Райский уголок. По велению сердца - Тереза Крейн

Странно, но мысль об этом пронзила ее щемящей радостью. Позже, когда она уже сидела в поезде, уставившись невидящим взглядом в окно, за которым проплывал унылый, зимний пейзаж, эта мысль не покидала ее. Ей придется поехать в Италию. Одной. Вряд ли банковскому служащему позволят отлучиться на столь длительное время. Три недели — так сказал мистер Бэгшоу. По крайней мере, три. Возможно, даже четыре. Она вспомнила, как он при этом неодобрительно засопел, возмущаясь тем, как ведут дела эти иностранцы.

Никуда не денешься — Артуру придется сделать свой выбор: либо разрешить ей поехать и на месте уладить дела, либо отказать ей и тем самым потерять дом.

Она повернулась, медленно подошла к окну и остановилась, глядя вниз на длинный, со всех сторон обнесенный забором участок земли, именуемый садом, который расположился бок о бок, в строгом порядке с другими, такими же вытянутыми, узкими клочками земли, принадлежавшими соседним домам на Бэрримор Уок. Если столбы забора находились на вашей стороне, значит забор принадлежал вам и вам же следовало содержать его в порядке. Если на стороне соседей — вся ответственность за его сохранность возлагалась на них.

Когда они только поселились в этом доме, она утешала себя мыслью о том, что, по крайней мере, может заняться садом. Дорожка, петляющая по саду, с деревьями и кустарниками различных оттенков зеленого, вполне могла бы обмануть постороннего наблюдателя и создать мнимое впечатление, что за поворотом, вас ожидает нечто необыкновенное. Увы, ничего необычного здесь не было. Сначала им повезло — на их участке, некогда засаженном плодовыми деревьями, чудом уцелела старая яблоня — единственное, что сохранилось после нашествия строителей и их техники на только что выстроенной улице. Поначалу, когда она робко пыталась проявить свой интерес к саду, Артур казался довольным. Однако стоило ей только сделать первые реальные шаги, как он сразу воспротивился. Как всегда, Артур настоял на своем. В течение месяца порядок был восстановлен, и разум восторжествовал. Дельфиниумы, люпины, георгины, обнесенные низкой оградой, вытянулись ровными стройными рядами словно солдаты на параде. Яблоню спилили — что было весьма разумно, ведь она росла на самом неудобном месте, как раз там, где следовало натянуть бельевую веревку. Ровная, прямая, аккуратная бетонная дорожка протянулась теперь по всей длине сада. С одной стороны к ней прилегала квадратная лужайка, с другой — правильной формы крошечные клумбы с цветами. Таким образом сад являл образец порядка.

Вновь подул сильный ветер и на мгновение ей показалось, будто она слышит, как скрипит старое дерево, сопротивляясь ненастью.

Кэрри вернулась к картинам.

Мой. Только мой.

Как часто в своих мечтах она произносила эти слова, не вникая до конца в их смысл. Все произошедшее с ней сегодня казалось Кэрри странным, почти нереальным. И все же в самой потаенной глубине ее души, в ее покорном, привыкшем уступать всему и всем сердце что-то шевельнулось.

Артуру придется смириться с обстоятельствами. На этот раз придется. Придется.

Внизу пробили часы, размеренно и четко. Один. Два. Три. Четыре. Пять.

Она словно очнулась от оцепенения. Пять часов. Полчаса, всего полчаса осталось до прихода Артура, а надо было еще развести огонь в камине и приготовить чай — она почувствовала слабые угрызения совести. Артур терпеть не мог, когда она опаздывала с чаем.

«Ради всего святого, Кэрри! Что ты делала все это время? Я не прошу от тебя слишком многого. Ты же знаешь, как я занят в банке, а ты находишься дома целый день. Неужели так трудно приготовить обед вовремя? И пожалуйста, пожалуйста, помни о том, что для рыбы существуют специальные ножи и вилки. Надеюсь, моя дорогая, ты понимаешь, что я имею в виду? Рыбное блюдо, приготовленное даже из самой свежей рыбы, все-таки оставляет на приборах специфический запах.»

Кэрри отчетливо слышала его раздраженный голос и видела выражение его лица, каким оно бывало в такие моменты. Она глубоко вздохнула и отвернулась. У двери она оглянулась, лишь на одно короткое мгновение, и выключила свет.

— Прости меня, моя дорогая, — угловатая фигура Артура с трудом разместилась в маленьком кресле у камина, — но ты, разумеется, должна понять, что об этом не может быть речи. Отправиться в Италию? Одной? Имеешь ли ты хоть какое-нибудь представление о том, что значит подобное путешествие?

