Рейд. Оазисы. Старшие сыновья - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зашивать не нужно? – не верит казачка.
– Нет, – Горохов давно уже приспособился к новым медицинским методикам. – Бери тюбик.
Она всё сделала. Прежде чем заклеить рану лентой, казачка чуть подстянула края, поднесла зеркало, чтобы он мог посмотреть её работу.
– Молодец, – сказал Горохов.
Говорил он это без всякой натяжки. Она и вправду была молодец.
Впрочем, наверное, каждая женщина, живущая в степи и имеющая детей, должна уметь оказывать подобную помощь. А Самара потрогала его лоб.
– Горячий.
– Да, жарковато мне.
– Сейчас дам тебе поесть и сонного чая, поспишь часов десять, и температура спадёт, станет полегче. Сонный чай – большая сила.
– Нет, – он садится и разворачивает Самару к себе лицом. – Некогда спать. Нам нужно закончить дело.
– Закончить? – она его явно не понимает.
– Я поем, и ты поешь со мной, но спать мы не будем, тебе придётся поехать в город.
Она смотрит на него, в его воспалённые глаза; кажется, казачка начинает привыкать к его манере вести дела, женщина видит, что он не успокаивается, даже когда его сжигает жар.
– И что мне сделать в городе?
– У пирсов найдёшь большую лодку, у неё красная рубка, это домик такой сверху. Там у этого мужичка навес, под навесом товары, он торгует медикаментами прямо с лодки. Скажешь, что нужны антибиотики от укуса клеща.
– Поняла, – она думала, что это всё, и хотела уйти.
– Нет, это не всё, – он взял её за руки и не дал ей встать. – После скажешь: от этой жары можно сойти с ума. Повтори.
– Повторить? – удивилась Самара.
– Да, повтори, – Горохов был серьёзен.
– От этой жары можно сойти с ума, – повторила женщина.
– А он тебе должен ответить: говорят, что будет ещё жарче.
– Он мне так ответит? – она опять удивлялась. – Откуда ты это знаешь?
– Что он должен тебе ответить? – серьёзно, почти строго спрашивал у казачки инженер.
– Что будет ещё жарче.
– ГОВОРЯТ! ГО-ВО-РЯТ. Говорят, что будет ещё жарче, – он чуть повысил голос. – Запомни это… Каждое слово в его ответе важно. Если он не ответит именно так, то поворачиваешься и уходишь. Но если это тот, кто нам нужен, то он обязательно тебе ответит так, как положено. Поняла?
– Поняла, и что дальше делать?
– А как он тебе ответит, скажешь ему так: вас будут ждать сегодня в полночь у скалы, похожей на клык. И объяснишь ему, как ту скалу отыскать. Ясно?
– Ясно. Так ты его там будешь ждать?
– Мы его там будем ждать. Мне нужно ему кое-что передать.
– Ты, что, поедешь к реке? Ночью? Больной? – она снова потрогала его лоб. – У тебя жар, ты на свои глаза погляди. Вон зеркало.
– Ты меня отвезёшь, – он не стал глядеть в зеркало.
– И что, это не подождёт денёк? – спросила казачка, зная, что он не откажется от своей затеи.
Инженер не стал ей объяснять, что удивительно ценный материал, волею судеб попавший в его руки, в такой жаре даже в сумке-холодильнике, закопанной в песок у реки, долго прожить не сможет. Он просто сказал ей:
– Нет, нужно сделать всё сегодня.
– Ну хорошо, но до ночи время есть, ты можешь поспать пару часов. Покормлю тебя, сама поеду к твоему мужичку, а ты поспи. Быстрее выздоровеешь.
– Некогда. У меня есть свои дела, – ответил инженер и полез в свою изрядно опустевшую медицинскую сумку.
Самара ушла взять еды, из той, что готовилась для рабочих. А Горохов остался один. Он не очень это любил, ему были не по душе побочные ощущения, которое он испытывал после инъекции. Но сейчас это было необходимо. Он достал шприц со стимулятором. Сам загнал иглу себе в бедро, но выдавил не всю жидкость из шприца. Выдавил одну треть. Этого достаточно. И пока Самара не вернулась, взял из сумки лист бумаги и карандаш. Устроился поудобней и сел писать рапорт. Конечно, он собирался многое рассказать Палычу, но одно дело рассказ, а другое дело рапорт. Писал мелко, глаза после клеща немного слезились, но он старался на ограниченную площадь листа разместить наибольшее количество знаков. Писал он обо всём, о чём узнал, о Люсичке, о местных казачьих кланах, о докторе Рахиме, о цементе, о дороговизне перевозок, об организации охраны города, о камерах, о Тарасове, ну как без него, о ботах, о странных баржах, что плывут на юг мимо города, и о барже с трупами обязательно, чтобы выяснили, кто и где эти трупы собирает, о главных людях в Полазне и об их отношениях друг с другом. Всё, всё, что тут происходило, было важно. И сразу за упомянутым фактом он писал свой анализ и выводы. Конечно, все его заключения были поверхностными и непроверенными, но аналитика от наблюдателя, находящегося на месте событий, руководством всегда приветствовалась. Там, на севере, люди хотели знать, что происходит тут. Они прекрасно понимали, что главная угроза их существованию генерируется сейчас здесь, в этих пограничьях, в оазисах, которые север никак не мог контролировать.
Когда пришла Самара с едой, он даже не взглянул в её сторону, он вспоминал что-то, а затем формулировал фразу так, чтобы в наименьшем количестве букв было выражено наибольшее количество информации. Фразы получались короткие, рубленые, но ёмкие.
– Ты бы поел, – наконец произнесла Самара, так и не дождавшись, что он сам отложит бумагу.
– Да, сейчас, – только после этого он взглянул на разложенную по чашкам, на этот раз немудрёную, еду.
Горохов отложил бумагу, стал быстро есть, обдумывая что-то и вспоминая то, что тоже нужно будет ещё записать. Ел молча, и казачка не решалась с ним заговорить. А когда доел и отставил от себя пустую тарелку из-под гороховой каши, сказал ей:
– Тебе уже нужно ехать. Посуду уберёшь, когда вернёшься.
Да, было ещё жарко, и жара должна была простоять до пяти часов, но инженер хотел, чтобы она добралась до лодки Палыча именно в жару, пока людей на пристани не будет.
– Еду, – сразу ответила Самара.
– Давай всё повторим, – он взял в руки бумагу и карандаш, но к работе не приступал, смотрел на казачку. – Зачем ты едешь на пирс?
– Купить антибиотики от клеща. Мой мужчина словил клеща, лежит в температуре, – отвечала Самара, надевая брюки.
– Что ты ему скажешь?
– Скажу: от этой жары можно сойти с ума.
– Что он должен ответить тебе?
– Говорят, что будет ещё жарче.
– Верно, – Горохов кивнул. – Что ты сделаешь
