Тропа барса - Петр Катериничев

Вся его поза говорила о том, что Маэстро сейчас слишком далеко и от этой комнаты, и от этого особняка. Этому фигляру необходимы наркотические встряски, чтобы продолжать свою бесконечную игру в чет и нечет со смертью. И разум, и инстинкты оказались умерщвлены, пусть и на время, невероятной дозой наркотика, порожний шприц и несколько пустых ампул валялись тут же, у постели.

Крас скривил губы в ухмылке: как все-таки он примитивен, этот жалкий актеришка!

Ему, Красу, не нужны никакие наркотики, чтобы почувствовать всю меру своего существования, своего наслаждения, своего господства в этом жалком мире! Он — воистину совершенен, потому что освобождает от мерзостей мира красивейших, нежнейших существ, не позволяя им превратиться в дешевых шлюх, в огрузневших неряшливых домохозяек, в сухих и бесцветных рыбешек за мутным стеклом аквариума…

Крас подкрался к Маэстро… Застыл, глядя на его распростертое тело. Как сейчас он похож на труп. Может быть, его и следует сделать трупом?.. Он, Крас, сейчас может легко, одним движением могучих рук, переломить хребет этому супермену, но…

Да, Маэстро прав. Оба они — избранные, но служат серой, никчемной посредственности, называемой Лир. Лир использует их обоих, чтобы закрепить свое господство в этом сволочном мире… Ведь не зря же Маэстро… Ведь не зря же он затеял тот разговор?! Если их жизни, жизни избранных жрецов смерти, подвешены на ниточку бездарем, считающим себя повелителем, королем, то… Все просто как день: Лира нужно устранить. И тогда вся власть будет только в их руках…

Вернее, она останется у него, Краса! Просто дождаться, когда Маэстро утомится и примет очередную «очищающую» дозу зелья… Тогда свернуть ему шею еще проще, чем перекормленной утке! Пока Маэстро нужен ему. Красу. Но только до времени. И это время скоро придет. Его время.

А девка станет простой приманкой! В капкане для Лира. Да, сначала Лир, потом — Маэстро. И совсем не важно, живая эта кукла или мертвая! Совсем не важно! Даже лучше… Мертвая не может ни в чем отказать… Ни в чем… Она способна только повиноваться.

Крас облизал губы. Время смерти для Маэстро придет. Но — не сейчас. Сейчас важно только одно: чтобы Маэстро не помешал его играм с девчонкой. А он не помешает.

Играм… Изысканным играм! Она… Она ждет его, нагая, гибкая, беспомощная…

Она ждет… И ни в чем не сможет ему отказать… Она жаждет этого… Она…

Крас еще раз мельком взглянул на бесчувственного Маэстро, сглотнул вмиг ставшую вязкой слюну, понял: пора. Пора!

Осторожно прикрыл за собой дверь. Беззвучно спустился по лестнице. Подошел к двери комнаты, в которой осталась девчонка. Сейчас.

Ему вдруг показалось, что он стоит на краю глубокой пропасти. Оттуда, из глубины, поднимался холодный, проникающий в самое сердце туман, перехватывающий горло… И еще его. Краса, неудержимо тянуло в эту бездну, и не было сил противиться…

Он открыл дверь.

И замер на пороге. Девушка лежала на постели, вытянувшись; руки и ноги связаны, глаза закрыты, дышит легко и ровно, на лбу — капельки пота. Крас замер: никогда, никогда он не видел столь совершенного тела! Чуть тронутая загаром кожа светилась янтарем, длинные ресницы роняли на щеки мягкую тень… На виске пульсировала тоненькая жилка; волосы, чуть влажные от пота, курчавились короткими нежными завитками…

Крас подошел. Провел ладонью по ее животу вниз. Она вздрогнула — или ему показалось?..

Не спешить. Главное — не спешить. Он сделает удовольствие долгим, бесконечно долгим… Как вечность.

Главное — не спешить.

Крас прикоснулся к ее ноге. Какая тонкая, нежная щиколотка… То, что она прихвачена веревкой, еще больше соблазняет… Мужчина повел руку вверх, медленно, очень медленно, ощущая тепло кожи, чувствуя, как переполнявшее его возбуждение мутит голову, превращается в требующую немедленного выхода ярость…

— Мишка плюшевый… — прошептал он. Красу казалось, что сердце бьет железным молотом где-то в висках, что воздуху не хватает… Заметил, как по; ногам девушки прошла судорога…

— Мишка плюшевый… — повторил он.

Одним движением выхватил из кармана нож. Щелчок был резок, как удар бойка по капсюлю: белое, отливающее синевой лезвие, отточенное острее бритвы… Крас прикоснулся холодной сталью к ее бедру, на лезвии мгновенно заблестела капелька крови…

Не спешить…

Крас подошел к окну, распахнул занавеску. Ослепительно белый, отраженный миллионами снежинок свет зимнего дня залил комнату.

