Месть палача - Виктор Вальд

Быстро установив в доме необходимый на их взгляд порядок, варяги пристрастились к дармовому вину и харчу, подолгу спали, а в последние недели от скуки стали издеваться над домочадцами Андроника. Старейшина макелариев несколько раз спрашивал у своих рабов и слуг причину их слез и синяков, но те молчали. Понял не сразу и только тряхнул поседевшими и неопрятно отросшими волосами. А еще из дома сбежали две молодые рабыни, но Андроник не велел подавать на их розыск и возвращение, догадываясь, что заставило девушек бросить себя на муки опасных улиц Константинополя.

А сегодня… А сегодня в Гнедиса и вовсе вселился демон.

Уже с утра он накричал и даже замахнулся на Андроника. И это посреди площади Стратигии, у самого знаменитого стола Константинополя, в окружении грозных мясников! Но их старейшина не выбил юнцу зубы, даже не приказал его высечь и бросить в свиное дерьмо. Он даже не прикрикнул на обидчика. Многие недели старшина макелариев приводил с собой этого юношу, давал ему то, что он пожелает с площади, не скупился на сладкое вино и сочные окорока. Некоторые из мясников стали поговаривать о том, что у Андроника появился воспитанник с нежным лицом и удивлялись тому, что строгая Оливия позволила мужу эту слабость.

Слабость пусть и остается слабостью в приятном смысле этого слова, но никак той слабостью, что позволяет юнцу так вести себя со старейшиной цеха макелариев.

«О! Если бы сейчас мои мясники меня видели», – стирая с лица слезы, прошептал Андроник, и, схватив кувшин с лаконским вином, медленно побрел к тому самому бассейну, который он недавно наполнял водой вот таким самым по объему кувшином.

Едва старейшина макелариев поднялся из прохлады винного погреба, он тут же уловил прерывистый звук флейты, а затем услышал гневный голос Гнедиса:

– Кто учил тебя игре на флейте? Что за бездарь?! Разве можно танцевать под такое убогое музыкальное сопровождение? Я понимаю тебя, моя красавица. Да, да – красавица. В твои то годы… У тебя не получается танец из-за этого олуха флейтиста. Зачем вы держите при себе этого раба? А может тебе мешает твоя туника? Без нее у тебя все получится. Снимай ее. Снимай! Я уверен у тебя прекрасное тело. Тело, которое умеет правильно двигаться в танце. Снимай тунику, я сказал! Эй, помогите ей!

Жар опалил внутренности Андроника и горячей кровью ударил в голову. Такое даже в страшном сне представить было невозможно. Но глазам приходилось верить. Оливию, его Оливию держал сзади за руки пьяный варяг, а его приятель уже сорвал с плачущей женщины всю одежду, что была на ней. А на ступеньках колоннады, рядом с рабом флейтистом колыхался на пьяных ногах мерзкий юнец Гнедис и хохотал, как дьявол в преисподней.

В мелкие кусочки разлетелся кувшин, заливая мраморные ступени колоннады винной кровью. Ахнув, отступил за колонну раб флейтист. Замерли, с округленными глазами воины варяги. А Андроник даже не понял, что случилось. Он с удивлением посмотрел на свои могучие руки, которые держали за горло оторванного от земли мерзавца. Потом услышал хруст позвонков и еще раз удивился тому, что тело Гнедиса больше не дергается и стало почти невесомым.

Наверно, нужно было удивиться и тому, что вмиг протрезвевшие варяги бросились к нему, на ходу обнажая длинные мечи. И уж совсем прийти в невероятное удивление от того, что один из воинов неожиданно для самого себя наткнулся на сильный кулак и отчего даже перевернулся в воздухе. Потом в том самом могучем кулаке нежданного спасителя появился меч бесчувственного варяга, и этот меч схлестнулся с мечом другого помощника уже мертвого Гнедиса.

«Славно. Ах, как славно», – одобрительно закивал головой Андроник, наблюдая за тем, как служанки увели с места схватки укутанную в плащ хозяйку, как набросились слуги на пытающегося подняться оглушенного воина, и как блестяще спаситель, хитрым приемом зашел за спину многоопытного варяга и всадил в основание его черепа знаменитый варяжский меч.

Потом спаситель несколько мгновений осматривал надпись на окровавленном клинке, а затем отбросил его со вздохом разочарования:

– Нет. Это не настоящий «ульфберт».

– Не настоящий? – тихо спросил Андроник, присаживаясь рядом со спасителем на мраморную ступеньку и не понимая его разочарования.

– Подделка. Хотя и славная. У настоящего варяжского «ульфберта» первый крест перед началом слова, а второй – отчеканен перед буквой «т». А если в конце слова на клинке, то это не из тех, знаменитых мечей. Тех мечей остались единицы. Мне он так и не попался на глаза. А, жаль. «Ульфберт» лучший из мечей.

