Амундсен - Тур Буманн-Ларсен

В Сиэтл прибыли также штурман Карл Хансен и пилоты Омдал и Одд Дал. Вдобавок, к удивлению некоторых, объявился и третий пилот. В Нью-Йорке Начальник нанял некоего канадского офицера и уже успел заменить его другим канадцем, лейтенантом Фуллертоном. Все члены экспедиции непременно участвовали в текущих работах, с канадцем же обращались на борту как с гостем. Судя по воспоминаниям Одда Дала, в ту пору ни он сам, ни Омдал понятия не имели об истинных планах Амундсена насчет полетов. Только хортенец перед отплытием из Сиэтла получит самую необходимую информацию.

Считая Олонкина, который все это время помогал Вистингу с оснащением «Мод», и чукчей, которых предстояло нанять на месте, численный состав экспедиции был укомплектован. Точнее говоря, добавится еще один участник. 26 мая полярник докладывает управляющему: «Вчера устроил обед в честь Хаммера. Получилось очень удачно. Сообщил гостям о его награждении орденом Олава [как выяснится, он несколько поспешил. — Т. Б.-Л.] и включении "почетным членом в состав экспедиции". Вручил ему диплом. Это он ставит еще выше, чем Олава».

В последние недели перед выходом в море у экспедиции возникли проблемы с ликвидностью. Вместе со своим спасителем, «дядей» Хоконом X. Хаммером, полярник пытается срочно придумать какую-нибудь прибыльную акцию. Безрезультатно. Остается единственный выход — дон Педро. На всякий случай Руал Амундсен еще до отъезда из Норвегии написал своему далекому меценату и посвятил его в полетные планы. Обращаясь к стареющему магнату, полярник соблюдает все правила грамматики и орфографии [в русском тексте передать орфографию Амундсена, не подчиняющуюся никаким правилам норвежского языка, невозможно. — Пер.]: «Я знаю, это похоже на авантюру, но безусловно выполнимо. Ведь мы — как говорят — лидируем в полярных исследованиях на море и на суше. Давайте попытаемся завоевать лидерство и в воздухе»[119].

Перед самым отплытием экспедиция получает из Аргентины телеграфный перевод на шесть тысяч долларов. Полярник может облегченно вздохнуть. «Да, он настоящий друг», — пишет он Леону. «Храни его Господь», — пишет дон Педро.

В последние дни мая прибыли пять громадных ящиков с двумя разобранными и бережно упакованными аэропланами. Их размещают на борту полностью загруженного полярного судна, готового теперь к четвертой попытке пересечь Ледовитый океан. В субботу 3 июня 1922 года шхуна «Мод» выходит из Сиэтла. На берегу играет военно-морской оркестр. И хотя до единственного признанного из всех национальных праздников еще целых четыре дня, «трутни» во все горло затягивают «Да, мы любим край родимый». Командует на борту капитан Вистинг. Национальный герой с мостика не машет.

Начальник покидает Сиэтл в тот же день, только на другом судне. Он отнюдь не горит желанием провести несколько недель на перегруженной полярной шхуне, терпеть тесноту и качку, а потому предпочитает первый этап (до Нома) одолеть на пассажирской «Виктории». Лишние несколько суток в цивилизованных условиях не повредят. На этом славном своими традициями пароходе есть даже шесть кают с ванной, и одна из них, разумеется, предоставлена господину, который может похвастать званиями первооткрывателя Южного полюса, покорителя Северо-Западного и Северо-Восточного проходов и ныне направляется к Северному полюсу.

На борту «Виктории» состоится встреча, которая будет иметь для Амундсена жизненно важные последствия. Он встретит если не судьбу, то, во всяком случае, женщину.

Глава 31

АЛЯСКИНСКАЯ КРАСАВИЦА

Руал Амундсен жил в скрытности. Можно сказать, его тянуло ко всякого рода загадкам и тайнам. Он картографировал неизученные районы и ликвидировал ряд последних белых пятен на глобусе. Но собственную жизнь окружал туманом. Играл в прятки со своей эпохой, заметал свои следы для истории.

Женщины — особенно тщательно скрытая часть жизни полярника. Отношения с Кристиной Элизабет Беннетт, которые наложат отпечаток на очень многие его решения и составят важную главу его жизни, были совершенно неизвестны за пределами узкого семейного круга. А та женщина, что теперь почти незаметно вошла в историю Руала Амундсена, оставалась покуда безымянной американкой. Едва ли не случайно о ней рассказала «Афтенпостен» в 1941 году. Затем в неопубликованном биографическом очерке конца 1940-х годов о ней поведал Харалд У. Свердруп. Наиболее живой ее образ воссоздал Одц Дал в своих мемуарах, записанных Яном X. Ланнру. Однако и Дал не упоминает ее имени, называя ее только «the mysterious Lady»[120].

После зимовок на «Мод», когда большую мечту о полном завоевании Кисс приходилось прятать в глубинах сердца, Руал Амундсен развил прямо-таки маниакально-бурную деятельность. В отношениях с людьми у него случались резкие перепады — от безоговорочной доверительности до полной враждебности.

В последнюю зимовку дала о себе знать потребность в новых эмоциональных привязанностях. Началось все исподволь, осторожно, с белого медвежонка Мари, который после нескольких недель растущего благорасположения внезапно пал жертвой хлороформа. Затем появилась малышка Каконита, ей он дал свою фамилию и связал с собой — до поры до времени — пожизненными узами. Сразу же по прибытии в Сиэтл он вступил в темный деловой контакт с «дядей Хоконом». Крепыш-датчанин и его аристократический «Пряник», «тетя Адельхейда», вместе с двумя приемными дочками ненадолго стали как бы его семьей, где все одинаково любили «Дедушку».

С другой стороны, он в ярости порвал со многими из тех, кто был ему наиболее доверенным спутником в тяжких лишениях и невзгодах. Новым людям он грозит увольнением еще до выхода в море. Неуравновешенность в скверном характере Амундсена присутствовала всегда, но проступила еще отчетливее после зимовки сердца и краха иллюзий.

Наперекор всем превратностям и всем колебаниям Руал Амундсен цепляется за Кисс, как цепляется и за Северный полюс. Из полюсов оставалось завоевать только один, а вот женщин на свете по-прежнему было много.

Предположительно, полярник впервые встретился с Бесс Магидс именно на борту «Виктории» по пути в Ном.

Сохранилось письмо, где она коротко рассказывает о своих отношениях с Руалом Амундсеном. Адресовано оно некой американской супружеской паре норвежского происхождения, датировано и отправлено 7 мая 1968 года. В этом письме — единственном известном документе, где Бесс Магидс сама подтверждает их роман, — упомянута встреча на «Виктории». Хотя важнейшие связанные с ней события произойдут позднее, мы попробуем уже здесь нарисовать возможно более точный портрет его «mysterious Lady».