёлая и разморенная у костра, и Вей решил во что бы то ни стало меня развеселить. Предложил потренироваться в телепатии. Мы устроились на шкурах, скрестив ноги, в стороне от остальных и повторяли то, что брат уже успел мне показать: синхронизировали дыхание и движения, плавно вошли в транс. Сосредоточенье бодрило, расшевеливало застывшее восприятие, наполняя хотя бы мысленный взор яркими красками и весельем. Брат раскрывал мысленный поток мне навстречу, я летела по тёмным тоннелям вслед за шустрыми серебристыми всполохами мыслей, хватала, как рыб за хвост, и как рыбы они выскальзывали у меня из рук и неслись прочь. Я гналась за ними, пока не врезалась в невидимую преграду.

— Ай! — вскрикнула я громче, чем следовало, и потёрла будто наяву ушибленный лоб.

«Не увлекайся, а то голову расшибёшь», — раздался в голове насмешливый голос брата.

«Это был телепатический барьер, да? Научи, как его выставлять или хотя бы как обходить!» — потребовала я. Надоело одно и то же до одури отрабатывать. Нет, я понимаю, опыт и всё такое, но хочется и новенькое пробовать, а то ощущение такое, что Вей меня всерьёз не воспринимает. Думает, что моего дара только на мелочёвку хватит.

«Рано ещё» — заспорил брат.

Я обиженно выпятила нижнюю губу.

«Ну, пожалуйста! Может, лёгкое внушение? Или гипноз? Или...»

«Отражение», — закончил за меня Микаш. Я вздрогнула от нахального вмешательства и обернулась. Он стоял рядом, подпирая собой стену, и пристально изучал меня.