– Тебе это лучше знать. Ты все знаешь. Даже знаешь, когда я мысленно прошу ангела или дьявола защитить мою семью.

– И появляется дьявол…

– Какой ты, дьявол? Ты – мой ангел-спаситель. Друг, перед которым я в неоплатном долгу. Вот только…

– Что?

– Боюсь, уже утром моя голова будет выставлена на стене «Нумеров». А перед этим палачи Никифора изрежут меня на мельчайшие кусочки. И за варягов, и за своего дальнего родственника Гнедиса. Умереть не страшно. Страшно умирать с мыслью о том, как будут истязать жену и детей.

– Этого не случится, если ты…

– Говори, мой друг.

– Я наблюдал за тобой несколько дней и понял, что ты в опасности. Я помог тебе. Ты помоги мне. Завтра на рассвете моя армия войдет в гавань Феодосия с новым императором. Иудеи уже подкупили механиков охранных башен на молах[290]. Те опустят цепь на входе в гавань и испортят трубы, извергающие греческий огонь. У иудеев есть на то письмо василевса с приказом и обещанными привилегиями. Есть письмо василевса и для тебя.

Андроник быстро прочитал протянутый лист бумаги с серебряной печатью:

– Я и мои мясники выполним приказ порфирородного Иоанна Палеолога. Гавань к рассвету будет в наших руках. Всем уже поперек горла этот Кантакузин и его проклятый Никифор. Народ возмущен тем, что Кантакузин вновь стелется перед османами и собирает для них дань. Собирает ее при помощи моих мясников. Мой грех перед народом. Его нужно искупить, как можно скорее. А еще… Ропщет и армия.

– Тем лучше.

– Вот только мои сыновья… Они в руках Никифора. Как я могу поступить против его воли?

– Догадался и об этом. Как еще можно было обезволить главу цеха макелариев? Иудеи позаботятся об этом. У нас все получится.

– Тебе лучше знать, мой друг Гудо. А ты забавно смотришься в этих одеждах богатого купца. Не удивительно, что слуги тебя пропустили в мой, теперь уже мой, дом.

– Им было не до этого…

– Ну, да… Ну, да…

Константинополь был разбужен тревожными звуками множества колоколов.

– Что это?! Кто?! Враг у ворот! Враг!

Тысячи граждан святого града схватились за оружие и бросились к старейшинам своих цехов, желая собраться в грозные отряды.

– Проклятые османы решились на штурм Константинополя! Смерть противникам Христа! Отстоим наш город и нашу веру!

Но уже на улицах вооруженные граждане все чаще останавливались и прислушивались к многочисленным голосам. На площадях, улицах, у фонтанов горожане сбивались в толпы и вслушивались в слова священнослужителей. А те, под святыми хоругвями, вынесенными из соборов и церквей древними иконами, славили волю Господа, направившего в многострадальный Константинополь избавление в лице законного василевса Иоанна Порфирородного.

– Иоанн? Наш василевс Иоанн V Палеолог? Возможно ли это? Гонимый и затравленный потомок законных василевсов. Можно ли в это верить?

А слова святых отцов звучали громко и убедительно:

– Волею Господа нашего… Для укрепления веры и защиты святого города Константина… В защиту каждого православного… Закончилось правление узурпатора, и убийцы Кантакузина, пытавшегося поставить свой народ на колени перед мусульманином и своим родственником Орхан-беем… Не быть молитвам Аллаху в стенах Святой Софии!.. Не будут наши дочери и жены омывать ноги мусульман… Бог смилостивился и послал нам освобождение. Наш василевс Иоанн V Палеолог…

Но как же? Как?

Очень скоро народ узнал о том, что в предрассветный час в гавань Феодосия вошло множество кораблей. По воле божьей опустилась сторожевая цепь. Ни одна из труб не извергла адского греческий огонь и не повредила ни единый корабль. А затем…

Затем из причаливших к пирсу суден вышло множество монахов. Они несли святые знаки, мощи и иконы, пели псалмы и громко славили имя Господа спасителя. С ними были опальный патриарх Каллист, громогласный, огромного роста епископ Павлентий с другими братьями епископами, и, о чудо! Отцы земли афонской с особыми, древнейшими святынями.

Не успел, собравшийся в гавани Феодосия народ прийти в себя, как ахнул от великолепного зрелища воинства христова, что в полном молчании и в особо строгой дисциплине построилось на портовой площади. На черных плащах этого воинства были нашиты православные кресты, а над головами гордо возвышался красный флаг с золотым двуглавым орлом – эмблемой династии Палеологов. Прекрасно вооруженные, в крепкой броне воины и не думали бросаться на имущество и женщин Константинополя. Они четко и быстро выполняли приказы, не делая попытки покинуть строй. Лишь однажды это воинство подняло оружие к взошедшему солнцу и громко воскликнуло. Это случилось, когда нога порфирородного василевса Иоанна ступила на землю Константинополя.