Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ) - Элеонор Бирке

— Быстрее, чертов идиот! — выругался Крабов.

— Уже все… Извините за задержку…

— Да заткнись ты, открывай уже!

Солдатик наконец отворил замок и толкнул дверь.

— Эй, ты в камере, выходи! — крикнул Крабов в темноту, а потом повернулся к постовому: — Почему там темно?

— Он стал буйным. Теперь мы ему выключаем свет. Это его успокаивает. Вы же сами приказали…

— Ах, да, — сообразил Крабов и опять крикнул в камеру: — Ну, поторопись!

В камере что-то зашевелилось. Из мрака показался худой старик, с впалыми щеками. Он шаркал ногами по полу, и от противного звука Крабов готов был…

…а еще здесь воняло мочой. Ну как тут сохранить самообладание?!

Следователь облизнул рану на кулаке. Его ноздри раздувались, а рожа под натиском гнева давно раскраснелась. Тряся родинкой, он процедил:

— И долго еще господин следователь будет ждать?!

Глава 28. Стив

К Стиву кто-то пришел? Кто зовет его?.. Неужели Харм?..

— Теперь я не умру, — прошептал Стив. — Я больше не могу… Мне конец… Харм…

Жара, духота и затхлость. Долгий голод, сухая кожа и нескончаемый тремор в теле. Иногда Стиву казалось, будто на него смотрит брат. Харм говорит, что придет за ним. Он не сомневается в спасении их обоих. Он тоже сидит один, он также, как и Стив, давно несвободен. Почему он не пал духом? Почему Харм уверен в некой чудной мечте, которая победит?..

В последних видениях Стив увидел за спиной у Харма огромные крылья, тот мог летать. Людей на крылах не бывает — уверял себя Стив. Это всего лишь красивая мечта о спасении. Обманчивая, но красивая, раскрашенная отчаянием мечта…

Сны о Харме помогали Стиву. В первые дни пребывания в одиночной изоляции его накрывала безнадежность, и он пытался свести счеты с жизнью, но именно тогда ему впервые привиделся брат. Он вселил в Стива веру в хороший исход. Подсознание заставило Стива искать, и вскоре на ощупь, в темноте каменной комнаты Стив обнаружил сырую стену — источник влаги. Он обследовал стену внимательней и в выемке меж камней ему удалось отыскать ложбину, из которой сочилась невесть откуда вода. Так он поверил брату, что надежда есть. Он каждый день ждал, что Харм вот-вот придет за ним.

Зрение Стива давно свыклось с темнотой, и нынче он мог различать открыты ли его глаза или нет. Пищи не было вовсе, но Стив привык голодать.

Дома, в Воллдриме, он мог не есть семь, десять…пятнадцать дней. Ему нравилось мучить себя голодом, он ждал момента, когда голод сменялся безразличием к еде. Тогда он острее чувствовал другое… Проявлялись сами чувства, они делались ярче. Он сам становился живее. Через время Стив начинал питаться, рассчитывая позже вновь ощутить блаженное самоистязание.

Сейчас голод был вынужденным, но, если бы мальчик признался самому себе, то понял — о чем-то подобном он непрестанно мечтал. Еще когда жил среди Дриммернов.

Дни, недели… за все время, проведенное здесь, Стив не видел ни одного человека, а за дверью висела невозмутимая тишина. У него появлялся собеседник лишь во снах, потому и наяву он стал разговаривать с братом, будто тот был рядом.

Стив прислонился к стенке, за которой держали его брата. Старший сын Дриммернов всматривался в дверь на противоположной стороне квадратной комнаты, едва веря, что дверь когда-нибудь откроется. Стив дремал, просыпался, бормотал…

Вдруг голос Харма вонзился в уши Стива, сквозь сон Харм прокричал:

— Это не он, это не Стив!

Стив открыл глаза. Он четко слышал голос брата! Или не слышал? Это был всего лишь сон…

— Это я, — прошептал Стив. — Ты ошибся, это я. Я здесь…

Вдруг дверь дернулась и неспешно стала раскрываться внутрь, царапая пол. Она скрежетала словно рыдая. Стив был ошеломлен. Ведь именно это приснилось ему секунды назад. Харм пришел за ним? Он… нет, он прилетел, нашел его, сумел открыть дверь! За дверью ничего не видно, но Стив вновь услышал:

— Где мой брат? Где Стив?!

Померещилось?

