Десант местного значения - Роман Борисович Грибанов

– Повторяю, всем! Огня не открывать без моей команды! Вообще не шевелиться! Кто огнем или движением откроет врагу свою позицию, пойдет под трибунал! – снова начал кричать командир первой батареи, досадуя на своих подчиненных. Как они не понимают? У советских сил на этом участке есть только один шанс отбить такую мощную атаку. Когда они только подъезжали к Паратунке, больше часа назад, справа на поляне стоял дивизион реактивных установок. Единственный в их дивизии, ее главная ударная сила. Стоял развернутым, полностью готовым к залпу. И значит, его батарея должна вступить в сражение только после того, как дивизион даст первый залп. Только тогда есть шанс нанести врагу максимальный урон, а его самоходкам может быть даже и уцелеть в этой мясорубке. Ну по крайней мере, троим из них, с судьбой «ноль шестой», командиром которой молодой и горячий лейтенант Пиксин, похоже, все уже ясно. Из окопа, где стояла самоходка безбашенного лейтенанта, еще раньше нарушившего его приказ, поднимался густой дым, подсвеченный снизу небольшим багровым пламенем от горящей солярки.

Пол Ксавье, высунувшись из люка, внимательно рассматривал противоположный берег болота. Все шло по его плану. Орудия красных на том берегу не выдержали неравной дуэли с его танками и замолчали. Первый «Паттон» уже столкнул с гати одну из самоходок и подползает ко второй. На гать заехали еще три М48, рядом с ними идут морпехи, ощетинившись в стороны стволами винтовок. Потом, наверное, когда гать освободится, надо будет запустить на нее бронетранспортеры, пусть высаживают десант уже на том берегу. Этим маневром они заодно отрежут остатки пехоты противника, которая сейчас ведет жидкий стрелковый огонь, засев в окопчиках по обе стороны дороги. А потом поедут остальные М48 и вслед за ними – танки его роты выйдут на нормальную дорогу и очистят от противника наконец этот район, из которого захваченный аэродром сегодня ночью обстреляли эти чертовы многоствольные ракетные установки. Подумав об установках, Ксавье поднял взгляд выше и похолодел. Прямо на него беззвучно летели в воздухе десятки светлячков, постепенно тускнеющих. Черт, это же залп! Залп этих чертовых установок, каждый светлячок – это догорающий ракетный двигатель, разогнавший свой снаряд до нужной скорости! Ксавье торопливо упал внутрь башни, закрыв за собой люк. Он еще не успел схватить из зажимов микрофон радиостанции, как воздух над сгрудившейся для броска через гать американской техникой наполнился свистящим шелестом, а потом начали сплошной дробью рваться сотни реактивных снарядов.

Старший лейтенант Ильин, еще несколько минут назад переползший в окоп к гранатометчикам, все никак не мог решиться отдать приказ. Первый «Паттон» уже подползал к последней подбитой самоходке, стоящей поперек гати. Он был уже на дальности стрельбы, но Ильин никак не мог решиться умереть. Умереть быстро, здесь и сейчас, потому что в их сторону смотрели два орудийных ствола, плюс несколько десятков винтовок и пулеметов. На расстоянии от ста до четырехсот метров. Высунуться и быстро выстрелить один раз, попытаться, конечно, можно было, но потом их неглубокий окопчик перемешают с землей, щедро нашпиговав сталью. Он, совсем было отчаявшись, набрал воздуху в грудь, словно перед прыжком в воду, дать команду угрюмому, все понимающему гранатометчику, как вдруг воздух наполнился свистом и шелестом. Еще секунда ушла у него, чтобы осознать, что это, а потом он, выпуская воздух, радостно прокричал, пересиливая гром первых разрывов:

– Давай!

И дымно-красный прочерк реактивной гранаты уперся в высокий борт «Паттона» в ту секунду, когда прикрывающим его американцам уже было не до того. Потом они втроем, даже не посмотрев, что происходит с танком, по которому стреляли, лежали, тесно прижавшись друг к другу, в вонючей болотной воде, покрывавшей дно окопа. Стенки окопа тряслись, земля вокруг ходила ходуном. Реактивная система залпового огня М14 имеет довольно большое рассеивание, и пара десятков снарядов разорвались прямо на позициях группы Ильина. Но он готов был стерпеть и это, потому что дальше к востоку грохотало гораздо сильнее.

Пол Ксавье, непроизвольно согнувшись, сидел в танке. Он разумом понимал, что ему ничего не угрожает, ну почти ничего. Все-таки прямое попадание крупнокалиберного ракетного снаряда в танк может вывести его из строя, даже такой хорошо забронированный, как М103, может повредить его. Вывести из строя двигатель, пушку, пулеметы, оптику. Экипаж пострадать не должен, если только попадание не придется точно в крышу башни, но для систем залпового огня, бьющих по большой площади, вероятность такого случая очень мала. Но слушать, как звучат частые разрывы по сторонам, а осколки непрерывно, как из нескольких пулеметов, барабанят по броне, было очень неприятно. Каково в этот момент приходится пехоте, особенно той, которая успела выгрузиться из бронетранспортеров, Пол старался даже не думать. Внезапно ожило радио, сквозь шум взрывов и треск помех пробился голос командира одного из танков его роты, находящегося на левом фланге:

– Сэр, это Чак, я подбит, прямое попадание в двигатель, горю. Питер и Джон тоже подбиты.

Полу оставалось только пожелать удачи беднягам, которым, чтоб не сгореть заживо, придется выскочить под эти адовы осколки. Не успел Ксавье удивиться меткости русских ракетчиков, сумевших так удачно поразить неуправляемыми ракетами сразу три танка в его роте, как эфир раздался новыми криками. Ксавье сразу даже не разобрался, кто кричит. Одно было ясно, подбиты еще две машины из его группы. Тем временем такие долгие десять секунд ракетного залпа, полные ужаса и смертей, закончились. Ксавье, связавшись по радио, запросил остальные подразделения о потерях и повреждениях. Больше всего потерь было у морпехов. Только убитыми под сотню человек, не мудрено, ведь они собрались для броска через болото, а окопов или других каких-то укрытий не было. Уничтожены оказались четыре бронетранспортера, еще пять получили серьезные повреждения и нуждались в эвакуации. Из пятнадцати танков М48, участвующих в атаке, имели повреждения в ходовой части два, и один загорелся от близкого разрыва ракеты возле моторного отделения. Еще четыре были подбиты ранее, и один, вырвавшийся вперед, на гать, каким-то образом сожгли отчаянные вражеские гранатометчики прямо во время ракетного налета. Итого у него осталось одиннадцать М103 из своей роты, семь «Паттонов» и полтора десятка БТР. Негусто, учитывая то, что он еще даже не продвинулся на западный берег. Пока он осмысливал все это, позади него и на левом фланге раздались еще два взрыва. Эфир снова оказался забит криками, из которых быстро выяснилось, что подбиты еще два танка, и снова из его роты. Ясность внес один из командиров «Паттонов»,