Танец для двоих - Виктория Клейтон

— Я не вижу Фабии. Что с ней случилось? — спросила я, обращаясь к Беатрис.

Мы вдвоем стояли на крыльце после окончания службы. Фабией звали мать Миранды и Беатрис. Я видела ее всего три раза в жизни, но и этого поверхностного знакомства хватило, чтобы вызвать у меня смутное, трудно объяснимое смятение.

— Она не приедет. Ее новый дружок — балетный танцор. Сегодня у него премьера в Вене. Он танцует небольшую партию в «Синей птице». Очевидно, он пригрозил, что никуда не поедет, если Фабия не будет стоять за кулисами и наблюдать за ним. Думаю, на самом деле он опасается, что мы убедим Фабию изменить завещание. Поэтому он и притворяется, что его вдохновение полностью зависит от присутствия Фабии. Она же отписала Сергею в завещании почти половину состояния.

— Сергей? Он русский? Как романтично!

— Не так уж и романтично. Ты просто не видела его. Он в два раза младше Фабии. У него длинные жирные волосы. Сергей стягивает их сзади в хвост. Мышцы на его бедрах толстые, как у слона. Все равно Фабия раздосадована, потому что Миранда выходит замуж за Рори. По мнению нашей матери, доктора занимают низшую ступень в обществе. Они обычные ремесленники и ничего более. Ты же знаешь ее страсть к творческим личностям… Здравствуй, Джеймс! Как поживаешь, дорогой?

К нам приблизился мой кузен Джеймс, с которым я играла в детстве в рыцарей, пиратов и разбойников. Я не видела его несколько лет. За эти годы он превратился в красивого молодого человека. От отца Джеймс унаследовал белоснежную кожу и огненно-рыжие волосы. Но я сразу заметила, что в отличие от глаз Джека глаза Джеймса светятся теплотой. Он не станет издеваться над людьми только для того, чтобы удовлетворить свою безумную страсть к самоутверждению. Посмотрев Джеймсу в лицо в течение десяти секунд, я могла с уверенностью сказать, что он полная противоположность своего отца.

— Привет, Виола! — только и вымолвил Джеймс, но я сразу поняла, что мы снова друзья.

— Ты очень постарела, — сказал Генри, младший брат Джеймса, который подошел к нам вслед за братом.

— Я постарела не более, чем ты.

— Но ты уже совсем взрослая, — сказал Генри со всей серьезностью, свойственной подростку четырнадцати лет. — А я все еще школьник. У тебя очень красивое платье, — добавил он через минуту.

Несмотря на веснушки, детскую ухмылку и школьный костюм из серой фланели, в его жестах и лице, безусловно, угадывался Джек.

— Виола! Как замечательно, что ты приехала! — Миранда распростерла руки и крепко обняла меня.

— Он восхитителен! Ты просто умница! — прошептала я ей в ухо, потому что Рори стоял неподалеку, за спиной Миранды.

— Ты не представляешь, как я счастлива! — прошептала она в ответ. — А это Морис Тремлоу, друг семьи! — сказала она громко, представив пожилого джентльмена в пестром жилете, который завел ее в церковь и передал жениху.

— Здравствуйте, очень приятно, — сказала я, крепко пожав протянутую руку.

Морис был похож на Санта-Клауса в штатском. Он выглядел мудрым и жизнерадостным одновременно.

— Морис замечательный художник. Я постараюсь показать тебе его работы, прежде чем ты уедешь. Тетя Пусси! Как я рада, что ты здесь! Сколько же лет мы не виделись? Три или четыре года? Все равно слишком долго! Познакомься с Морисом Тремлоу! Морис, это Аделина Отуэй. Мы все называем ее Пусси.

— Здравствуй, Майкл! — сказала тетя. — Никак не ожидала увидеть тебя здесь.

— Морис, — поправила я тетю шепотом.

— Прошу прощения. — Тетя Пусси выглядела сконфуженной. — Конечно же, Морис.

К этому времени гости разбились на небольшие группы и не спеша двинулись к дому. Берту удалось высвободить машину из каменного плена, и он подвез нас с тетей прямо к крыльцу. Мы посадили в машину также Беатрис и ее мужа, чернобородого здоровяка, который сидел с нами на передней скамье. К моему огромному разочарованию, он оказался гончаром, а не кузнецом, как я считала.

Любой, кто хотя бы мельком видел Уэстрэй Менор, бесповоротно влюблялся в него. Особняк представлял собой восхитительное смешение стилей, эпох и направлений. Каждая деталь, каждый стиль гармонично переходили и дополняли друг друга. Дом поражал величием и теплотой. Я вдруг вспомнила Джайлса. Мне захотелось, чтобы он приехал и увидел это замечательное творение человеческих рук. Моя трогательная встреча с особняком была слегка омрачена Бертом. Он разогнал машину и чуть было не врезался в массивные средневековые ворота на бешеной скорости. Тетя и я одновременно взвизгнули. К счастью, Берт успел среагировать — он нажал на тормоз как раз вовремя.

— Что Берт будет делать во время приема? — спросила я тетю, когда Берт наконец отогнал машину к гаражу. — Бедняга, он совершенно растерялся.

— Боюсь, что он видит уже совсем не так, как прежде, — ответила тетя сдержанно. — Не волнуйся за него, дорогая! Он будет веселиться на кухне с другими водителями.

Я огляделась по сторонам. Эта свадьба была так не похожа на празднества, которые мне приходилось видеть до сих пор. Я не увидела ни одного мужчины, одетого в официальный утренний костюм. Дети и собаки свободно резвились в траве — никто и не думал делать им замечания. Среди гостей не было видно ни одной надутой Очень Важной Персоны. Фактически свадьба Миранды оказалась самой веселой и интересной. Может быть, потому, что хозяева и гости дружно игнорировали ритуалы. Не прозвучало ни одного нудного спича, не было свадебного пирога, молодые не собирались никуда уезжать сразу после тостов на украшенной лентами машине. Вместо этого Миранда сообщила, что они с Рори собираются в свадебное путешествие во Францию только через неделю. Еда на столах была очень вкусной и обильной. Дом утопал в цветах. Гости бродили по саду и непринужденно общались друг с другом. Родственники Рори были шотландцами. Они напились вдрызг через несколько минут после того, как открыли бутылки. Мне не следовало волноваться о Берте. Его пригласили к столу как почетного гостя, и он, кажется, наслаждался общением.

— Привет, Элизабет! — обратилась я к дочери Миранды. Элизабет лежала на траве с банкой пива в руке и была довольно пьяной. — Мне нравится твоя татуировка. — На щеке Элизабет была вытатуирована пчела. Издалека татуировка выглядела, словно отвратительная волосатая бородавка, но с близкого расстояния было заметно мастерство, с которым пчела была выполнена. — Как смело! Тебе не было больно?

— На смум дле, — пробормотала Элизабет невнятно, — я нарисовала пчелу ручкой. Но ты не должна никому говорить. Пусть все думают, что это настоящая татуировка! — Элизабет ни капельки не изменилась. Она была младше меня на четыре года, но я восхищалась ею и признавала ее неоспоримое превосходство. Она была бунтаркой с тех самых пор, когда ей впервые удалось выбросить погремушку из детской колыбели. — Где ты пропадала? Чем ты занималась все эти годы, Виола?