Львиный престол - Олаф Бьорн Локнит

Я не без труда поднялся с кресла, едва не опрокинув при этом чернильницу, и осторожно зашагал к огромной двери, ведущей собственно в помещения библиотеки. Барон Лакруа неслышным скользящим шагом следовал за мной.

О, этот запах древности! Едкая пыль, аромат древнестигийского папируса и выделанной телячьей кожи! Новомодная бумага, изготовляемая из древесины, вообще не пахнет стариной. Огромные стеллажи, почти в три человеческих роста, десятки тысяч тугих свитков и толстенных книг в драгоценных переплетах… Вот, пожалуйста, переписанный четыреста лет назад свод проповедей святого Эпимитриуса, забранный в золото и украшенный рубинами, достойными облагородить корону самого богатого монарха мира — туранского императора… Если бы я, как и канцлер Публио, был вором, то давно бы владел замечательным поместьем на солнечном зингарском или аргосском побережье и имел бы значительный вклад в надежнейших торговых домах Офира… И почему только я такой честный?

— Хотелось бы поговорить, — чуть настороженно сказал Громал, когда мы оказались в комнатах летописей. — У тебя, как я вижу, неприятности? Домашний арест? А вчера ты был в самой Железной башне?

— Пришлось, — с нарочитой беззаботностью ответил я. — Король теперь не благоволит ко мне.

— Король… — вздохнул барон Лакруа. — А что ты вообще о нем думаешь? О Конане, я имею в виду?

Следующую четверть колокола Громал в разговоре ходил вокруг да около, не давая мне понять, что же привело капитана гвардии в скромный кабинет летописца. Расспрашивал о моих взаимоотношениях с Конаном, почему-то завел речь о дворянской чести и наследии Эпимитриуса… Сначала я решил, что барона подослал ко мне король (вернее, Тицо в облике короля), но вскоре из осторожных речей гвардейца стало ясно — он желает выяснить для себя мнение некоего Халька из Юсдаля о всем, происходящем ныне в стране. Наконец, я подсознательно почувствовал, каких речей ждет от меня Громал, и брякнул напрямую:

— Вообще-то корону Аквилонии захватил совершеннейший ублюдок. Не дворянин и даже не коренной аквилонец, гандер или подданный пуантенского герцогства. Вылез из какой-то дыры, прошлое более чем сомнительное, манеры… — я небрежно махнул рукой и поморщился. — Одно слово — варвар. И как только аквилонское дворянство позволило этому быдлу взять в руки скипетр великих королей-Эпимитреев?..

— Смелые речи, — прокашлялся Громал и на всякий случай оглянулся — нет ли кого чужого в библиотеке. — Весьма смелые. Ты не боишься, что я донесу?

— Все-таки ты дворянин, — оскорбился я за свое сословие. И решился задать прямой вопрос: — Ты всегда недоговариваешь? Не думаю, что ты пришел просто так, лишь желая выяснить мое мнение насчет Конана и дел в государстве…

Громал шумно выдохнул, будто решаясь, и выпалил:

— Тебе не нравится нынешний король? Мне тоже. Ты правильно сказал — я дворянин. Разве люди нашего положения могут терпеть верховодство необразованного и жестокого дикаря?

Насчет «необразованного» Громал несколько погорячился. Конан отлично говорит на четырех языках, понимает еще несколько, пишет и читает на двух (аквилонском и туранском), а также весьма искушен в науках исчисления, географии и истории. Единственно, всему этому киммериец учился не в Обители Мудрости, а на собственном опыте. А его «жестокость» слишком преувеличена: по сравнению с некоторыми дворянами, засекающими своих крестьян до смерти плетьми и отбирающими у них последнюю корку хлеба, Конан кажется посланцем Митры. По крайней мере, он никогда не убивал только из прихоти.

— Согласен, — однако ответил я Громалу. — Так жить нельзя! Только не представляю, что делать? Дикаря поддерживает пуантенская гвардия и пограничные отряды в закатных провинциях. Герцог Просперо, опять же…

— Просперо два дня назад уехал в Немедию, — как бы ненароком припомнил барон Лакруа. — И вернется очень не скоро. Вот что, Хальк… — барон отошел назад и отточенным движением извлек из ножен метательный нож. — Благороднейшие семьи королевства хотят избавиться от Конана. Сейчас у тебя нет причин почитать нынешнего короля. Его убьют через день. Присоединяйся.

«Ого! — подумалось мне. — Интересно, которого короля Громал имеет в виду? Настоящего Конана или Тицо? Если гвардеец рассчитывает свергнуть Тицо, то я обеими руками буду помогать заговору. Только зачем Громалу понадобился нож?»

На всякий случай я выразительно покосился на зажатый в руке Черного Дракона клинок, а потом вопросительно посмотрел в глаза Громалу. Он все понял.

— Боюсь, мне придется тебя убить в случае отказа, — просто сказал гвардеец. — За попытку к бегству и за нападение на стражу… Я не могу подвергать риску все предприятие. Ты можешь выдать нас случайно…

— О, боги! — я молитвенным жестом поднял руки над головой и зажмурил глаза. — Вчера меня едва не угробили в Железной башне сторонники Конана, сегодня пытаются зарезать его противники! О чем речь, Громал? Разумеется, я согласен! У меня нет оснований хранить верность варвару после этой беспочвенной и оскорбительной опалы. Только ответь, что нужно делать?

— Пойти со мной, — твердо проговорил Черный Дракон. — Мои подчиненные выведут тебя из замка и доставят к… одному дворянину. Он тебе расскажет подробности.

— И многих вы уже убедили таким образом? — я снова посмотрел на обнаженный кинжал, а Громал, проследив мой взгляд, убрал его в ножны. — И вообще, для чего вам потребовался какой-то летописец и библиотекарь? Я не имею никакого влияния при дворе и занимаю одну из самых невеликих должностей…

— Если ты войдешь в новое правительство канцлера… — Громал осекся, явно не желая называть имя, — тебя поддержит Гандерланд. Согласись, при дворе не так много гандеров и в основном это младшие сыновья дворян, гвардейцы, имеющие гораздо меньший вес, чем ты. С нашим переворотом согласится Боссония, возможно, Тауран и прежде всего господин Донфрон, герцог Танасульский. В оппозиции останутся лишь пуантенцы, но они не захотят разорительной гражданской войны. А ты убедишь своих соотечественников…

Вот тогда я показал себя откровенным стяжателем. Выдал ошеломленному такой напористостью и жадностью Громалу обширный список должностей, которые я хотел бы занять при дворе нового канцлера. Имя претендента на трон меня пока не слишком интересовало — рано или поздно заговорщики сами его откроют.

— Все гандеры — мелкие лавочники, — пробормотал Черный Дракон, но, заметив мой яростный взгляд, буркнул: — Извини. Я не хотел тебя обидеть. Если ты согласен, идем. Вещей никаких не бери. У дверей стоят верные мне люди. У одного с собой запасная форма Черных Драконов. Через полстражи сменится караул, в нем будут находиться лейтенанты Паллантида. Вскоре их найдут зарезанными. Ты понимаешь, что тогда пути назад у тебя не будет?