Шепот в ночи - Вирджиния Эндрюс

– Ну, теперь начинай, – сказал он, когда я легла на подушку, – расскажи мне все. Я даже не знал, что ты вернулась. Я удивлен и очень расстроен, что мне никто об этом не сообщил. Твои дядя и тетя знали, как я беспокоился.

– Я не удивляюсь, что он так и не позвонил тебе, – я глубоко вздохнула перед тем, как начать.

Даже теперь, после этого ужасного и страшного случая с дядей Филипом, мне было трудно искать помощи у Бронсона. Это смущало меня, даже несмотря на то, что все будут уверять меня, что нет причины стыдиться или считать себя виноватой. Бронсон слушал внимательно. Он удивленно поднял брови, когда я начала объяснять ему причину своего первого побега. Он посмотрел на миссис Берм, и она вышла из комнаты, решив, что Бронсон хочет наедине со мной обсудить это дело.

После моего рассказа Бронсон словно оглушенный откинулся на спинку кресла. Затем он сочувствующе посмотрел на меня.

– Бетти Энн говорила мне, что ты убежала из-за того, что тебя расстроили ее правила, которые она ввела в доме. После того нашего с тобой разговора я решил, что это действительно настоящая причина, – сказал он, оправдываясь. – Мне следовало бы уделить больше внимания тому, что ты мне рассказала. Прости. Я больше не позволю ему забрать тебя и Джефферсона и подвергнуть такому ужасу. Где это случилось? – спросил Бронсон.

– Он вез меня навестить Джефферсона в больнице. – Я описала дорогу на пляж, на которую свернул дядя Филип.

Бронсон кивнул. Выражение его лица ожесточилось, а взгляд стал гневным. Затем он встал и подошел к телефону. Я слышала, как он вызвал местную полицию.

– Все это очень грязное дело, – произнес он, возвращаясь. – Ты пережила ужасные времена, но все кончено. Я обещаю тебе. Вы с Джефферсоном переедете жить ко мне. Если вы хотите, то так и будет.

– О, да, – согласилась. – Я всегда этого хотела. Он кивнул и улыбнулся.

– Хорошо, наверное, если здесь будет жить такой славный малыш. Дом снова наполнится детским топотом и смехом, – сказал он. – Только Богу известно, как этот дом нуждается в заботе молодой девушки, – добавил он, глядя на портрет своей давно умершей сестры. – Я с нетерпением жду, когда ты и твой братишка…

– Джефферсон! – воскликнула я, быстро садясь. – Я и теперь не очень уверена, что дядя Филип сказал мне правду. Может, он до сих пор в Лингбурге.

– Я выясню все о нем прямо сейчас. А для тебя самое время пойти в ванну и промыть эти ужасные царапины. Прости, – умолял он, – прости, что я не отдавал себе отчета, как трудно было тебе и Джефферсону.

– Не вини себя. У тебя было столько забот с моей бабушкой, Бронсон.

– Да, – наконец признал он. – Да, было. Это может показаться странным, но я скучаю по ней, даже по ее хрупкому сознанию. Каждый раз, когда она снова становилась собой, это для нас были самые драгоценные моменты, – сказал он, улыбаясь своим воспоминаниям. – А теперь у меня будете ты и твой маленький брат, чтобы расшевелить этот большой и печальный дом.

Он оперся ладонями о колени и встал.

– Давай. Позаботься о своих ранах, а я позвоню в больницу.

Я пошла в ванную и сняла блузку. Мои плечи болели, а кожа саднила. Когда я взглянула на себя в зеркало, то увидела, что на моем лице до сих пор печать ужаса, глаза были огромными, а волосы спутались. Я осмотрела царапины на груди и ключице и зажмурила глаза, чтобы снова не расплакаться. Миссис Бери постучала в дверь ванной комнаты и затем вошла с лекарством.

– Бедняжка, – сказала она, глядя на мою спину.

Я не подозревала, как я была исцарапана. Наверное, это случилось, когда он бросил меня на землю, а я сопротивлялась, чтобы выбраться из-под него. Миссис Берм промыла и обработала мои раны, не задавая лишних вопросов. Немного погодя пришел Бронсон и сообщил, что Джефферсон в больнице в Вирджинии Бич.

– У него все в порядке, – добавил он.

– Мы можем повидаться с ним? – спросила я.

– Конечно, дорогая. Если ты уверена, что в состоянии это сделать.

– О, я в состоянии. Никогда не думала, что буду по нему так скучать.

Бронсон засмеялся. Мы услышали звонок в дверь. Миссис Берм заторопилась в прихожую посмотреть, кто там. Это был высокий темноволосый полицейский. Я медленно проследовала по коридору за Бронсоном, чтобы встретить его.

– Добрый вечер, мистер Алкотт, – сказал полицейский. Затем, посмотрев на меня, добавил: – Это – Дон?

– Дон? Нет, нет, это ее дочь. Кристи. Почему вы ее назвали Дон? – спросил Бронсон. Я подошла к нему ближе, и он быстро взял меня за руку. Было странно слышать, что полицейский называет имя моей мамы.

– Ну, мы шли по пляжу, туда, куда вы нам сказали и обнаружили там машину. А вскоре Чарли Робинсон, это мой напарник, – объяснил он, глядя на меня, – так вот, Чарли услышал, что кто-то кричит, мы подошли ближе и совершенно ясно услышали, как он зовет Дон.

– О, нет, – сказала я, прижимая руку к сердцу.

– Мистер Катлер? – спросил Бронсон.

– Да, сэр, он самый… бродит по пляжу и кричит. Мы практически вынесли его с пляжа. Он утверждал, что Дон где-то там.

– Где он?

– Он в патрульной машине. Он не совсем в себе, мистер Алкотт. Я пришел сюда, так как хотел выяснить…

– Да, – быстро перебил его Бронсон. – Спасибо, Генри. Думаю, мистер Катлер сейчас нуждается в психиатре больше, чем в правосудии.

– Я понимаю.

– Вы знаете, что делать?

– Да, сэр. Мы позаботимся об этом, вы поедете с нами? – спросил нас полицейский.

Бронсон обнял меня за плечи.

– Нет, Генри. Спасибо. – Бронсон пожал полицейскому руку.

Полицейский открыл дверь и, спустившись по ступенькам, подошел к патрульной машине. Я встала вместе с Бронсоном в дверях, мы оба наблюдали, как машина отъезжает. При свете уличных фонарей мы легко разглядели на заднем сиденье дядю Филипа. Он оглянулся и прижался лицом к заднему стеклу. Казалось, он выкрикивает имя моей мамы, и хотя я не могла его услышать на самом деле, его крик эхом отозвался во мне, заставив меня содрогнуться.

– Все кончилось, Кристи, – прошептал Бронсон, обнимая меня покрепче. – Я обещаю тебе… все кончено.

Эпилог

Все и кончилось, и только начиналось. Как-то во время одной из наших обычных прогулок по пляжу, когда я была маленькой девочкой, мы с мамой наткнулись на мертвую рыбу, лежащую на песке. Мне было страшно видеть ее вот так, без движения, с остекленевшими глазами. Я расплакалась. Мама взяла меня на руки, а набежавшая волна унесла рыбу обратно в море.

– Мама, она поплывет? – спросила я.

– В некотором роде, да, – ответила она. – Она превратится во что-нибудь еще, родится заново.

– Я хочу это увидеть, – потребовала я.

Я была тогда совсем ребенком и думала, что могу управлять солнцем по утрам и звездами по вечерам. Мне всего-то нужно закрыть глаза и сильно-сильно пожелать.