Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - Екатерина Голинченко

— Простите, уважаемый, но вы не можете жениться на ней — эта девушка уже моя жена.

— А ты кто такой, что вмешиваешься? — оскалился визирь, отдернув руку, — Ты? Разве ты не должен…

Юноша криво усмехнулся:

— Умереть, хотите сказать? — видимо, он ещё не скоро сможет забыть преследования призраков пещеры, — Ну, извините, что живой, — от вымученной улыбки свело скулы, а внутреннее напряжение нарастало.

— Ничего, сейчас мы исправим это недоразумение, — зловеще пообещал Джафар, и его перекошенное и потемневшее от злобы лицо не предвещало ничего хорошего, — Что ты можешь против Кольца Могущества, мальчишка?

Но тут снова вмешалась девушка:

— Ты запудрил моему отцу мозги, негодяй! — она обвиняющее указала на него пальцем, — Мой отец любит меня и никогда бы не дал своего согласия по доброй воле!

— Это не важно, — покачал головой визирь, улыбаясь, — Главное, он дал его.

Рафаэль первым пришел в себя, не желая испытывать на себе темную магию колдуна, вместе с принцессой пустился по коридору.

— Пожалуйста, помоги мне освободить отца, — принцесса смотрела на него с отчаянной надеждой, — Его держат в тюремной башне. Ковер-самолет нас мигом домчит.

— И вы настолько наивны, что считаете, будто я дам вам уйти? — голос Джафара громыхал повсюду, и дворец вокруг них начал рушиться, им с трудом удавалось уворачиваться от падающих балок, люстр и оконных проемов, — Этот дворец станет вашей могилой, а на его месте я построю новый, ещё более грандиозный. Вас же со временем — ни кто и не вспомнит.

— Так ты так жаждал могущества? — младший принц серьезно разозлился и был полон решимости, — Ты получишь его сполна!

— Я уже весь трепещу от страха, — расхохотался ему в лицо визирь.

— Джинн, явись! — потребовал юноша.

— Я тут, Повелитель! — огромный джинн появился перед ними.

— Сколько желаний у меня осталось? — не растерявшись от его вида, деловито поинтересовался Рафаэль.

— Два желания, повелитель, — ответил джинн.

— Тогда — слушай меня внимательно: желаю, чтобы джинн лампы стал свободным!

— Но, Повелитель… — начал было слуга лампы, но Рафаэль предупреждающе выставил вперед ладонь:

— Не перебивай меня, пожалуйста, — выразительно посмотрел на него парень, — Желаю, чтобы его место занял визирь Джафар! Ты хотел могущества — получи его, только отныне ты будешь следовать правилам лампы, и быть может, ещё через тысячу лет ты усвоишь урок.

— Да будет так, Повелитель! Я не забуду, что ты для меня сделал, — чернокожий джинн снова хлопнул в ладоши и замер в поклоне, — Слушаюсь и повинуюсь!

И то — истинная правда. Хотите — верьте, а хотите — нет, но всё было именно так. И слово джинна — в том порука.

Когда Рафаэль закончил рассказ об их приключениях, то засияло ещё одно зеркало, и появилась Маргарита: прическа её была растрепана, платье на ней было порвано, а босые ноги изодраны в кровь. Но это ни сколько не уменьшило её радости от встречи с друзьями, и она наконец могла перестать дрожать.

Она поведала им, как очутилась в темном и страшном лесу, как долго бежала из последних сил, словно от этого зависела её жизнь, а ветви то и дел цеплялись за волосы и одежду, хватали за руки и за ноги, точно живые. А она всё продолжала бежать, пока деревья не сменили кустарники, а кустарники — густая мягкая трава на краю утеса высоко над уровнем моря, где она могла дать отдых своим израненным ступням. Могла, но не успела. Только девушка собралась перевести дух, из леса к ней вышла древняя старуха в черном плаще с капюшоном. Пока Маргарита удивленно хлопала глазами, та достала из складок одежды спелое красное яблоко и протянула ей:

— Проголодалась, небось, горемычная, — ласково улыбнулась незнакомка, — Скушай, вот, яблочко.

