Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты - Себастьян Маллаби

Индонезии, в запутанной вражде между фермерами и владельцами ранчо в далеких долинах Колорадо. Для успешного инвестирования в подобных ситуациях вам нужно предвидеть ловушки на местности, а молодым хедж-фондам иногда недостает рабочей силы для проведения адекватных исследований. Если бы сотрудники Farallon провели в Сан-Луис Вэлли больше времени, возможно, они бы осознали, что Гари Бойс не был надежным партнером42. Но в фонде, который удваивает свои активы каждые четыре-пять лет, сложно взрастить штатную экспертизу так же быстро, как прибывает капитал.

Однако уязвимость фондов стиля Farallon уходит гораздо глубже. Их доходы частично отражают стремление покупать неликвидные вложения. Если дешевые облигации обанкротившихся компаний представляют ценность, вероятно, это потому, что большинство инвесторов боятся их покупать — и если вы позже решите их продать, выйти из таких активов будет непросто. Если вы покупаете банк в Индонезии, работает та же схема: если вы ошиблись, выйти из игры без потерь вам не удастся. На обычных ликвидных рынках цены довольно эффективны, и сомневаться в них трудно. На неликвидных рынках, напротив, выгодных сделок хоть отбавляй, но цена ошибок очень высока43.

Хеджевые фонды, покупающие неликвидные активы, обогащаются за счет вывертов отчетности, которые начинают лить воду на мельницу их деятельности. По определению, сложно угадать, чего стоит неликвидный актив — у вас нет периодически обновляемого открытия цены, какое бывает при постоянной торговле. В результате хедж-фонды с неликвидными активами не столько фиксируют свои прибыли, сколько оценивают их — не существует объективной цены того, чем они в большинстве своем владеют, поэтому им приходится прибегать к субъективной оценке. В редких случаях хедж-фонды могут воспользоваться преимуществом такой туманности цен для завышения своих прибылей, хотя такая игра не может длиться долго. Но если даже фонды делают все возможное для честного фиксирования своих доходов, они не могут устоять перед соблазном их «сгладить». Хеджевый фонд может оценивать стоимость неликвидного актива каждые несколько недель — если она за этот период поднимается на 5 %, а затем падает обратно, фонд фиксирует ее как неизменную, по сути, не признавая наличия произошедших резких изменений. Как результат, хедж-фонды с неликвидными активами не являются такими уж стабильными, как показывают цифры в их отчетах. Их скорректированные на риск прибыли выглядят великолепно, потому что некоторые риски остаются незафиксированными.

Еще большей опасностью для покупателей неликвидных активов является то, что во время кризиса эти активы падают сильнее всего. В моменты паники инвесторы льнут к ценным бумагам, которые можно легко продать, а остальные безжалостно отвергаются. Казавшийся диверсифицированным портфель Long-Term Capital маскировал единственную ставку на стабильность мира: когда это оказалось не так, не связанные на первый взгляд позиции обрушились одновременно, потому что большинство из них сводилось к попытке собрать урожай с неликвидных активов. Также и кажущиеся диверсифицированными управляемые событиями хедж-фонды, по сути, делают концентрированную ставку на неликвидные вложения. В 1998 году Long-Term Capital заплатил высокую цену за подобный риск. Как мы видим сейчас, в 2008 году покупатели неликвидных активов вновь серьезно раскошелились.

13 ВЗЛОМЩИКИ КОДОВ

В городке Ист Ситокет побывало не так много хедж-Финансистов. Местечко находится в часе езды от Манхэттена по трассе Long Island Express-way, и от скопления хедж-фондов Гринвича его отделяет клин Атлантического океана. Но этот сонный район Лонг-Айленда стал домом для, возможно, самого успешного в истории хеджевого фонда — Renaissance Technologies. Начав свою деятельность примерно в то же время, когда Дэвид Свенсен инвестировал в Farallon, Renaissance Technologies очень быстро богател; за период с конца 1989 года по 2006-й их ведущий фонд Medallion в среднем приносил 39 % годовых1. К середине 2000-х оказалось, что основатель Renaissance Technologies, Джеймс Саймонс, зарабатывал больше всех среди хедж-фондов. Он не был самым известным в мире миллиардером, но он был, наверное, самым умным из них.

Саймонс был математиком и дешифровщиком, вечным биржевиком и предпринимателем, и его небывалый успех родился в результате комбинации этих увлечений. Со студенчества он был игроком-любителем на товарной бирже, настраивая систему съема информации, которая и привела его к славе. Как предприниматель, он открыл свое дело: имя его компании, Renaissance Technologies, отражало свое происхождение из высокотехнологичного венчурного капитала. Как дешифровщик, Саймонс работал на секретный Институт оборонного анализа Пентагона, где он понял, как создавать исследовательские организации, полностью закрытые для посторонних и готовые к сотрудничеству со «своими». Как математик, он поставил свое имя под прорывом, известным как теория Черна — Саймонса, и получил приз Освальда Веблена — высшую награду в области геометрии, которая вручается Американским математическим сообществом. Ведомый своими разносторонними увлечениями, Саймонс успешно вложил деньги, подаренные на свадьбу, в спекуляцию соей, был уволен из Института оборонного анализа за позицию против войны во Вьетнаме и проехал из Бостона в Боготу на скутере «Ламбретта» — и это все до своего тридцатилетия. За время колумбийского путешествия он хорошо узнал страну и, объединившись со своими новыми друзьями из местных жителей, открыл там завод по производству кафеля.

Ранние рыночные приключения Саймонса имели мало общего с математикой. Он занимался товарными фьючерсами, основываясь на предчувствиях спроса и предложения, подхваченный волной бурного подъема и роста 1970-х годов. Но математик внутри него жаждал найти замену модели интуитивных оценок, и он зажегся идеей создания устройства, которое будет торговать за него. На излете 1970-х Саймонс набрал команду выдающихся математических умов для работы над созданием такого устройства. Он нанял Леонарда Баума, шифровальщика, работавшего с Саймонсом в Институте оборонного анализа. Он пригласил Джеймса Акса, призера Американского математического сообщества в теории чисел, а также Элвина Берлекампа, математика из Беркли, который тоже был ветераном Института оборонного анализа. Название и структура собственности множественных начинаний Саймонса менялись вместе с людьми, которых он привлекал в свою сеть. Он владел инвестиционным фондом на Бермудах и компанией на Восточном побережье, а также возглавлял кафедру математики Университета Стоуни-Брук на Лонг-Айленде, до того как уволился в 1977 году, чтобы полностью сфокусироваться на бизнесе.

Безусловно, люди в команде Саймонса были интеллектуальными гигантами, но важно было также, что их опыт в шифровании и в других аспектах военных коммуникаций имел некоторое отношение и к финансам. Берлекамп, например, работал над системами, посылающими сигналы, напоминающие «призраки» — слабые следы кода в море флуктуационного шума, вполне похожие на едва различимые шаблоны, что прячутся в откровенно бессистемных и эффективных рынках. Во время сражения воздушному прикрытию с