Зазеркалье. Записки психиатра - Наталия Юрьевна Вико

– Богиня здесь белая, а часто бывает черная, – сказал Николя, указывая на статую.

– Почему черная? – с удивлением спросила Александра, вспомнив черную базальтовую Исиду в Александрийской библиотеке.

– Вы, должно быть, слышали что-то про «Черную Мадонну» и про «черных девушек»? – спросил Николя и неожиданно махнул рукой девушке у колонны, чтобы подошла.

– Наверное, «черных дев»? – уточнила Александра.

– Да-да, конечно, «дев», – чуть смутился он. – Мой ассистент Кларисса, – перейдя на французский, представил он подошедшую изящную девушку с чуть раскосыми темными глазами, немного похожую то ли на китаянку, то ли на японку, восторженное выражение лица которой говорило, что она приняла Александру как минимум за кинозвезду, соскользнувшую с глянцевой обложки модного журнала.

– Я отключил телефон, и она беспокоится, – пояснил Николя по-русски. – А это доктор Соловьева, – представил Александру, затем извинился и, отведя Клариссу в сторону, что-то быстро проговорил ей на ухо. Та кивнула и, еще раз бросив на Александру взгляд, похожий на вспышку фотокамеры папарацци, направилась в сторону выхода.

– Мы говорили про «Черную Мадонну», – напомнила Александра, когда граф вернулся.

– А вы, мадам, так любите тайны? – вдруг спросил Николя, хитро прищурившись и слегка наклонившись к ней.

Приятный запах, отметила она, почувствовав аромат сандала, и знакомый вопрос, вспомнила американца Питера, но решила не пользоваться однажды придуманным ответом. В этот раз в голову пришло: «Люблю все, что шепчут мне на ухо», – но такой ответ уже рискованная игра и больше подходит для Вадика. Ее губы дрогнули в улыбке.

– Если все, что вы собираетесь рассказывать дальше, не тайна, можете даже не начинать, – небрежно ответила она.

– Ничто так не вредит роману, как чувство юмора у женщины, – заулыбался Николя.

– И отсутствие чувства юмора у мужчины, – продолжила она. – Кажется, слова Оскара Уайльда?

Николя кивнул, восторженно глядя на нее.

– А что, у нас уже роман? – поинтересовалась она.

– Умная и красивая женщина такая редкость! – уклонился он от прямого ответа, а Александра с трудом сдержала улыбку, некстати вспомнив фразу: «С такой попкой нельзя быть такой умной», – однажды брошенную ей вслед однокурсником в институте. – Поэтому, – Николя приложил руку к груди, – позвольте пригласить вас на… отужинать вместе. Очень прошу, не отказывайте! Я уже попросил Клер, чтобы она заказала столик. Конечно, возможно, очень самонадеянно сказал… Извините… Но я еще много интересного могу рассказать, – глянул просительно.

– Про «Черную Мадонну» тоже? – напомнила Александра.

– И про Моцарта… и про некоторые тайны Парижа, – многообещающим тоном сказал он.

Вечер удался. Ужинали в отдельном кабинете ресторана на Елисейских Полях, куда их с Николя и Клариссой доставил на коллекционном «бентли» с серебряной крылатой фигуркой на капоте степенный водитель в униформе. Николя был улыбчив и предупредителен, а Кларисса… во взгляде Клариссы словно поселилось восторженное, почти детское удивление и восхищение, как при виде очень желанной и дорогой куклы, которую хочется потрогать, а прикоснуться страшно, вдруг чудесная игрушка пропадет, как сказочное видение? Александре и правда было очень к лицу темно-зеленое платье с ниткой жемчуга, которую подарил ей Кузя на Восьмое марта, важно пояснив, что жемчуг очень редкий аж из Персидского залива. Гипсовую повязку на кисти руки она замотала зеленым шелковым платком, купленным на бегу во время одного из перерывов в ходе конференции. Николя, увидев повязку, тактично ничего не спросил, а может, просто решил, что это какой-то гламурный писк малоизвестной ему новой русской моды.

– Итак, Николя, вы обещали рассказ про «Черную Мадонну», – напомнила Александра, когда первое блюдо было съедено.

– Сначала про Моцарта, – уточнил тот и промокнул рот салфеткой. – Вы ведь любите музыку Моцарта?

Она кивнула.

– А дальше вам, Александра, самой решать, захотите вы услышать другую историю или нет, – он почему-то перевел взгляд на Клариссу, которая чуть заметно неопределенно повела головой. – Кстати, не возражаете, если я сделаю набросок вашего портрета?

– Моего портрета? – изумленно переспросила Александра, уж слишком необычным и неожиданным оказался вопрос в промежутке между салатами и заказанными устрицами. – Что вы, что вы, господин граф! Такая честь! Не стесняйтесь. Мне это будет даже приятно, – изобразив легкое смущение на лице, построила она любезную фразу.

«Во всяком случае, это значительно лучше, чем в качестве платы за ужин ехать куда-нибудь в другой город читать лекцию русскоговорящим французам», – вспомнила свой каирский опыт.

– Какие могут быть церемонии между соотечественниками, не так ли? Но, – подняла указательный палец, – не забывайте рассказывать.

– Да-да, спасибо, – Николя в задумчивости потер лоб, потом раскрыл принесенную с собой папку и, положив ее на ребро стола, а нижним краем на колени, взял в руку карандаш. Посмотрел на Александру цепким взглядом художника.

– Итак, – начал он, продолжая внимательно разглядывать лицо гостьи, – в ночь с 4 на 5 декабря 1791 года в возрасте 35 лет скончался великий Моцарт.

Карандаш скользнул по листу бумаги.

«А у него красивые глаза, – отметила Александра. – И голос приятный. Бархатистый и обволакивающий», – взяла бокал и пригубила вина.

– В самой смерти и последующих событиях много необычного и таинственного, – художник поднял глаза на Александру, – Моцарт умер скоропостижно, в течение двух недель. Симптоматика – головные боли, головокружения, обмороки, рвота, потеря веса, неврозы, депрессии, а в конце сильная сыпь, лихорадка, опухание тела, бред, галлюцинации, – неожиданно подробно перечислил он симптомы.

– Известная сегодня картина хронического отравления ртутью, – сделала вывод Александра.

– Да-да, – кивнул Николя. – А ртуть, по представлениям алхимиков, соответствует планете Меркурий. В общем, запланированное убийство с соблюдением некоего ритуала. И неизвестно, где могила Моцарта и, следовательно, где его останки. На похоронах ведь никто не присутствовал. Даже вдова Констант-сия не пошла. По причине плохой погоды, – усмехнулся он. – Может, потому, что некого было сопровождать до могилы? К слову, в день похорон друг Моцарта Франц Хофдельман, тоже масон, покончил жизнь самоубийством.

– Вместо того чтобы пойти на похороны? Так Моцарт все-таки был масоном?

Николя невозмутимо кивнул и продолжил:

– Кстати, в 1820 году при вскрытии могилы Гайдна там не обнаружили его череп, который, как оказалось, – рука с карандашом начала быстро двигаться, а Николя то поднимал, то опускал глаза, – был изъят секретарем Эстергази в качестве магического атрибута. Но