Разум подсказывал, что не следует ничего брать у незнакомых людей, потому Маргарита покачала головой, вежливо отказавшись.

— Да, бери, не бойся, — старуха чуть ли не насильно пыталась заставить её съесть его.

Когда же девушка снова отказалась, то лицо старухи изменилось, а она сама, будто стала большего размера, продолжая наступать, вынуждая подходить всё ближе к краю утеса:

— Ты съешь его, негодница! Я заставлю тебя! И когда ты умрешь, я смогу вечность любоваться твоим трупом, Белоснежка!

Стоп! Белоснежка? Нет, вы это, что — серьезно? До чего же разыгралось её воображение.

Ну, почему так нечестно?! Сказки должны быть милыми и добрыми, а её пытаются убить…За что? Это явно какая-то ошибка!

У девушки оставалось два варианта: либо прыгнуть с утеса, либо применить то, чему учил их на тренировках Джон.

Обманное движение — и ведьма, не удержавшись на скользкой влажной траве, полетела вниз на камни вместе со своим яблоком. Девушка, обессилев, отползла подальше от края, судорожно переводя дыхание, пока не лишилась чувств.

Пришла в себя она уже в зале с зеркалами.

Парни принялись простукивать зеркала, но результат по-прежнему был отрицательным.

Потом одно из дальних зеркал зажглось слабым светом, и Маргарита бросилась к нему. В нем она увидела мужа.

Посреди ледяного интерьера Джон сидел с выражением отрешенности и безразличия. Его, обычно смуглое, лицо — было бледным, губы его — тоже были бледными, волосы и ресницы были покрыты инеем, а в глазах — пустота и холод, за которыми угадывались боль и одиночество.

Что должен был чувствовать сын южного народа с горячей кровью, когда его сердце, его душа и его совесть томятся в ледяных тисках равнодушия и апатии, словно скованные толстым слоем льда бурные воды, стремящиеся прорваться наружу?

— Браво, мой мальчик! — звонко рассмеялся женский голос, и раздался звук, будто кто-то захлопал в ладоши, — Далеко пойдешь! Ты идеально решил это уравнение на «всё равно». Из тебя выйдет достойный мой преемник, ты получишь в награду весь мир — и пару коньков в придачу.

— И Герду, — сухо бросил он ледяным голосом с металлическим оттенком.

— Что? Зачем тебе Герда? — в интонации второго голоса чувствовалось замешательство.

— И Герду… — упрямо повторил он без тени каких-либо эмоций в голосе, — Я к ней привык…

— Ах, ну, тогда — это совсем другое дело, — заключил голос с некоторым удовлетворением, — Привычка не вызывает чувств и эмоций — только покой. Покой и ясность морозного дня. Ни любви, ни тревог, ни привязанности. Привычку нельзя полюбить, привычку невозможно ненавидеть. Её не замечаешь. Будет тебе Герда. Я сама её приведу, — оставляя его в холоде и одиночестве.

— На свете быть, на свете быть удобнее двуличным,А правда что? А правда — миф, пора забыть о ней.Ты понял, Кей? Ты понял, Кей?— Мне это безразлично.— Ты понял правильно меня, ты молодец! О'кей.

— Иметь друзей, иметь друзей старо и неприлично,А что друзья? Друзья — ничто. Удобней без друзей.Ты понял, Кей? Ты понял, Кей?— Мне это безразлично.— Ты понял правильно меня, ты молодец! О'кей.

— Когда-нибудь, когда-нибудь — и ум, и опыт личныйТебе подскажут: надо быть и в чувствах холодней.Ты понял, Кей? Ты понял, Кей?— Мне это безразлично.— Ты понял правильно меня, ты молодец! О'кей.

— Я не пущу тебя! — Марк с трудом оттащил от зеркала упирающуюся Маргариту, — Опомнись! Ты чуть жива вернулась и снова идешь туда?