Он стоял, глядя широко раскрытыми глазами в этот белый день и, казалось, не видел ничего. Поднял руку к лицу, на ощупь провел ладонью по месту, где кожу разрывал уродливый шрам. Поднес к губам лезвие ножа, легонько коснулся языком, стараясь ощутить вкус крови. Опустил веки и — замер. Он ждал. Ждал вдохновенья.

…Аля осторожно, едва дыша, высвободилась. Брезгли-увость и страх переполняли ее, руки слегка подрагивали… Тихонечко девушка опустила ноги на пол, достала из-под кровати пустой графин, схватила за горлышко… Сиплый стоял спиной к ней, на фоне освещенного окна она хорошо различала его силуэт. Тихонечко, только два шага — и ребристый графин обрушится на этот короткостриженый затылок.

Она сделала легонький шаг… Еще…

Рука с зажатым в ней графином рассекла воздух и… обрушилась в пустоту. Крас мгновенным движением уклонился в сторону, графин ударился о подоконник и брызнул тысячью осколков. В руке остался ощетинившийся грубыми острыми краями остов — Крас легко ударил по запястью, и последнее оружие упало на пол. А он ухватил ее за волосы, намотал на кисть руки, притянув к себе… Лицо его было совсем рядом; мужчина выдохнул сипло, прямо ей в лицо:

— Мишка плюшевый… Мишка ласковый… Ласковый… Другой рукой провел по ее спине и ягодицам… Судорога брезгливости прошла по телу девушки, кожа покрылась мурашками, словно к ней прикоснулась громадная змея…

— Сейчас тебе будет хорошо, очень хорошо…

Крас потащил ее к столу.

Аля вдруг успокоилась. Она почувствовала себя так, будто на коже образовалась тонкая ледяная пленка, она, словно скафандр, защищала девушку от липких трясущихся рук этого урода… И мозг заработал ясно и четко. Она переступала по ковру, стараясь не порезаться об осколки.

Крас грубо скрутил руки спереди жестким полотенцем, каким-то особым узлом.

Приставил лезвие ножа к шее:

— Будь умничкой… Я не хочу, чтобы ты умерла… Я хочу подарить тебе удовольствие… Оно будет длинным, нескончаемо длинным… Как вечность… — Перехватил связанные руки, прикрутил свободные концы длинного полотенца к ножкам стола. Аля оказалась притиснутой щекой и грудью к его гладкой поверхности.

Крас обошел стол, снова погладил по спине, ягодицам, произнес совсем севшим голосом:

— Чтобы получить удовольствие, ты должна стать покорной… Абсолютно покорной…

Тебе нужно научиться получать удовольствие… от боли.

Аля услышала какое-то шуршание — это Крас вынул длинный шелковый шнурок из портьеры, подошел к умывальнику, смочил его водой…

— Сейчас я тебя высеку… И ты станешь послушной… Почувствуй радость боли…

Это принесет тебе наслаждение…

Самодельная плеть со свистом рассекла воздух и ударила по столу рядом с ней. Аля невольно вздрогнула.

Мужчина бесцеремонно просунул руку ей между ногами. Прошептал:

— Я буду сечь тебя, пока ты не захочешь… Пока не станешь готова принять меня…

Плеть хлестко опустилась на спину девушки… Аля закусила губу.

— Кричи!

Снова удар.

На глазах ее выступили слезы, но она смолчала, — Кричи, сука! Кричи!

— Удар. Удар. Удар.

Аля по голосу слышала, как он возбужден. С каждым ударом она чуть двигалась всем телом, расслабляя и напря гая руки. Боль в стертых вязками, а теперь связанных жестким полотенцем запястьях была куда большей, чем от хлестких ударов шнура.

Она почувствовала, что охватывающий руки узел заметно ослаб: когда Сиплый связывал ее, она нарочно напрягла их как можно сильнее. Теперь она может высвободить их. И что дальше? Он слишком силен, чтобы…

Что же делать?!

Аля почувствовала, как по щеке стекает слезинка… И — неожиданно для себя — застонала… Нет, не от боли, от униженного бессилия.

Удары сразу прекратились.

— Ну? Тебе уже хорошо? — просипел мужчина. Аля облизала растрескавшиеся губы.

— Тебе хорошо?! — Он обошел стол, схватил ее за волосы, приподнял лицо. Белое, отливающее синевой лезвие заплясало перед глазами.

Аля расслабила руки, и стягивавшая их петля соскользнула на пол.

— Мне плохо… — тихо прошептала она. Крас осклабился, глядя ей прямо в глаза:

— Это только цветики, детка… Сейчас начнутся ягодки…

Легонько он провел лезвием по ее щеке. Порез мгновенно набух кровью. Крас полюбовался, чуть склонив голову набок:

— Тебе нравится?

Голос его дрожал, руки тряслись… Аля закрыла глаза, разом хлынули слезы, порезанную щеку защипало…