Наездник - Радик Соколов

Шатов обнял Ингу, легко и нежно коснулся губ и усадил на застеленную кровать. Девушка, оттолкнув прильнувшего к ней паренька, раскинула руки и рухнула на спину. Рубиновые губы, нежные и полуоткрытые, требовали поцелуя.

Паша подсел рядом склонился над прелестницей и пил ее свежее дыханье. Какой прекрасной сделалась эта девушка. Лучше, чем он написал на портрете. Разве может мертвое изображение сравниться с наполненным жизнью оригиналом. Как прекрасна она была в этом сумрачно-мигающем свете керосиновой лампы, набросившем вуаль таинственности на ее полуобнаженное тело. Шатов замер на миг. «Любовь видит идеальную красоту, недоступную иному взору.»

От счастья у Инги захватывало дух, и он пел от нахлынувшего восторга: Боже как же хорошо! Казалось не было границ у нахлынувшего блаженства. Не осталось ничего ни мыслей, ни обид. Не было прошлого и будущего. Только ослепительно-белое качающее на ласковых волнах настоящее. Это мгновенье было облечено в огромное белое облако непроницаемое для всего окружающего мира. Они были словно в коконе. Точно вселенная существовала только для них двоих.

Поутру Пашка проснулся очень поздно и, приподнявшись, одиноко сел на кровати, хранившей очертания девичьего тела. Еще во сне, Шатов почуял божественный запах свежей выпечки и чего-то еще необыкновенно вкусного. Тело, увлекаемое смешно шевелившимся носом, еще не открыв глаз, двинулось к источнику нежного аромата. Уже утвердившись на стуле, он открыл глаза и сразу забыл зачем пришел. Будто впервые он увидел эту неземной красоты девушку, нежную шейку, красивые руки. Растрепанные волосы, выбивавшиеся из-под лёгонькой цветастой косынки. Инга отвлеклась от процесса жарки блинчиков и обернулась.

Ее так изменившееся прекрасное лицо, расплылось в улыбке. Все черты его пришли в движение. Брови разлетелись, на щечках мелькнули едва заметные ямочки, встрепенулись глубокие глаза с длинными ресницами, беленькие зубки чуть показались за яркими зовущими губками.

— Проснулся, — Инга счастливо рассмеялась, — а я уже часа три на ногах. Ты в курсе, что Женька все твои ключи уже срисовал и был мной застигнут при открывании наружных дверей.

— Когда есть дадут. — Мгновенная потеря концентрации, была преодолена, и Шатов вновь стал втягивать носом чудные запахи.

— Стоп. Перед завтраком я должна сделать важное сообщение. Шатов, я никуда не уеду, а остаюсь с тобой жить. — Сердце Инги так и прыгало. Ей было и страшно, и весело. Все утро вместе с приведенной Женькой Ириной Емельяновной они учились готовить блинчики и репетировали предстоящий разговор с Пашкой. Выдумывали аргументы, эффектные позы и убедительные интонации.

— Что я по-твоему дурак, от таких блинчиков отказываться. Оставайся. Живи сколько хочешь. — Паша отступал по всем фронтам. — Ну дай блин. Вон тот верхний с кусочком еще не растаявшего масла.

— Э, нет. Обещай, что прикроешь свой массажный кабинет. Ишь, устроился, девчонок щупать, а эти козы и довольны. Мне Женька все под пыткой рассказал. — Приврала Инга.

— Ушел я уже оттуда окончательно. Там теперь Марат, родственничек моего ординарца блаженствует. Он раньше при бане подвязался. Ничего так, талантливый парень. Здоровый как бык. Пальцы толстые, но такие чувствительные, просто чудо. Одна беда у парня. Вдруг встанет промеж коридора открыв рот и пялится на ваших породистых стройных танцовщиц. Стоит как одинокий дуб промеж березок все никак не может решить которая же из них лучше, к кому буйную голову склонить. Все длинношеие, нежные, воздушные, невинные и ласковые. Трудно ему… Дай блин. Прекрати пытку.

— Ладно, бери один на пробу. Потом продолжим. Кстати, хочу отметить твоего ординарца. Очень изменился за месяц моего отсутствия. Вежливый такой стал, исполнительный. Не пререкается, а все бегом. Повзрослел. Удивительно хороший и воспитанный мальчик.

— Да? — Изумился Павлик, ну если ты так говоришь. Женька! — неожиданно крикнул хозяин, — подойди на кухню.

— К удивлению Инги, из глубин первого, этажа, где размещалась студия и жил Курт, всплыл аккуратно причёсанный паренек.

— Объявляю тебе благодарность, благородный идальго. Считай, что искупил свои прошлые промахи. Добро пожаловать на чистый лист.

Глава 6

В квартире на втором этаже с чудесным видом на пруды все было весьма скромно и уютно устроено: кабинет, спальня, гостиная. Аркадий Владимирович проживал здесь уже несколько лет вдвоем с супругой, ровесницей века. В крохотной кладовушке, правда, притулилась еще и домработница, но не считать же ее за члена семьи.

Хозяин, курировавший Комитет по делам искусств, принимал Елену Николаевну не в своем рабочем кабинете в Кремле, а в домашнем, по личной просьбе Бориса Ивановича, рискнувшего на этот раз прыгнуть через голову своего непосредственного начальства, что приветствовалось только в исключительных случаях.

— Что же заставило типичного выдвиженца забыть о субординации, — неторопливо размышлял хозяин квартиры, слушая очередной прожект.

— Наша аудитория — вся страна, — Просительница, ничуть не удивлявшаяся скучающему виду собеседника продолжала. — Беда только в том, что нет сейчас настоящего автора, который смог бы зажечь молодежь. Позвать ее на трудовые свершения. Да и времени нашей детской редакции выделяют крайне мало, а ведь у нас не только школьники. Я считаю, что наш охват — весь комсомол. Почему бы нам не дать попробовать еще два-три часика поработать. Слушательская масса будет очень благодарна. У нас накопилось очень много интересных проектов, а какие таланты. Шатов, например. Вот кому бы дать развернуться с его звукозаписью. Он мог бы записи наших радиоспектаклей и вечером и ночью повторять.

— Слушаю, слушаю, — покровительственно кивал, закрывая глаза, Аркадий Владимирович пока еще боровшийся со сном.

— Вот что вы, скажите о цикле радиопостановок об истории возникновения и развития планеты Земля, основанных на самых современных исследованиях, где бы прямо указывалось на приоритет наших научных достижений или вот, например, цикл о рельефах. Вы ведь в свое время некоторое время в горном учились? — неожиданно задала вопрос просительница.

— При этом неуместном и даже, пожалуй, не относящимся к теме разговора вопросе лицо Аркадия Владимировича встрепенулось, победившие сон веки пошли вверх и даже появилась некая заинтересованность. — Так что вы предлагаете? Можно поподробнее.

— Конечно. Вот если бы такой опытный партийный работник, член ЦК как Вы, да к тому же верный сталинец. Написал бы несколько сугубо теоретических работ. Пусть с упором на руководящую роль партии, но тем не менее вполне научных, мы бы на их основе, смогли дать такие передачи, скажем поздним вечером. С упоминанием имени новатора, выдвинувшего смелые научные гипотезы, естественно. Пусть вся страна услышит Ваш голос. Пусть знают, что даже на ответственных постах настоящие партийцы не оставляют занятий наукой и заботятся о процветании нашей любимой Родины.