Гвиневера: Королева Летних Звезд - Персия Вулли

– Вот, значит, почему волкодав прибежал ко мне, а я удивлялся, как это получилось.

– Он так тосковал, мы боялись, что он умрет, – объяснила я, вспоминая, что никто не мог заставить огромную собаку поесть, с тех пор как ушел ее хозяин. – Все говорили, что тебя либо съели волки или медведи, либо, что еще хуже, схватили разбойники и продали в рабство. Я рассчитывала, что Эйлб поможет тебе выжить.

Кевин наклонил голову и заговорил беспечным тоном, хотя слова его были серьезны.

– Тогда я обязан тебе жизнью, потому что я почти умирал с голоду, а погода в тот год была холодной… Без Эйлба, помогавшего мне в охоте и согревавшего меня во сне, я бы наверняка умер.

Наступило молчание, в течение которого я боролась с собой, чтобы не выпалить вопрос, так долго мучивший меня: Ты любил меня, Кевин? Ты убежал из-за того, что не мог вынести присутствия посланцев короля, приехавших сватать меня? Или это были просто мои детские мечты, которые заставляли меня ждать твоего возвращения, цепляться за надежду, что однажды ты вернешься, не оставлявшие меня вплоть до того момента, когда я вышла замуж за Артура? И сейчас, когда он вернулся, хотя и слишком поздно, мне необходимо было знать правду.

– Почему… почему ты ушел?

Священник смотрел в одну точку, как будто выискивал какую-то истину, с той же непонятной напряженностью, какую я замечала в Лансе. Наконец он откашлялся и заговорил, стараясь избегать моего взгляда.

– Отец Брилей сказал бы, что это случилось потому, что я еще не нашел своего призвания. Помнишь того пиктского священника, которого мы повстречали у Лох-Милтон, того храброго старика, покрытого татуировками, с глазами, светящимися любовью к Богу? Это он нашел меня, больного и дрожащего в летнем домике, который прилепился к краю ущелья у водопада.

Если бы он не оказался там, я бы умер, но он отвел меня в монастырь в Уитхорне, где я и поправился.

Кевин, наконец, встретился со мной взглядом и улыбнулся. Его голос и манера говорить остались почти такими же, какими я их помнила. Однако я была уверена, что совсем не случайно он не ответил на мой вопрос прямо. Может быть, потому, что Кевин не испытывал того, что я приписывала ему, может быть, испытывал такие же чувства, что и я, а может быть, на самом деле все, что нам известно о любви, это то, что мы сами привносим в нее, а все остальное надо принимать на веру.

Эта мысль мне явно не понравилась, и я постаралась переменить тему.

– Но ведь тогда ты не был христианином?

– Гм… мне потребовалось время, чтобы понять милость Господню. Я слышал, что Бригит ушла в монастырь.

– Да, в Уэльсе.

Мне показалось странным, что так много людей, которых я любила, оказались последователями Белого Христа – Бригит и Игрейна, Винни и вот теперь Кевин.

– Великие небеса, Ланс, когда ты приехал? – крикнул Артур, торопясь к дому, и вдруг замедлил шаг, поняв свою ошибку.

– Это Кевин, о котором я тебе так много рассказывала, – объяснила я, и мой муж шагнул вперед, доброжелательно улыбаясь.

– Мы будем рады, если ты побудешь с нами, – объявил он.

Кевин с радостью принял приглашение, и к тому времени, когда мы все сошлись за вечерней трапезой, его пребывание среди нас казалось таким естественным, как будто он никогда и не исчезал.

Но, несмотря на то, что меня взволновал его приезд, а Артур проявил себя любезным хозяином, кого действительно растрогало появление в нашем доме священника, так это Изольду.

Я в тот же вечер сообщила ей о его приезде, а на следующее утро она несмело поинтересовалась у меня, может ли он исповедать ее. Кевин провел с ней большую часть дня, а вечером она вышла к ужину.

Спустя два дня Изольда уехала в Касл-Дор после того, как Кевин благословил и ее, и воинов, которые должны были ее сопровождать. Я обняла королеву, и мы махали руками, провожая ее, надеясь, что самая горестная часть ее любви и расставания с Тристаном закончилась.

– Что ты сказал ей? – спросила я, не думая о том, что посягаю на тайну.

Священник укоризненно посмотрел на меня, потом улыбнулся.

– Я напомнил ей об обязанностях королев, о чем я не раз говорил тебе.

Я засмеялась, вспомнив, как много раз он терпеливо убеждал меня в том, с чем, как я думала, мне никогда не доведется столкнуться.

«Какая кельтская королева говорит: «Я не могу»? Конечно, ты можешь!»

Если кто-то и мог вселить в Изольду мужество сделать то, что должно быть сделано, то это был Кевин.

Дни становились короче, и новые кладовые наполнялись яблоками и капустой, репой и солониной, копчеными окороками и кусками оленины, свисающими со стропил. Было припасено также много соленого масла, с которым мы дотянем до весны.

Ланс и Трис приехали как раз к Самхейну, а Кевин согласился провести зиму у нас при условии, что ему будет позволено регулярно проводить мессу для христиан нашего двора. Многим христианам и язычникам Кевин нравился, но Триса среди этих людей не было, поскольку он считал священника виновным в том, что Изольда уехала.

– Мне наплевать, чья она жена, но церковник не имел права отнимать ее у меня, – жаловался Трис, совершенно искажая факты.

Он злобно оглядывал зал, будучи пьяным настолько, чтобы не заботиться о том, что говорит, и достаточно трезвым, чтобы одержать верх над всяким, кто возразит ему.

Ланс, единственный человек, которого Трис слушал в эти дни, уговорил его взять арфу, и он долго услаждал нас замечательной музыкой. Отложив в сторону свой инструмент, Тристан рыдал пока, наконец, не заснул, сидя за столом и уронив голову на руки.

Это повторялось все чаще и чаще по мере того, как Трис все больше и больше проникался жалостью к себе, виня в своих несчастьях всех, кроме самого себя. Потом однажды вечером он зашел слишком далеко, обратив свой гнев на Изольду и утверждая, что она обманывала его, завлекая его, ввела его в заблуждение мечтами о любви, хотя в душе она не верна.

Паломид встал и, решительно пройдя через зал, остановился перед арфистом.

– Как смеешь ты порочить ее доброе имя? – презрительно бросил он. – Она делала все, что хотелось тебе. Поэтому бери назад свои клеветнические слова, или завтра утром мы встретимся в поединке один на один.

– Зачем ждать утра? – прорычал Трис. – Я могу сейчас побить любого в этом зале, в том числе и тебя.

Паломид поднял подбородок и надменно посмотрел на возлюбленного Изольды.

– Я человек чести и не дерусь с пьяными, – объявил он. – Завтра на рассвете.

– В Круглом Столе не будет никаких ссор, – прорычал Артур, собираясь не допустить бессмысленного кровопролития. – Тристан, пришла пора забыть про свою страсть и зажить своей жизнью.

– Ты не понимаешь, – закричал высокий рыцарь, врываясь в круг и словно угрожая всем присутствующим. – Она моя… навсегда. Моя жизнь и моя смерть. Мы предназначены друг для друга, и никто: ни священник, ни корнуэльский король, ни араб не могут встать между нами. – Он грохнул кулаком по столу, от чего на пол посыпались тарелки и кубки, потом резко повернулся и смерчем бросился на Паломида.