Власть без славы - Иван Лаптев

Совершенно понятно, что в таком положении человек не может гореть трудовым энтузиазмом, поэтому приходилось все чаще закрывать амбразуру собой. А задачи были нешуточные. Наряду с формированием Верховного Совета надо было готовить реформирование Конституционной комиссии и приступать к работе над изменениями в Конституции СССР. Не просто актуальным, а сверхактуальным было принятие нового избирательного закона, для чего его, разумеется, следовало сначала написать. Измененные условия формирования парламента означали, что в Верховный Совет СССР войдет значительная группа людей, не являющихся союзными народными депутатами, — как оплачивать и организовать их труд, где разместить, ведь к началу сессии члены старого Верховного Совета не успеют освободить занимаемые ими помещения (некоторые вообще отказались это сделать)? Какую форму голосования определить на совместных заседаниях палат, учитывая, что в палате Совет Республик будет действовать принцип: одна республика — один голос? Так как Комитет по делам обороны и безопасности на последней сессии Верховного Совета расформирован, кто будет заниматься проблемами национальной безопасности? По новой схеме работы требуется еще один зал заседаний, надо попытаться заполучить зал пленумов ЦК КПСС, здесь же, в Кремле. Какие изменения требуется внести в Закон о статусе народного депутата СССР, чтобы уберечь парламентариев от преследований местной номенклатуры, которые обязательно будут? Надо хотя бы вчерне определить механизмы взаимодействия Верховного Совета с Госсоветом СССР. И так далее, и так далее.

Самыми тяжелыми были, как и всегда, персональные вопросы. Депутат Биходжал Рахимова была выведена из Верховного Совета СССР в связи с ее избранием секретарем ЦК Компартии Таджикистана, а затем лишена депутатского статуса по причине назначения вице-премьером СССР. Теперь она не секретарь, не вице-премьер, не депутат. Восстановить ее депутатский статус не позволяет закон, оставаться в республике, где она подвергается шельмованию и за то, что была секретарем ЦК, и за то, что была вице-премьером, она не может. Квартиры в Москве нет. В таком же положении генерал-лейтенант, бывший командующий 73-й воздушной армией, базировавшейся в Узбекистане, В. Г. Шканакин. Он только что перешел на постоянную работу в Верховный Совет, оставил поэтому свою должность, сдал жилье в республике, которая теперь не собирается его рекомендовать в новый состав союзного парламента. Незадолго перед этим схожие ситуации пережили О. Н. Сосковец и С. Н. Хаджиев — оба были назначены министрами СССР, оба сдали депутатские мандаты, а правительство пало. Чем помочь, к кому обратиться? Это было невыносимо.

На эти же дни выпали и не менее тягостные встречи с послами стран бывшего социалистического лагеря. Власть переменилась практически везде, послов, направленных в СССР одними режимами, отзывали уже другие режимы. Исключение составлял, пожалуй, только Р. Сланский, посол Чехословакии, который приехал в Москву еще до всех наших крутых перемен и устраивал новое руководство своей страны. Других же наших «братьев по классу» ждали дома добро бы пенсия, но чаще всего суровые разбирательства. Защитить их разваливающийся Советский Союз, его дезорганизованное руководство не могли. Президент по чьей-то рекомендации не принимал уезжающих послов. МИД обращался к нам, без визита в Кремль отпускать дипломатов было совсем уж неприлично. Так как я отвечал в Верховном Совете за международные дела, мне достались и международные слезы. Конечно, послы — люди опытные, держались они достойно, но не требовалось большой проницательности, чтобы видеть их растерянность и обиду.

В эти дни я часто бывал у М. С. Горбачева, постоянно встречался с его помощниками, советниками, особенно с А. Н. Яковлевым. И с тревогой замечал, что времени для разговоров и у президента СССР, и у его окружения становится все больше…

Глава 14. Снова смутное время

Смутное время в России — явление повторяющееся. Оно наставало то после Ивана Грозного, то после Петра Великого, то после Сталина, пока Н. С. Хрущев не справился с «антипартийной группой» в составе Молотова, Маленкова, Кагановича и «примкнувшего» ним Шепилова. Смутными и нелепыми для истории останутся и три года после смерти Л. И. Брежнева, которые только внешне представали спокойными.

Смута началась на нашей земле и с августа 1991 года. И в государстве, и в умах. Легкость, с которой власть над громадной ядерной державой перешла сначала в руки заговорщиков, тут же став достоянием Б. Н. Ельцина, а через три дня вроде бы опять вернувшись к законно избранному президенту СССР, озадачивала и шокировала не одних только политиков. Люди искали ответ на вопрос, почему так могло произойти? Ответа не было. И давать его, как теперь можно судить, никто не собирался. Тогда народ стал отвечать на этот вопрос сам, на свой лад. По стране, а по Москве тем более, пошли густые волны слухов и сплетен.

Нам пришлось вернуться к задачам той комиссии, которую мы образовали на сессии Верховного Совета СССР 26–31 августа, приняв для этого специальный Закон «Об образовании, полномочиях и порядке деятельности парламентской комиссии по расследованию причин и обстоятельств государственного переворота в СССР». Возглавил комиссию депутат А. М. Оболенский, который запомнился соотечественникам своим самовыдвижением в председатели Верховного Совета СССР, когда избирали Горбачева, что сделало те выборы альтернативными. Следы работы этой комиссии ныне таинственно затерялись, во всяком случае в многочисленных книгах на тему переворота мне их обнаружить не удалось. Но после 5-го Съезда народных депутатов СССР ее работе придавалось чрезвычайное значение.

Не обошла комиссия своим вниманием и меня, запросив соображения о причинах путча. Тогда, по горячим следам, я направил Оболенскому следующую большую записку:

Народному депутату СССР

тов. ОБОЛЕНСКОМУ А. М.

Уважаемый Александр Митрофанович!

Возглавляемая Вами комиссия (т. Юдин В. Д.) попросила меня поделиться своими соображениями о причинах антиконституционного переворота 19–21 августа.

Каждый из нас, наверное, все еще пытается определить для себя эти причины и скрытые пружины путча. Но для того чтобы наши суждения были достоверными, мы должны обладать гораздо большей информацией, чем обладали и обладаем сегодня. Поэтому мои заметки будут закономерно субъективными и ни в коем случае не могут претендовать на какой-то законченный анализ.

Сейчас появилось немало трактовок того, что главный путчист — это пустой прилавок в магазине, что именно плохое состояние рынка товаров народного потребления вызвало это антиконституционное, антинародное выступление. Мне кажется, что это не так, что пустой прилавок, равно как и другие наши экономические проблемы, был лишь одним из поводов, но отнюдь не причиной и тем более не главной причиной событий 19–21 августа. Главная причина, на мой взгляд, состояла и состоит в том, что десятилетиями правившие этой страной структуры начали ощущать реальную потерю реальной власти. Эти структуры известны — КГБ, МВД, армия и в центре — партия, точнее ее руководство. Можно даже сказать, это была единая структура, потому что одни и те же люди составляли и Политбюро ЦК партии, и возглавляли «силовые» министерства. Положения проекта Союзного договора, будь он подписан, окончательно закрепили бы для них потерю власти. Вот почему, мне кажется, 19–21 августа был просто отчаянный бросок за ускользающей властью, хотя вернуть ее прежним носителям стало практически невозможно уже значительно ранее, может быть после выборов Президента РСФСР. Но, видимо, здесь они сами поверили той дезинформации, которую гнали «наверх» и образцы которой представили нам, когда Павлов требовал дополнительных полномочий.