В спецслужбах трех государств - Николай Голушко

По послевоенному «ленинградскому» уголовному делу на секретаря ЦК А. А. Кузнецова, Н. А. Вознесенского и других прокуратурой запрашивалось согласие партийных инстанций на предварительный пересмотр обвинительного приговора. В ЦК было вынесено специальное постановление: «Разрешить генеральному прокурору опротестовать приговор Военной коллегии Верховного суда по данному делу». Это почти созвучно тому, что партия разрешает применять закон прокурору.

В 1954 году прокуратурой и КГБ СССР перед ЦК был поставлен вопрос о создании Центральной комиссии под председательством генерального прокурора СССР для полного пересмотра уголовных дел по «контрреволюционным преступлениям» на лиц, которые на то время содержались в тюрьмах, лагерях и ссылке. Поражает количество отбывавших наказание: на май 1954 года за «контрреволюционные преступления» в местах лишения свободы находилось почти полмиллиона (467 946) человек, а в ссылках и на поселениях — 62 тысячи советских граждан.

В записке в ЦК указывалось на причины сложившегося положения: «пробравшиеся в органы МВД преступники сознательно насаждали произвол и беззаконие, совершали незаконные аресты ни в чем не повинных советских граждан, применяли строжайше запрещенные законом преступные методы ведения следствия и фальсифицировали дела». Так звучал этот официальный документ; дальше мы выясним, как могло случиться, что в стране допускалось применение «строжайше запрещенных» методов следствия.

Новому руководству КГБ (Серову) и прокуратуры (Руденко), кстати оба ранее работали на Украине, в обоснование создания этой комиссии сотрудникам органов государственной безопасности приходилось приписывать «образ врагов» и виновников «извращений советских законов».

Центральная комиссия сыграла положительную роль, хотя надо признать, что в союзных республиках судами было отказано в реабилитации по большей части пересмотренных уголовных дел. В последующие годы процесс реабилитации замедлился, стал осуществляться в индивидуальном порядке. Действовала порочная практика, по которой родственникам не сообщались правдивые сведения о времени приведения приговоров в исполнение, местах захоронений, а в документах о причинах смерти вместо состоявшегося расстрела указывалось вымышленное заболевание.

При Горбачеве в последние годы советской власти внедрялся совершенно другой подход к проблемам реабилитации. Я не случайно делаю упор на восстановление справедливости как на высокий гуманный акт возвращения честного имени жертвам репрессий. Действие реабилитации — это не только воскрешение забытых имен и событий, замалчивавшихся ранее по идеологическим мотивам, но и процесс осмысления минувшего и признания ошибок прошлого, появление альтернативных точек зрения на историческую проблематику, переоценка деятельности многих исторических личностей. После восстановления справедливости репрессированным лицам оказывалась помощь в трудоустройстве, пенсионном обеспечении (время пребывания в местах лишения свободы засчитывалось в трудовой стаж), возврате конфискованного имущества, первоочередном предоставлении жилья. Правительство предложило членам семей погибших в тюрьмах и колониях хотя и скромные, но определенные законом обязательные льготы.

В центральном аппарате и областных управлениях КГБ Украины для пересмотра уголовных дел были созданы рабочие группы из наиболее подготовленных сотрудников. К проводимой деятельности по реабилитации привлекались следственные работники, сотрудники архивных служб, а также оперативные сотрудники контрразведывательных подразделений, которые, надо отметить, занимались этим без освобождения от основных обязанностей. Увы, для такой основательной работы следователей и работников с юридической подготовкой совершенно не хватало.

Современный заинтересованный читатель должен знать о том, что количественные сведения о штатной численности КГБ в советский период не публиковались. По этой веской причине мало кому известно, что число следователей в органах государственной безопасности республики было мизерным: едва превышало 2 % от штатов следственных кадров Министерства внутренних дел. В городских и районных подразделениях КГБ эта должность вообще отсутствовала. Загрузка следователей была огромной: расследование уголовных дел, относящихся к непосредственной компетенции органов безопасности, шпионаж, контрабанда, разжигание межнациональной вражды, дела на бывших изменников Родины, карателей и т. д. Немалый объем работы предстояло провести по каждому пересматриваемому заново уголовному делу, подтвердить или опровергнуть предъявленное обвинение, изучить архивные материалы, сохранившиеся документы, рукописи, установить возможных свидетелей, вынести мотивированное заключение о применении акта реабилитации к конкретному лицу. Дополнительное расследование требовало мастерства и напряженной работы по сбору после многих прошедших лет доказательств невиновности (или виновности) привлекавшихся к ответственности лиц. Окончательное решение о реабилитации или отказе в ней принималось не органами КГБ, а судебными решениями по материалам, представляемым через прокуратуру нашими сотрудниками.

Объем выполненной органами безопасности Украинской ССР работы по реабилитации невинно осужденных в последние годы был велик. Первый заместитель председателя КГБ Марчук грустно отмечал, что в ходе реабилитации нужно было перелопатить более полутора миллиона архивных дел. Каждое дело (размером от трех листиков и, как он выразился, «до грузовика») изучалось на предмет соответствия законодательству того времени, когда выносился приговор, и применительно к периоду 1990-х годов.

Я помню, каких огромных усилий следователей потребовало рассмотрение политического процесса времен Балицкого по Союзу освобождения Украины (СВУ). Материалы уголовного дела составляли 254 тома, подсудимых — 45 человек. Действовать классическими методами ведения дополнительного следствия из-за давности не представлялось возможным, по делу осуществлялось, скорее, научно-криминалистическое исследование. Наши сотрудники надеялись, что при пересмотре уголовного дела СВУ о виновности подсудимых многое могут подсказать вещественные доказательства. Но в деле не были обнаружены ни устав, ни программа, ни другие организационные материалы сфабрикованного группового процесса по Союзу освобождения.

Трудно анализировать действия тех лет еще и потому, что обвиняемые на этапе расследования полностью признавались в совершенных преступлениях. В частности, вице-президент Академии наук Украинской ССР академик Ефремов привлекался к ответственности за подготовку вооруженного восстания с целью свержения советской власти, организацию террористических актов, преступные связи с международным империализмом. Загруженный текущими делами, больше из личного интереса, я находил возможность после рабочего дня прочитывать интереснейшие дневники Ефремова, которые до пересмотра уголовного дела не были известны и не публиковались. Из его дневниковых записей было совершенно очевидно, что он не помышлял о проведении какой-либо преступной деятельности, тем более о терроре. По своим убеждениям он