Другой Ленин - Александр Майсурян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С введением нэпа в обиход вернулись богатые, изысканные блюда. Переход от конины к более изысканной пище отразился в анекдоте: «Нэпман продает дешевые котлеты из рябчиков. Его спрашивают:
— Но рябчик — это же очень дорого. Как вы умудряетесь делать котлеты дешевыми?
— А я, знаете ли, пополам. Один рябчик, один конь…»
Фельетонист Свифт в 1922 году так описывал стиль жизни наступившей эпохи:
«— Где вы обедаете? — спросил меня знакомый из Мосторга.
Я назвал ресторан.
— Дрянь! — отрезал он.
— Совершенно верно, дрянь, а триста пятьдесят тысяч обед.
— Потому и дрянь, что так дешево. Зайдите лучше в «Ампир». Вчера мы там ужинали. Было нас четверо. Оставили четвертной.
— Два с половиной миллиона?
— Нет, двадцать пять. Выпили немножко. Ну, разумеется, икорка, балычок. В общем, недорого. Что такое двадцать пять миллионов!..»
Журнал «Бегемот» посвящал переменам в питании такие стихи:
Вспомним, братцы, про едуВ девятнадцатом году.Были плохи прод-дела! —Вобла роскошью была.
Но годов минувших рядИзменил на роскошь взгляд: —Нынче семга и балыкНе считаются за шик.
Однако вместе с роскошными блюдами вернулось и прежнее неравенство в питании. В продуктовых лавках воцарилось изобилие, но далеко не всем это изобилие было по карману. Характерная для тех лет шутка Н. Зуба: «У окна кондитерской.
— Сенька! смотри, торты-то какие великолепные, вот этот в вишеньях так бы и схряпал.
— Ну-у его! одна кислятина.
— А ты пробовал его, что ли?
— Да… я его через стекло лизнул».
Именно в годы нэпа развернулась особенно острая борьба против роскошных блюд. Конечно, прямых запретов на них, тем более в домашнем быту, никто не вводил (хотя истории такие примеры известны, например в Древнем Риме). Но эти кушанья постарались лишить главного — ореола желанности, неповторимого привкуса жизненного успеха. Тот, кто питался скромно и бедно, мог теперь чувствовать некое внутреннее превосходство над посетителем шикарного ресторана.
«Хорошо мне живется, — говорит нэпман на рисунке Том'а в 1924 году. — Семья одета, обута, на столе и водочка, и наливочка, и семга, и балычок, и икорка… Чего мне не хватает?»
«Совести», — хмуро отвечает ему рабочий.
Возглавляли съедобную «белую гвардию» блюда, которые все-таки были доступны простым людям, — но только по праздникам: такие яства, как рождественский гусь, пасхальные куличи… Их высмеивали сильнее всего. Рождественские частушки 1924 года:
Предлагал мне милый чаю,И гуся, и утки,Я сказала: «не желаю,Это предрассудки!»…Прежде жареного гусяМы едали в рождество.А теперь моя МарусяАннулирует его.
Атаке подверглись и блины — одно из самых традиционных и древних блюд, ведущее свое происхождение еще из языческих времен. Совсем недавно господство блинов в русской кухне казалось вечным и незыблемым. В 1913 году был опубликован фантастический рассказ «Блинное видение». В нем описывалась казнь еретика, посмевшего отрицать блины. Но теперь такие еретики появились в реальности. Поэт Р. Волженин на Масленицу 1923 года писал (поставив в качестве эпиграфа к своим стихам слова Карла Маркса «Бытие определяет сознание»):
Я справедлив к блинам. Я не травлю блины.Блин только снедь — не больше, чем сосиски.Но есть разряд людей, что влюблены в блины,Блином захвачены, блином ослеплены.А почему — мы разберем «марксистски».…Осетрина. Лососина. Золотые балыки.Белотелые, румяные, ажурные блины.Изумрудами в графинах загорелись травники.Чувства, взоры, разговоры на блины устремлены.В масле — губы. В семге — зубы. Шевелятся кадыки.Под салфеткою расстегнут отягчающий жилет.Рюмка-вилка, вилка-рюмка — не выходят из руки.Блин. Зубровка. — Блин. Листовка. — Блин. Опорто. — Блин. Кларет.Все забыто у корыта в упоении жратвы.Ест со смаком. Тусклым лаком покрываются глаза.Слезы «братьев»? Мозг свинячий этой жирной головыМожет тронуть только сыра аппетитная слеза.Мысли (скисли!) тихо бродят над кусочком осетра,Над икоркой и над коркой сладострастных кулебяк……Я не травлю блины. Преступно ль блин испечь?Я подхожу к анализу марксистски:Где БЫТИЕ одно: нажраться, выпить, лечь,Где о жратве идет с утра до ночи речь,Там и сознание направлено по-свински.
Общественные настроения и вправду удалось изменить: теперь лакомиться изысканными деликатесами было хоть и по-прежнему приятно, но совсем непочетно, даже неловко. Вдвойне стыдно ставить на стол «религиозные» блюда вроде творожной пасхи, куличей или рождественского гуся. Роскошь была сброшена с «кулинарного престола» — на целых два десятка лет.
Триумфальное возвращение большинства «белогвардейских блюд» произошло только в конце 30-х годов, вместе со знаменитой «Книгой о вкусной и здоровой пище».
«Вы к вину не привыкли, а грузинам будет обидно». На карикатуре ноября 1917 года пышно разодетая дамочка жалуется: «Уж если мой большевик меня прокормить не может — значит, в России действительно съестных припасов достать негде. Уж он бы добыл, потому что на все способен!»
Один из белогвардейских плакатов изображал советских граждан (как их представляли по ту сторону фронта) — иссохшие от голода скелеты толпятся у хлебной лавки, на которой красуется табличка: «Хлеба нет». На том же плакате изображен и Ленин. Он пирует за роскошно накрытым столом, уставленным разнообразными винами, блюдами с осетриной, курами, окороками… С бокалом в руке Владимир Ильич провозглашает тост: «Пью за тех, кого мы освободили от насилия и голода, кому дали возможность увидеть коммунистический рай».
Как же обстояло дело с винопитием в Кремле в действительности? Вино в Кремле было, хотя и поднимался вопрос о его запрете. Любопытный эпизод описал Лев Троцкий:
«В 1919 году я случайно узнал, что на складе у Енукидзе имеется вино, и предложил запретить.
— Слишком будет строго, — шутя сказал Ленин.
Я пробовал настаивать:
— Доползет слух до фронта, что в Кремле пируют, — опасаюсь дурных последствий.
Третьим при беседе был Сталин.
— Как же мы, кавказцы, — запротестовал он, — можем без вина?
— Вот видите, — подхватил Ленин, — вы к вину не привыкли, а грузинам будет обидно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});