Я не выйду за варвара (СИ) - Вишневецкая Мирослава

Потому что, даже когда он трепетно прижимал меня к себе, я продолжала чувствовать, что его другая сторона никуда не делась. Властная и беспощадная натура продолжали присутствовать в нем, будь он даже на коленях передо мной. Это удивляло и пугало одновременно. А вот его нежность и теплота имели свойство волшебным образом испаряться. И в такие минуты, как сейчас, они совершенно не ощущались, деваясь невесть куда.

— Простите меня Эрлин за проявленную дерзость. — осипшим голосом произнесла бабушка, приседая передо мной в глубоком реверансе. — Я никоим образом не хотела обидеть Вас.

Святые Эльрата! Витторио хоть сам понимает, что он наделал? В открытую она, может, больше не осмелится на меня скалится, но подковёрную холодную войну точно объявит. И что мне теперь делать?

Увы, Витторио этого показалась мало. Он продолжал давить на нее взглядом и спустя несколько секунд бабушка без слов поняла, чего еще желает Верховный Эрл:

— Я обещаю Вам, что это больше не повторится. — добавила она.

— Теперь ты. — вывел меня из ступора Верховный Эрл.

— Что я? — удивленно глянула на него.

— Извинись перед Ее Святейшеством за свою несдержанность. Спустя время ты тоже окажешься на ее месте. Ты не можешь требовать от жены нашего будущего сына уважения, когда сама позволяешь себе повышать голос на бывшую Эрлин.

А я думала, что вышла победительницей из этой игры. Еще бы. Выиграл здесь только Витторио, а мы обе с бабушкой остались вне удел.

— Простите меня, Ваше Светлейшество. Из-за сильной тревоги за Его Величество я была слишком несдержанной. — да, я не забыла упомянуть о причине сей драмы. Пусть знает, кто виноват во всем этом.

— Прекрасно, я очень рад, что Вы поладили. — это был сарказм сейчас с его стороны или нет? — Надеюсь, Вы больше не огорчите меня. А теперь дозвольте откланяться, у меня много дел.

— Нет, не дозволю! — выпалила я, так что сама удивилась своему неожиданному выпаду.

Ну а что? Речь шла только о бабушке. На остальное я не подписывалась. И ежели мне угодно, то буду кричать на него. Тем более он по-хорошему меня не слышит.

— Эрлин. — с укором прыснула Ее Светлейшество, слегка подняв в мою сторону голову, которую доселе держала опущенной вниз.

Верховный Эрл, собиравшийся уже уходить, повернулся всем корпусом на меня и, надавив своей невыносимой аурой глянул на из-под насупившихся бровей. Он прямо-таки пылал праведным гневом, так что и обжечься было немудрено. От нежного Витторио и след простыл. Мне стало казаться, что все его поцелуи и теплые слова мне приснились. Потому что не может мужчина, еще вчера вечером так страстно ласкавший мое тело, смотреть на меня так злобно. До того устрашающе он выглядел, что мне на мгновенье почудилось, что свекровь, так пламенно ненавидящая меня, вдруг всерьез забеспокоилась обо мне. Тень тревоги проскочила на ее лице.

Но Витторио лишь шумно выдохнул, будто из последних сил сдерживаясь, и, развернувшись на пятках, двинулся в сторону выхода.

— Стойте, Ваше Величество, прошу Вас! — не выдержала я, бросаясь ему в ноги.

Мне не было дела до гордости, до того, что обо мне подумает Эрлин или поданные, стоявшие по ту сторону дверей. Я устала. Сколько еще я должна потерять, чтобы Создатель смиловался надо мной? Разве я недостаточно пережила? Разве мало я выстрадала? Сколько еще моих слёз должно пролиться, чтобы смыть грехи? Мои ли они или я мучаюсь за содеянное моими предками? Сколько крови нужно выпить дьяволам, чтобы они насытились? Мне надоело это все. Я и без того потеряла все, что у меня было. Я отдала захватчику не только свою честь. Я отдала ему свое сердце. А он продолжает мучить меня, собираясь идти на этот чертов поединок. Да будут прокляты все, кто выдумал эти варварские обычаи!

— Умоляю, не делайте этого! — рыдала я, вцепившись в полы его плаща.

Он остановился, но так и не обернулся. Стоял спиной, пока я, валяясь на полу, обнимала его ногу и плакала, будто бы я не семнадцатилетняя императрица, а маленькая девочка.

