На поводу у сердца (СИ) - Майрон Тори

— Сколько бы раз ты ни горела, всё равно продолжаешь бездумно лететь на огонь, да, Лина?

Одержимое, мощное, сокрушительное желание вместе с его низким голосом прошивает тело с головы до кончиков пальцев, напрочь вытесняя из крови весь адреналин, что, по всей видимости, до сих пор являлся той самой преградой, что не позволяла мне ощутить присутствие Адама в спальне.

— Ты здесь… — испускаю изумлённый стон, с первой же секунды попадая в плен чёрных зрачков, что затягивают меня в космические бездны, парящие вне пространства и времени. Все вены вмиг наполняются магией. Она опустошает голову, туманит разум и превращает ноги в зыбкое желе, неспособное прочно удерживать вес моего тела, но всё это мелочи. Ничто не идёт в сравнение с моей радостью из-за новости, что с Адамом всё в порядке.

Ни о чём больше не думая, я делаю то единственное, что отчаянно жаждет в моменте всё моё естество: я вцепляюсь в Адама с крепкими объятиями, желая пропустить сквозь них всю свою благодарность за спасение и счастье за то, что он с ним ничего не случилось.

Он цел и невредим. Он здесь. Мы оба здесь. И живы. Счастью моему нет предела. И наверное, именно оно — невыразимое, сладко пьянящее и вибрирующее в каждой клеточке чувство счастья, и приклеивает меня чересчур страстно к мужскому каменному корпусу, стирая из памяти всю реальность и даруя рукам полную свободу. Я сама не понимаю, как начинаю жадно скользить по его крепкой, точно вылитой из стали спине, ощупывать пальцами рельеф развитых мышц, сходя с ума от желания почувствовать его кожа к коже. Хотя нет… Это не простое желание. Острая нужда. Крайняя необходимость. Заветная доза лекарства, без которой ещё немного — и я сгорю дотла от ощущения, будто имитационный огонь, окружающий нас со всех сторон, волшебным образом превратился в настоящий.

— Я так испугалась, — словно со стороны слышу свой томный, исступлённый голос, пока руки, будто не принадлежащие мне, продолжают с ненормальным голодом изучать напряжённый торс Адама. — Я уже перестала надеяться, что ты за мной придёшь, — шепчу я, усыпая короткими поцелуями напряжённую шею и вдыхая в себя его неповторимый запах. Уникальный, отравляющий, сжигающий изнутри, превращающий меня в пепел, который мечтает опасть плотным слоем на каждый миллиметр кожи мужчины. Не любого. А именно Адама. Только его. Хочу его сейчас же до сладких судорог во всём теле, до закипающей в жилах крови и жалобных всхлипов, то и дело срывающихся с моих губ поневоле.

Это ненормально. Так быть не должно. Я благодарна ему. Да. Рада видеть его живым. Тоже. Но я не должна его хотеть настолько сильно, ведь я же научилась справляться с его силой. Ну или хотя бы научилась не терять полный контроль над собой, будучи с ним рядом. Но судя по тому, как блаженно я трусь грудью о возвышающуюся надо мной неподвижную глыбу и начинаю расстёгивать верхние пуговицы его окровавленной рубашки, контроль всё-таки покинул меня, не дав ни малейшего шанса побороться за бразды правления.

Да только какого чёрта? Почему это со мной творится? Почему я не могу остановиться? А почему Адам молчит, абсолютно не двигаясь? И почему его рубашка вся испачкана в крови?

— Адам… — выдавливаю из себя едва слышный стон и в попытке удержать свои руки от дальнейших действий с остервенением сжимаю их на испятнанной кровью ткани. — Что происходит?

Разум плывёт, как после наркоза, затрудняя мне задачу вспомнить последние секунды перед потерей сознания: крики, плач, суета, много людей, выстрелы и драка… Адам непрерывно и жесткого наносит удар за ударом по распластавшемуся по полу мужчине, который чуть было не лишил меня жизни.

Что с ним стало? Что Адам сделал? Чем всё закончилось?

Я не знаю, какие высшие силы помогают мне наконец зацепиться за нить благоразумия и оторвать тело от Адама, вскинуть голову вверх и сфокусироваться на его лице — непроницаемом, застывшем, держащем под строгим замком каждую эмоцию, которую мне ни прочитать, ни разгадать не по силам.

