Красное Село. Страницы истории - Вячеслав Гелиевич Пежемский

в малой степени и связано лишь с тем, что за пределами собственно зоны боев, где был запрет на переселение, все еще существовала некоторая миграция“.

Финские дома не разрушали и не грабили. У Вороньей горы, на левой стороне железной дороги по направлению к Гатчине, всех отселили, а дома снесли в целях безопасности. Немцы на горе устроили наблюдательный пункт, с которого просматривался весь Ленинград. Осенью 1943 года немцы начали отправлять местных жителей к себе в тыл. Отправили и семью Евгении Павловны в Литву. Там они прожили 8 месяцев. Потом погнали в Германию, в г. Вайден. Там наши люди жили в лагере. Взрослых днем уводили на работу, а дети оставались в лагере. Детей было 40 человек. Однажды пришел полицай и сказал: „Дети, одевайтесь красиво, мы пойдем в цирк“. Но приехали местные бауэры (фермеры) и стали покупать себе детей для работы. Остались только 2 девочки, которых никто не взял, такие они были слабенькие, – вдруг еще по дороге умрут. Одной из этих девочек была Женя. Когда родители вернулись, они устроили страшный шум. Кое-кого из детей удалось вернуть. Так вернули детей семьи Козловых, которые тоже были родом из Дудергофа. Остальные дети так и пропали. В Вайдене все проживающие в лагере чуть не попали в газовую камеру. Всех привезли на место, раздели, и мужчин, и женщин, и детей. Построили перед воротами камеры, но двери почему-то не открылись. Всю толпу погнали обратно, приказали одеться. В августе 1945 года семья Жени уже была в Дудергофе. Дом их почти разобрали. Уже дома они узнали, что старший брат Дима жив и служит в Левашове»[158].

Отметим, что политика немецких властей действительно различалась по отношению к русским и финским и эстонским семьям. Финны и эстонцы находились в привилегированном положении. У них впоследствии возникла возможность переселиться на территорию Финляндии. Что же до активного сотрудничества с врагом, то тут, как мы видим, большой разницы в связи с национальной принадлежностью не было.

Есть в нашем распоряжении и воспоминания Ирины Ивановны Синьковской, проживавшей в годы оккупации в Красном Селе. Хоть в те годы она была малолетней, еще не ходила в школу, тем не менее ее воспоминания доносят события, сохранившиеся в исторической памяти семьи:

«Когда началась Великая Отечественная война, мне не было и трех лет. Я воспроизвожу печальную картину нашей жизни в оккупированном немецкими войсками Красном Селе по рассказам моих старших родственников. До войны наша семья проживала на улице Советской, дом № 12 (ныне – ул. Восстановления, 27).

Дом был на две семьи. В одной половине жили мы, в другой – брат отца со своей семьей. Отец мой, Иван Александрович Чуйкин, работал в охране одного из предприятий Ленинграда. Мать, Анна Васильевна, до замужества Пасторова, занималась домашним хозяйством и воспитанием детей. Брат Евгений и сестра Юлия учились в школе № 1 (здание школы не сохранилось). В сентябре 1941 года, когда шли бои за Красное Село при наступлении немцев, мы прятались в подвале каменного дома на проспекте Ленина (ныне дом № 93). Когда бои затихли, мы вышли из подвала и увидели, что немцы заняли Красное Село. Оккупировав наш город, они занялись грабежом, отбирали у местных жителей продукты питания, вещи, которые им понравились, вселились во многие дома, выгнав из них красноселов. В одну половину нашего дома вселилась группа солдат, вторую половину дома оставили нам. В первые дни пребывания в нашем доме они говорили: „Через три дня Ленинград будет занят нами“. Эти солдаты, видимо, были заняты на тыловых работах, так как по утрам они уходили, а по вечерам возвращались. Они жарили себе картошку на сливочном масле, рассматривали фотографии своих близких. Нам они никакого неудобства не причиняли. Меня иногда брали на занимаемую ими половину, угощали конфетами. Надо сказать, что они не отбирали у нас картошку (были среди немцев исключения). Мы первую военную зиму питались картошкой, а весной собирали капустные листья на бывшем колхозном поле и пекли из них лепешки. Из лебеды тоже пекли лепешки. Одни из домов на Колхозной улице (ныне улица Лермонтова) немцы заняли под кухню. Дети постоянно ходили к этой кухне и ждали подаяния от поваров. Однажды на кухне пекли блины. Поминали они кого-то из погибших из командного состава. Неудавшейся формы блины повар бросал стоявшим за окном детям. Моему двоюродному брату Николаю тоже достался блин. От съеденного на истощенный желудок блина он почувствовал себя очень плохо. Спасло его от худших последствий то, что он выпил большое количество кипяченой воды. После этого случая он никогда в жизни блинов не ел. С этой же кухни немцы возили пищу на передовую в повозке, запряженной двумя лошадьми. Однажды солдат, возивший пищу, вернулся на одной лошади и испуганно повторял: „Русские стреляли…“. Оказалось, что вторая лошадь была убита в перестрелке. На Бумажной фабрике немцы устроили электростанцию. Котельную топили углем. Из трубы шел черный дым. Советская артиллерия производила выстрелы по фабричной трубе, но труба оставалась невредимой. Снаряды взрывались в озере вблизи фабрики. Мои братья Евгений и Николай ловили глушенную рыбу. Она служила нам подспорьем в питании. Советская дальнобойная артиллерия систематически обстреливала немецкие объекты, большинство которых располагалось среди домов красноселов. От такого соседства, к сожалению, страдали и мирные жители. Например, в доме напротив нас жили немецкие офицеры. Они оборудовали под домом бункер и спасались в нем при обстрелах. Снаряды, предназначенные дому, где размещались немецкие офицеры, рвались у нашего дома. Одним из осколков была ранена моя мама. Она скончалась в больнице от заражения крови. Самый страшный взрыв произошел осенью сорок второго года, когда советской артиллерией были взорваны немецкие вагоны с боеприпасами, находившиеся у железнодорожного вокзала. От этого взрыва рухнул вокзал, железнодорожные шпалы летели до Троицкой церкви, в домах Фабричного поселка выбило окна и двери. Наш дом тоже трясло. Со стола упал самовар, и я со стула. В последних числах августа 1943 года большую часть населения Красного Села немцы отправили кого в Прибалтику, а кого в Германию. Наша семья была отправлена в Латвию»[159].

Еще воспоминания – Щекиной Нины Ивановны в записи Н. С. Эшимовой:

«Наша семья проживала тогда на улице Красного пахаря (ныне улица Гвардейская) в доме под № 34.

Во время боев за Красное Село наша семья и жители соседних домов прятались в окопе. Запомнились озабоченные взрослые и притихшие дети. Вышли из окопа, когда затих бой. По улицам Красного Села уже вышагивали немецкие солдаты с автоматами. Оккупировав Красное Село, немцы сразу ввели