Стив поднялся и, шатаясь, подошел к дверному косяку. Распахнутая минуту назад темнота, была густой и совершенно непроглядной, казалась плотной. Воображение кричало — в нее нельзя войти, она, как стена, твердая! Стив шепотом позвал:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Харм, это я… Я здесь!

Там дальше что-то трется о металл. Ковыряют замочную скважину? Похоже… Он сам когда-то пытался открыть замок. Наверное, где-то рядом есть комната, в которой сидит Харм. Он пытается выбраться?

— Пробуй еще! Харм, я здесь. Я теперь смогу выйти. У тебя есть ключ?

От волнения… от истощения… у Стива закружилась голова, он сел на пол.

— Пытайся! У меня почему-то получилось…

Далекий скрежет металла прекратился. Стив услышал удары о железо. Видимо его услышали! Стив позвал:

— Нуу, давай же! Это ты? — еще удар и еще, а за ним молчание. — Харм! Отзовись! Не смей бросать меня!!!

Силы покидали Стива, и он лег. Царапая пол, он смотрел в тьму, рыдал без слез, боясь просунуться в нее хотя бы руку. Он не осмелиться выйти за дверь… А вдруг там вовсе не Харм? Брат стал родным, близким, единственным человеком, которого Стив смог бы полюбить. Жаль, но мальчик не понимал новых чувств и не знал, что делать, не умел наполниться ими.

От страха и бессилия Стив не решался, да и не смог бы сейчас встать даже на колени. Видение, ставшее продуктом его мимолетной злости, вспыхнуло и погасло в сознании мальчишки, прежде чем он отключился. Ему почудилось, будто он подошел к треклятой стене, за которой сидит Харм, и разорвал ее; легко, как бумагу… Посыпались камни, несколько упало рядом. Стива укрыло бетонной крошкой.

Неизвестно сколько времени прошло с тех пор как разум Стива обрушился в тревожный сон, но разбудил мальчишку вой, то ли собачий, то ли чей-то еще. Сотни голосов выли в прерывистом унисоне. Стив долго жил в гудящей тишине, но сейчас, услыхав нечто кроме шума, создаваемого им самим, он улыбнулся. Стив открыл глаза, и их резанула боль: в них что-то попало. Он не сразу сообразил, что волосы шевелит сквозняк, а по спине под рубахой бегает ветер. Он присел и потер глаза, быстро заморгал, пытаясь очистить их от песка. Тот был и во рту, попал в нос. Стив несколько раз чихнул. Наконец он смог видеть. В комнате стало светлее. Воздух с примесями тухлятины, был свежее, чем раньше. Перед глазами мальчика маячил дверной проем и кусок стены за ним. Здесь точно стало светлее!

Стив позвал:

— Харм? Ты там?.. — он облокотился рукой о пол. В ладонь впилось нечто острое, колючее. Повсюду валялись камни, большие и маленькие. Что произошло? Откуда они взялись? Он чихнул, и с волос осыпалась серая пыль. Стив закрыл глаза и отряхнул лицо, волосы, высморкался в подол рубашки.

— Харм, я попью воды и пойду. Я честно пойду. Я постараюсь…

Он повернулся к углу, в котором вился живительный ручеек и враз забыл о воде. В стенке, смотрящей на распахнутую дверь, была громадная дыра. Края дыры висели словно разрезанные огромными ножницами, а за ней простиралась равнина. Она казалась синей. Стив встал на ноги и подошел к разорванной его безнадежной мечтой стенке. Шокированный он будто обрел капельку сил. Равнина: ни деревца или кусточка, ни одного бугорка, гладкое ровное поле и безлюдье. Он смотрел на простор, упирающийся в располосованное небо, и не верил чуду своего освобождения.

Воздух бил в его грудь и лицо. Он уносил запах немытого тела в темноту за дверью. Помочь брату? Но тогда он будет не один… Как быть с кем-то? Что из этого выйдет? Он не умеет… Что он скажет? Что скажет ему Харм?

— Я не могу, — прошептал Стив. — Я только посмотрю…

До земли всего ничего — половина его роста. Он пролез в дыру. Равнина не казалась — была синей, синей с кровавым оттенком. Мальчишка упал на колени. Он хватал синюю траву не руками — зубами, словно изголодавшийся теленок, которого вывели на луг. Он рвал ее и почти не разжевывая глотал. Стив не сразу понял, что она будто резиновая, безвкусная и конечно же несъедобная. Стив закашлялся. Его вырвало, ведь растительность создавалась быть декорацией, не пищей, имитацией жизни, насмешкой над живностью этого мира.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})