Франкенштейн. Подлинная история знаменитого пари - Перси Биши Шелли

на ночь в Бонне, а мы, чтобы не терять времени, в тот же вечер выехали в Кельн, куда прибыли очень поздно, ибо в Германии редко удается сделать больше полутора миль в час.

Кельн показался нам огромным, пока мы ехали по его улицам до гостиницы. Прежде чем лечь спать, мы заказали места в дилижансе, который наутро отправлялся в Клев.

Нет ничего более унылого, чем путешествие в немецком дилижансе: карета неуклюжа и неудобна, и мы так медленно ехали, так часто останавливались, что, казалось, никогда не доедем. Нам дали два часа на обед, еще два мы потеряли вечером, когда меняли карету. Затем, поскольку в дилижансе не оказалось мест для всех желающих, нас попросили пересесть в специально поданный кабриолет. Мы охотно согласились, надеясь ехать теперь быстрее, нежели в тяжелом дилижансе; но не тут-то было: мы всю ночь плелись позади этого громоздкого экипажа. Утром на остановке нам показалось на миг, что мы прибыли в Клев, который находился всего в пяти лье от нашей вчерашней стоянки; но за эти семь-восемь часов мы проехали всего три лье, и нам оставалось еще восемь миль. Но и тут мы простояли часа три, не получив завтрака и каких-либо удобств; около восьми часов мы снова отправились в путь и лишь к полудню, ослабевшие от голода и усталости, прибыли в Клев.

Голландия

Утомленные медленной ездой в дилижансе, мы решили оставшуюся часть пути проделать в почтовой карете. Теперь мы покинули пределы Германии и ехали примерно с той же скоростью, что в Англии. Местность тут совершенно плоская, а дороги песчаные, так что лошади подвигаются с трудом. Единственными украшениями служат дерновые укрепления вокруг городов. В Нимгене мы проехали летучий мост, упоминаемый в письмах леди Мэри Уортли Монтегью225. Мы намеревались ехать всю ночь, но в Триеле, куда мы добрались часам к десяти, нас заверили, что ни один форейтор не согласится ехать так поздно из-за разбойников, которыми кишат дороги. Эта была явная ложь; однако, не найдя ни лошадей, ни возницы, мы были вынуждены там заночевать.

В течение всего следующего дня наш путь пролегал между каналами, пересекающими страну во всех направлениях. Дороги здесь отличные, но голландцы все же постарались изобрести множество неудобств. Накануне мы проехали ветряную мельницу, которая стоит так близко к дороге, что приходится жаться к противоположной стороне и проезжать быстро, чтобы вас не задело крылом.

Ширина дорог между каналами такова, что позволяет проехать только одному экипажу; повстречав другой, мы иногда бывали вынуждены пятиться целых полмили, пока не доезжали до одного из подъемных мостов, ведущих в поля, и тогда один из экипажей откатывали в сторону, чтобы пропустить второй. Есть и нечто еще более несносное: лен сперва вымачивают в грязи канала, а потом сушат на деревьях, посаженных по обе стороны дороги; запах, который он испускает под лучами солнца, можно выносить лишь с большим трудом. В каналах мы видели множество огромных лягушек и жаб; единственное, что радовало глаз, была нежная зелень полей, где травы не менее обильны и сочны, чем в Англии, а это на континенте встретишь не часто.

Роттердам – на редкость чистый город; голландцы моют свои кирпичные домики даже снаружи. Здесь мы пробыли день и повстречали человека с весьма трудной судьбой: родившись в Голландии, он столько ездил по Англии, Франции и Германии, что научился языкам всех этих стран и на всех говорил очень плохо. Он заявил, что лучше всего знает английский, но почти ничего не мог сказать.

Вечером 8 сентября мы отплыли из Роттердама, но встречный ветер почти на два дня задержал нас в Марслойсе, городке примерно в двух лье от Роттердама. Здесь мы истратили нашу последнюю гинею и с удивлением обнаружили, что проделали 800 миль, не потратив и 30 фунтов, проехали красивейшими местами, насладились величавым Рейном и всеми красотами земли и неба и, вероятно, больше увидели с палубы судна, чем сумели бы увидеть из закрытой кареты, с дороги, огибающей горы. [В Марслойсе Шелли продолжал писать свой роман.]

Капитаном нашего судна был англичанин, в свое время служивший королевским лоцманом. Рейнские перекаты пониже Марслойса так опасны, что голландские суда решаются проходить их лишь при самом благоприятном ветре; однако наш капитан на это отважился, хотя ветер не вполне нам благоприятствовал; он едва не раскаялся в своем решении, но был горд и рад, когда наперекор робким голландцам прошел перекаты и благополучно вывел судно в открытое море. Предприятие действительно представляло некую опасность; море всю ночь сильно волновалось, и хотя к утру оно стало спокойнее, у переката все еще ходили высокие валы. Задержавшись в гавани, где судно село на мель, мы на полчаса опоздали к назначенному времени. Волны были гигантские, и нам сказали, что не более двух футов отделяют днище судна от песков. Валы, с огромной силой разбивавшиеся о борта, вставали над нами отвесно, а иногда даже нависали. В этих бурных водах безмятежно резвилось множество огромных дельфинов. Мы благополучно миновали опасность и после очень быстрого переезда достигли Грейвзенда утром 13 сентября, на третий день после выезда из Марслойса.

Швейцария

Тотчас за французской границей можно наблюдать удивительные различия между двумя нациями, живущими по соседству. Швейцарские хижины гораздо чище, и сами жители составляют с французами тот же контраст. Швейцарские женщины охотно носят белое полотно, и вся их одежда поражает чистотой. Эта чистота объясняется прежде всего религиозными различиями; те, кто путешествовал по Германии, замечали тот же контраст между протестантскими и католическими городами, зачастую отстоящими друг от друга всего на несколько лье.

В тот день мы ехали мимо живописнейших мест – гор, поросших сосной, голых утесов и островков неописуемо красивой зелени. После спуска длиною почти в лье меж величавых скал, поросших соснами и перемежающихся зелеными полянами с короткой, мягкой и удивительно свежей травой, мы прибыли в деревню Сен-Сюльпис.

Джон Гордон Байрон и Перси Биши Шелли у воды.

Гравюра по картине Джорджа Сандерса. 1830 г.

Мул начал сильно хромать, а погонщик стал так дерзок, что мы решили на оставшуюся часть пути нанять лошадь. Наш возница опередил нас, но не уведомил о своем намерении; в этой деревне он решил нас покинуть и принял нужные меры. Теперь мы наняли швейцарца из зажиточных крестьян, который гордился своими горами и своей страной. Указывая на поляны, разбросанные среди леса, он говорил, что они прекрасны и представляют собой отличные пастбища; что коровы хорошо там кормятся и