Танцующая с Ауте - Анастасия Парфенова

– Я не очень хорошо помню, что было до Эпидемии, но мне кажется, что за это время ты здорово изменилась, тетя Антея.

– Каждое мгновение меняет нас, Виортея-тор. Это аксиома. – Называю ее официальным именем, чтобы подчеркнуть – разговор вышел из плоскости личных отношений.

– Ты используешь философию как оружие, причем обоюдоострое. – Это не вопрос, она просто рассуждает вслух.

– Согласись, это хорошее оружие.

– Философия – остановка жизни, небытие смерти. Ту замирает, ты выходишь за его пределы, за свои пределы, чтобы увидеть новый смысл. Это – высокое искусство. Не стоит так просто разбрасываться им направо и налево ради забавы или сиюминутного развлечения.

– Отсюда мораль?

– Морали нет. Просто меня раздражает легкость, с которой ты швыряешься заученными истинами.

– Меня тоже.

Она молчит, прищурившись и наматывая на палец длинную темную прядь.

– Ты плаваешь очень профессионально. Не для удовольствия, а так, будто от скорости и экономичности твоих гребков может зависеть жизнь.

Хмыкаю, вспоминаю милейшего монстрика, чуть было не пообедавшего нами с Арреком в неизвестном море неизвестного мира. Да уж, стимулов для ускоренного обучения у меня хватало.

– Вообще, в каждом твоем жесте, в походке и наклоне головы чувствуется та же выверенная экономичность, грация хищника, не желающего терять даром ни одной калории. В сочетании с импульсивностью и разорванностью движений вене это производит странное впечатление. Страшное.

– Это из-за ограниченной диеты. Сложно терять лишние калории, если не знаешь, когда в следующий раз удастся поесть.

– Знаешь, некоторые твои сен-образы не понимает даже Раниэль-Атеро.

Вот это заставляет меня замереть. В недоумении дергаю правым ухом.

– Трудно поверить. Мои сен-образы – примитивные детские рисунки, наборы галочек и кружочков, не лишенные, правда, очарования. А принц-консорт Раниэль-Атеро может расшифровать любую информацию, он в этом лучший из лучших. Ты ошибаешься.

– Нет.

Внимательно разглядываю загадочно щурящегося аналитика. Мое новообретенное многогранное видение расщепляет образ, тысячи оттенков воспринимаемого складываются в тысячи смысловых узоров, чтобы тут же рассыпаться и сложиться в новые. Это азбука, это первая ступень обучения любого аналитика. Вот только я как-то умудряюсь воспринимать все точки зрения одновременно, сливая их в своем восприятии в целостную, непротиворечивую картину, не проводя границы между окружающим миром и собственным существом. Удивительное состояние, такое простое и столь естественное, что не могу не удивляться своей прошлой слепоте.

Она пытается произвести в моем сознании сдвиг. Надо признать, она преуспела. Только вот что же во мне изменилось?

– К чему этот разговор, Виортея-тор? С чего вдруг такой пристальный интерес к моей скромной особе?

– Ты считаешь, что интерес не оправдан?

– Я сыграла свою роль. Теперь события будут развиваться под контролем Матери клана.

– Возможно. – Она смотрит на меня изучающе. – Но согласись, наивно рассчитывать, что тебя совсем уж оставят в покое. Терять такой ресурс… Я бы на их месте ни за что не сделала такой глупости.

Напрягаюсь, удерживая готовые сорваться с языка вопросы и проклятия. Она делает лишь то, что я приказала, пытается мыслить как аналитик. Сейчас со мной говорит не Виор, несколько минут назад плакавшая навзрыд о своем потерянном детстве, а будущая наследница клана.

– У тебя есть что мне сказать?

– Нет. – Она задумчиво качает головой, – Не-ет, нет. Если бы они считали, что тебе нужно знать, они бы сами сказали.

Собираю все оставшееся у меня терпение и киваю.

– Кстати, о них. – Многозначительно поглядываю в сторону пробивающихся сквозь стены лучей света. Шторм кончился, вскоре наступит местный эквивалент утра. – Они знают, где тебя демоны носят?

Она мгновенно теряет весь свой гонор крутого аналитика, с опаской поглядывает на светлеющий проем входа.

– Так я и думала. Что ж, если не терять больше времени, то, может быть, они так никогда и не узнают о нашей встрече.

Виор вскакивает, бросается к выходу. На полпути останавливается, подбегает ко мне, порывисто обнимает. Порыв ветра – и она уже уносится в светлеющие небеса, торопясь домой, пока ее отсутствие не замечено. Усмехаясь, посылаю сообщение альфа-ящерам, чтобы пропустили путешествующего ребенка. И еще одно, для самой Виортеи. Маленькое напоминание о моих беспокойных соседях, о которых она, похоже, опять забыла. Подозреваю, это здорово придало девчонке ускорения.

Возвращаюсь назад, настолько погруженная в собственные мысли, что в буквальном смысле слова налетаю на Аррека, с видом архитектурного излишества подпирающего входной проем.

– Аут-те!

Потрясающе! Мое подсознание настолько привыкло считать этого человека частью меня, что даже не считает нужным предупреждать о его присутствии!

Резко отстраняюсь от него, пытаюсь уйти, но тут же оказываюсь в плену крепких мужских рук. Ну вот. Новый допрос. Да здравствует здоровый ночной сон.

Но вместо осторожных расспросов о виденной им только что сцене, дарай-князь выдает что-то странное.

– Знаешь, ты ведь действительно не позволяешь себе сосредоточиться на отрицательных эмоциях. Порой меня даже пугает стремительность, с которой ты выкорчевываешь из своей души все, что считаешь лишним.

Одариваю его яростным взглядом.

– Эль-ин ничего из себя не выкорчевывают! Это люди борются сами с собой, мы лишь изменяем себя!

Его глаза холодны, как горные вершины, и столь же далеки.

– Ну да, ты просто… – Он пытается найти слова, которых не было и нет в человеческом языке, затем сдается и неумело производит на свет философский сен-образ. Исполнение ужасное, но я понимаю, что он хочет сказать.

Смягчаюсь, с улыбкой шевелю ушами, внося осторожные поправки в его произведение.

– Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на глупости. – У эль-ин есть старая поговорка: «Мужчины никогда не взрослеют». Трудно повзрослеть, если всерьез думаешь, что будешь жить вечно. – Понимаешь, нужно сделать еще так много, что я не могу позволить себе заниматься ерундой. Это слишком неконструктивно. Это требует времени.

– Великий Хаос, малыш, ты ведь совсем не боишься смерти.

Удивленно поднимаю голову, смотрю ему в лицо. Откуда ощущение изощренной пытки, прорывающееся через тактильный контакт? Я не привыкла к такой искренности со стороны Аррека. Что бы человек ни делал, что бы ни говорил, за всем – какие-то далеко идущие планы. Что же он задумал сейчас?