Наши взгляды встречаются, ещё сильнее накаляя атомы воздуха, циркулирующего между нами. И я накаляюсь вслед за ними, осязая яростно-возбуждённую ауру, выдающую его искусно скрываемый гнев. От Адама пахнет грозовым штормом с электрическими вспышками далёких молний, что сотрясают меня в разы сильнее, чем недавняя пальба в ангаре. И теперь я чётко ощущаю, что в его парфюме на каждую терпкую ноту приходится несколько животных, заставляющих мою женскую природу живо откликаться на его дикую энергию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Это он… Это Адам является очагом удушливой жары в комнате. Это он излучает сейчас свою силу в троекратном объёме, что превращает меня в сексуально одержимое создание, жаждущее получить его себе как можно быстрее.

— Адам… что с тобой? — жалко скулю я. Сокрушительная похоть, непонимание, снова вернувшийся страх смешиваются в бурный коктейль, бьют раскалёнными вибрациями по телу. Кулаки, сжимающие ткань его рубашки, горят, сердце работает на износ, а его мучительное молчание и ощущение неизвестности лишь наращивают внутри меня потребность в сексе, удовольствии и эпичной разрядке, которую доставить может только он.

Но это всё неправда! Чёрт бы тебя побрал, Николь! Ты же любишь Остина и знаешь, что всех этих клокочущих, лишающих здравого смысла и притупляющих твои истинные чувства ощущений нет. Всё это иллюзия. И ты не можешь ей с такой лёгкостью поддаваться, пусть даже его непонятная ярость и врубает «очарование» на полную мощность.

Со сдавленным, страдальческим стоном я разжимаю пальцы на его рубашке и, игнорируя нестерпимую боль между бёдер, делаю несколько быстрых шагов в другой угол комнаты в глупой надежде спастись от его магии, но всё тщетно — она уже полностью поглотила весь воздух в спальне и совсем скоро поглотит и меня, если я не найду способа выбраться отсюда или же сменить скверное настроение Адама.

— Ты поговоришь со мной? — вложив в голос всю имеющуюся громкость, несдержанно спрашиваю я и начинаю нервно ходить из стороны в сторону, задерживая дыхание, чтобы по возможности меньше наполнять себя витающем в пространстве огненным дурманом. Адам же, так и продолжая хранить гнетущее молчание, неспешно направляется к столу, на котором стоит полупустая бутылка виски, наполняет себе стакан до краёв и залпом его выпивает, словно это не крепкий алкогольный напиток, а обычный яблочный сок. Следом наливает ещё один, но на сей раз не спешит заливать янтарную жидкость в себя, а лениво смакует, поворачиваясь к окну и внимательно всматриваясь в огненную картинку, что своей игрой теней и красных бликов делает его черты лица по-настоящему дьявольскими: профиль напряжён, тёмные глаза сужены в зловещем прищуре, а скулы заострены настолько, что я могла бы порезаться, если бы прикоснулась.

— Что там случилось? — вновь подаю голос я, обхватывая себя за плечи, пытаясь унять неконтролируемую дрожь во всём теле.

Ответа нет.

— Адам, ты можешь рассказать, что произошло со всеми остальными девушками? Их тоже спасли? Они в безопасности?

Молчание.

— А этих уродов посадят? Эрик окажется в тюрьме?

Тишина.

— А что с тем… с тем, которого ты бил… он жив?

Ноль реакции.

— Ты же его не… не… Ты весь в крови… В его крови?..

Тотальный игнор.

— И ты пьёшь… Почему ты пьёшь? Ты его?.. Нет… Ты не мог, — к моему бессвязному лепету и жгучему желанию содрать с себя вульгарное платье и накинуться на Адама добавляется ещё и нервный озноб, вызванный устрашающими мыслями, что ежесекундно прорастают в меня всё глубже и глубже, пока я неотрывно наблюдаю за непонятным поведением Харта.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Словами не передать той каши острых ощущений, что бурлят сейчас во мне. Их становится чересчур много, они плавят органы, дробят кости и жалят всю изнанку кожи. Я чувствую, что мне просто больше не выдержать всего беспорядка внутри себя, поэтому мою плотину пробивает и я начинаю делать именно то, что Адам категорически не приемлет — кричать.

— Да ты можешь мне ответить?! Что с тобой такое, мать твою?! Язык проглотил?! Или уже нажрался в хлам?! Что не так?! Что такого произошло в ангаре, раз ты себя так ведёшь?! Скажи, ты убил его? Убил?! Поэтому ты такой?!