Последний раз я так сильно разрывалась от рыданий, когда отец сказал, что матушка умерла. Такое же чувство безысходности и бессилия. Жестокий, беспощадный варвар. Ему нет никакого дела до мои страданий.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я должен сделать это, чтобы защитить твою честь. — сдержанно произнес он.

— Нечего защищать. — полушепотом ответила я, голос отказывался подчиняться. — Я вчера отдала ее… Вам.

Витторио не ответил мне. Даже не повернулся. Лишь попытался аккуратно высвободить ногу, а когда понял, что ему не удастся сделать это, не задев меня, крикнул:

— Стража!

Огромные дубовые двери отворились, впуская нордорийских воинов внутрь.

— Уберите ее. — с леденящим спокойствием произнес Витторио.

«Уберите»… Как это обидно. Будто я грязь на его подошве. Еще вчера был так ласков со мной, а сейчас даже взглянуть на меня не желает. Чью честь он желает защитить больше: свою, потому что обидели его Эрлин или мою? Его сегодняшнее поведение совсем не вяжется со вчерашней страстью. А может она была вызвана лишь низменными плотскими порывами? Точно. Так и есть. Я ведь юная девушка. Он здоровый мужчина. Чего еще он может желать от меня, как не близости? Тем более, когда я сама предлагала себя. Грех было не воспользоваться.

Но, не смотря на это, я все равно ничего не могу поделать со своим непослушным сердцем. Пуще прежнего прижимаюсь к его ноге, втоптав остатки своей гордости. Но куда там. Крепкие мужские руки без усилий отрывают меня от Верховного Эрла и он уходит, оставляя меня одну. Одну в этих набитом народом покоях.

— Витторио… — беззвучно шевелятся мои губы, когда я гляжу ему в след. — П-пожалуйста…

— Быстрее, налейте воды Эрлин! — кричит бабушка, мельтеша надо мной, как квочка.

Почти заботливым движениям она прикасается к моей голове, пока я плачу, прикрывая лицо ладонями. Я даже не пытаюсь скинуть ее руку. Мне все равно. Я не могу думать ни о чем другом, кроме как о грядущем сражении.

— Ох, Эрлин-Эрлин. — выдыхает Ее Светлейшество.

Глава 79. Оленину

Витторио:

Когда пару недель назад Анна Аврора упала на колени перед Джорджем, я всерьёз забеспокоился о трезвости своего рассудка. Мне казалось… Нет, я был уверен, если она так же бросится в ноги мне, то я испытаю низменное, нездоровое удовольствие. И не только потому, что мечтал поставить всех из императорской семьи на колени. На деле же всё оказалось совсем иначе. Я не испытал ничего такого, что было бы сродни наслаждению. Скорее наоборот — мне стало до того гадко. Я почувствовал себя таким униженным, каким не чувствовал себя никогда. Даже когда присягал Джорджу. Она цеплялась не за мою ногу — за сердце. И я до сих пор не перестаю удивляться тому, что она таки отыскала его во мне.

Меня не на шутку тревожило то, что Эрлин раздувает трагедию из пустяка. Если убрать все те прелюдии в виде причины поединка и прочих условностей, то все это по сути сводилось к обыкновенному бою. Такому же, в которых я не раз уже бывал и буду, ибо я воин по рождению, а не кисейная барышня, чтобы прятаться в стенах дворца, покуда мои воины сражаются на передовой.

Моего опыта в сражениях с лихвой хватит, чтобы справиться с каким-то там лоттэранцем. Они столетиями не знали войн. Поди позабыли, что такое настоящее сражение. Только и делают, что развлекаются на своих рыцарских турнирах, от того, что неведома им война. У нордорийцев такого нет. Для нас сражение на мечах — это не благородное развлечение, где судья вовремя остановит всё, а дамы будут наигранно охать и терять сознание от «жестокости» схватки. В настоящей битве, в отличии от турнира, нет судьи, которых всех остановит. Нет очков. Проигравший потеряет жизнь, а не деньги. В этом и все отличие. Для нордорийцев — это сурово реальность, для лоттэранцев — развлечение. Ниодин их недорыцарь, пусть даже победитель всех мыслимых и немыслимых турниров, не ровня мне. Мою уверенность разделяли и другие нордорийцы:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})