Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз - Грегори Магвайр

— Когда разрешу, тогда и покончите, — осадила его ведьма. Судьба титула была ей безразлична, но выслушивать условия от этого наглеца она не собиралась. Впрочем, все равно в последние годы титул почти не использовался. Как писал Фрекс в своих истерических письмах, Нессароза, услышав, что ее за глаза зовут Восточной ведьмой, решила потерпеть клевету и даже сама себя стала так величать.

Нипп провел Западную ведьму (как она представилась по примеру погибшей сестры) в спальню.

— Мне много не нужно, — сказала ему гостья. — Поживу здесь несколько дней, встречусь с отцом, схожу на похороны, возьму кое-что из вещей — и до свидания. Не знаешь, мой брат Панци здесь?

— Нет, он уехал. Передавал вам наилучшие пожелания. Сказал, что у него срочные дела в Маррании. Кое-кто полагает, что он просто сбежал, боясь за свою шкуру после перемен в правительстве. И не без оснований, — холодно добавил Нипп. — У вас есть чистые полотенца?

— Они мне ни к чему, — сказала ведьма. На нее вдруг навалились усталость и страшная грусть. — Спасибо, вы можете идти.

Фрексу было шестьдесят три. Волосы его поредели и поседели еще больше, плечи ссутулились, как будто собирались встретиться посередине, голова провалилась на скрюченной шее. Он сидел на веранде, укрытый одеялом.

— Кто это? — спросил он, когда ведьма подошла и села рядом с ним.

Она поняла, что отец почти ослеп.

— Твоя дочка, папа, — сказала она. — Та, которая осталась.

— Фабала? — переспросил он. — Как я буду жить без красавицы Нессы? Что мне теперь делать без моей лапочки?

Ведьма взяла старика за руку и молча сидела с ним, пока он не уснул. Потом вытерла слезы с его лица, не обращая внимания, что они жгут ее кожу.

Освобожденные манчики ломали их дом. Ведьме он был не нужен, но ее все равно терзала обида. Какими же надо быть дураками, чтобы все крушить! Неужели они не понимают, что Кольвенский замок можно использовать с толком — хотя бы как здание парламента?

Она подолгу сидела с отцом, но разговаривали они мало. Одним утром, когда Фрекс был пободрее, он спросил, действительно ли его дочь ведьма.

— Ну, как тебе сказать, — замялась она. — Что значит ведьма? Разве мы когда-то придавали значение словам? Знаешь, пап, у меня к тебе просьба. Вот взгляни-ка. — Она достала вырванную из «Гримуатики» страницу и положила ему на колени, как большую салфетку. — Что ты здесь видишь? Про добро тут пишут или про зло?

Фрекс провел рукой по листку, будто впитывая смысл текста кончиками пальцев, поднес его близко к глазам и прищурился.

— Буквы крупные и отчетливые, — сказал он, перевернул страницу и снова всмотрелся в нее. — Но я не могу их разобрать, они из какого-то чужого алфавита. А ты — можешь?

— С переменным успехом: когда да, когда нет. То ли зрение подводит, то ли текст такой особенный.

— Глаза у тебя всегда были зоркие. Даже в детстве ты могла видеть то, чего никто не замечал.

— То есть как?

— У тебя был стеклянный круг, который сделал Черепашье Сердце, и ты смотрела в него, как будто видела другие миры.

— Ха! Наверное, всеголишь любовалась своим отражением.

Они оба знали, что это неправда, и Фрекс — в кои-то веки — так и сказал:

— Нет, на себя ты смотреть не любила. Ты терпеть не могла свою кожу, свои угловатые черты и странные глаза.

— Интересно почему.

— Не знаю. Ты такой родилась. Будто кто-то наложил на тебя проклятие, а через него погубил всю мою жизнь. — Он утешительно похлопал Эльфабу по руке. — Когда у тебя выпали жуткие молочные зубы и стали расти нормальные, мы вздохнули с облегчением, но все-таки первые несколько лет ты была маленьким уродцем. А потом родилась Несса, и по сравнению с ней оказалось, что ты совершенно здоровая девочка.

— За что мне с рождения такое проклятие? Ответь мне, святой человек.

— Это моя вина — ты была послана Богом за мои грехи, — сказал Фрекс. Ведьма чувствовала, что каким-то неуловимым образом он перекладывает груз ответственности на нее. — Ты родилась как вечное напоминание о том, чего мне не удалось достичь. Но не бери в голову. Это все в прошлом.

— А Несса? Ей за что досталась болезнь?

— В назидание матери — за распущенность.

— Поэтому ты так ее и любил? Не видел в ней упреков себе?

— Не кипятись! Какая ты! Нессы больше нет — какая теперь разница, кого я любил?

— Но ведь жизнь продолжается.

— Моя уже подходит к концу, — печально ответил Фрекс. Ведьма высвободила руку из-под его ладони, взяла у него с колен страницу из «Гримуатики», сложила, сунула в карман и заметила, что кто-то направляется к ним по лужайке. Сначала она подумала, что это слуга несет Фрексу чай (из-за возраста, покладистого характера и священного сана здесь к нему все еще относились с почтением), но, вглядевшись, поспешно поднялась и пригладила складки на своем простеньком черном платье.

— Глинда Ардуэнская! — радостно приветствовала она гостью.

— А я даже не сомневалась, что ты приедешь! Эльфаба Тропп, последняя герцогиня Тропп, что бы там ни говорили.

Глинда шла медленно: то ли из-за возраста, то ли из-за робости, то ли из-за нелепого пышного платья. Она выглядела как какое-то дерево: турнюр раздувал ей юбку, как церковный купол; платье сверкало блестками и пенилось кружевами; вышитые в несколько рядов рельефные узоры рассказывали целую историю страны Оз. Но лицо, несмотря на слой пудры и морщинки, появившиеся вокруг глаз и рта, оставалось все тем же милым личиком наивной институтки с Пертских холмов, какой она была когда-то.

— Ты ни капли не изменилась, — сказала Глинда. — Это твой отец?

Ведьма кивнула и прижала палец к губам: Фрекс снова задремал.

— Пойдем прогуляемся по саду, пока борцы за справедливость не вырвали последние розы. — Ведьма взяла Глинду за руку. — Ну и вид у тебя! Я-то думала, ты стала благоразумнее.

— А по-моему, ничего. Пусть провинциалы учатся высокой моде. Или все-таки рукава слегка чересчур?

— Не то слово! Ножницы мне, скорее!

Они рассмеялись.

— Ужас, во что превратили старинное имение, — сказала Глинда. — Вон над тем фронтоном явно должны быть статуи — и где они? Или вон смотри, такой изумительный бельведер — а весь исписан революционными лозунгами. Надеюсь, ты как-нибудь остановишь это безобразие. Такой бельведер еще поискать.

— Ты же знаешь, я никогда не увлекалась архитектурой, — ответила ведьма. — Я прочла эти лозунги. Например: «Туда тебе и дорога, кровопийца!» Почему бы, собственно, здешним жителям и не исписать стены? Если Нессароза действительно пила из них кровь?