Кэрри хотела ему заметить, что в отличие от него она несколько раз совершала такие путешествия будучи еще ребенком. К тому же с таким неорганизованным и легкомысленным существом, каким была в то время ее мать. И ничего, осталась жива и невредима. В то время как Артур ни разу не был за границей. Но она на всякий случай промолчала.

— Нет, нет и нет. Кроме всего прочего, политическая ситуация в Италии по-прежнему остается нестабильной. Эти фашистские молодчики совсем распоясались. Но если бы меня спросили, я бы сказал, что это как раз то, что нужно такой стране, как Италия. Но чтобы ты поехала туда одна?

Артур покачал головой, опустил чашку на блюдце точно посередине и поставил его на пробковую подставку, которая лежала на чайном столике рядом с ним.

— Выброси это из головы. Надо найти другой выход из положения.

Кэрри опустила глаза. Чай давно остыл. Мутноватая потемневшая жидкость совсем не выглядела аппетитной.

— Нет, — тихо сказала она. — Другого выхода нет. Так сказал мистер Бзгшоу. Кстати, он тоже упоминал о политической ситуации и сказал, что беспорядки происходят, в основном, в городах. Но после событий в Риме и поражения социалистов, в стране установился порядок. Новое правительство держит все под контролем. Так он сказал. — Она слегка наклонилась и неловко опустила чашку на стол. Чашка стояла на самом краю подставки, рискуя свалиться. — Мистер Бэгшоу особенно подчеркнул, что мое личное присутствие обязательно.

Всем своим видом Артур выражал недовольство. Тонкие губы плотно сжались, раздраженно подрагивая. Он протянул длинную худую руку, чтобы поправить ее небрежно поставленную чашку.

— Не сомневаюсь, дорогая, что здесь что-то не так. Должно быть, ты неправильно его поняла.

Когда Артур бывал так уверен в себе, Кэрри и сама начинала верить в то, что он говорил, поскольку она тут же начинала в себе сомневаться.

— Возможно, — неохотно ответила она.

— Я сам поеду к этому адвокату и выясню все детали. Если дом принадлежит нам, значит он наш. Это просто нонсенс — заявлять, что мы не можем вступить во владение собственностью, находясь здесь, у себя дома.

Она решила сделать еще одну попытку.

— Мне очень жаль, Артур, может быть, я не очень хорошо объяснила тебе. Но таковы итальянские законы. Они отличаются от наших. Кажется что-то, связанное с Наполеоном, — она испуганно потупила взор, заметив его нетерпеливое движение. — Нельзя просто так завещать все кому-то одному. Каждый, оставшийся в живых, член семьи имеет право на часть имущества. Я уверена, он сказал именно так.

— Но у тебя больше нет своей семьи, поскольку твоя мать и ее братья умерли.

— Я думаю иначе. По крайней мере, я полагаю, что у меня могут быть родственники. Мой кузен Лео. Ты его помнишь? Сын дяди Джона.

— Лео? Но ты давно ничего не знаешь о нем. С самой войны. Наверняка его уже нет в живых.

В ее сознаний еще свежи были воспоминания, которым она недавно предавалась, о детских годах, проведенных у бабушки, и ей не хотелось, чтобы он заметил, как она вздрогнула от его жестоких слов.

— Возможно, ты прав. Но может быть и нет. Если бы он был жив и если бы бабушка не оставила в своем завещании все мне, дом принадлежал бы нам двоим. По закону. Но бабушка почему-то этого не сделала. Она захотела, чтобы дом был только моим.

— Нашим, — поправил ее Артур.

— Да, разумеется, нашим.

Наступило гнетущее молчание, не предвещавшее ничего хорошего. Кэрри взглянула на мужа, не в силах скрыть смутной тревоги. Сегодня был вторник, один из тех дней, когда она опасалась вызвать его гнев, потому что чуть позже это принесет ей только страдания. У нее возникло неприятное ощущение, среднее между страхом и отвращением. Кэрри постаралась взять себя в руки.

— Ты не хочешь еще чая?

Он покачал головой.

— Итак, расскажи мне обо всем по порядку.

Кэрри вздохнула.

— Мне очень жаль, но я действительно не помню все эти термины, которые он называл. Что-что вроде usu frutto[7] — это я помню, потом еще что-то… — Она почувствовала, как краска заливает ее лицо, когда взгляд его глаз, остановившихся на ней, приобрел резкость и нетерпение. Как бы то ни было, это означает, что бабушка передала свою собственность в руки одного человека, своего близкого друга. И он, кажется, это мужчина — мистер Бзгшоу и сам точно не знает, — управлял домом по доверенности, пока там жил дядя Генри. Теперь мне надо заплатить небольшую сумму, и в соответствии с бабушкиной волей дом становится моим. Нашим, — торопливо поправила она себя.