Книга осенних демонов - Ярослав Гжендович

уехал. Тебе нужно было припереться, блин, и копаться в моих вещах. А все могло быть так чудесно.

В таких ситуациях, когда человек наконец-то начинает владеть своим голосом, голосовыми связками и одеревеневшими мышцами лица, он способен произнести только что-то типа «Что происходит?» или «Что все это значит?»

— Но ведь я говорил, что со мной ничего не случится, — сказал юноша, который был Миколаем, и ты начала узнавать его черты. По сути это было все то же лицо, только намного моложе. — Сядь, — ласково прибавил он.

Ты села.

Он стал на колени напротив кресла и положил руки на твои бедра. Он был сложен, как Адонис. Выразительные мускулы играли под персиковой кожей, гладкой, почти как у девушки.

— Со мной это уже в седьмой раз. Первый был в тысяча шестьсот тридцать шестом году. Я родился в тысяча пятьсот восемьдесят третьем. Недалеко отсюда. Около Кракова. Тогда, в первый раз, я не знал, что происходит. Я очнулся в пустом дворе, слуги разбежались, думали, что это заразно. Просто счастье, что меня не похоронили. Я потерял сознание, увидев себя в зеркале. Потом ходил голый, но собрал некоторые вещи, книги, деньги, одежду, взял коня, поджег Сендивицы и убежал. Только потом я научился себя правильно вести. В первой жизни я был алхимиком. Звали мня Космополит. Я был учеником самого Александра Сетониса. Я думал, что наконец-то получил азот — mercuruim philosophae. Эликсир жизни. Потом в течение двухсот лет пытался повторить его. Но ничего не вышло. Это огорчает меня до невозможности. Я пытался дать новую жизнь женщинам, которых любил, даже животным. Но ничего не получалось. И сейчас иногда все еще пытаюсь, но мне кажется, что я просто мутант.

Он встал и пошел наверх, легким пружинистым шагом, напевая мелодию, которая неслась из радиоприемника. Даже в состоянии полного ступора ты не могла удержаться, чтобы не смотреть на его подтянутые ягодицы.

Когда ты поднялась наверх, тебя поприветствовал тройной блеск вспышки из маленького серебряного фотоаппарата. Он отложил аппарат и вернулся к прерванному занятию.

Склонился над раскрытой сумкой, роясь в одежде. Уже нашел носки, джинсы, футболку и черные гольфы. Ты в оцепенении молча смотрела.

— Всегда так. Каждый раз, — ворчливо произнес он, — покупаю себе новые шмотки, но, когда я такой дряхлый, вечно затариваюсь каким-то немодным говном. Пытаюсь и никогда не могу выбрать себе что-нибудь отпадное. Потом надеваю и выгляжу как лошара.

— Что ты делаешь? — спросила ты. И только сейчас услышала свой голос.

— У меня уже есть документы. Прекрасно! Мне нужно было воссоздать, как я буду выглядеть, и друган сделал мне их на компьютере. Очень похоже получилось. Потом мне нужно было нанять одного козла, который выглядит, как я сейчас, и сфотографировать его. Бумаги вышли о-хре-ни-тель-но! Просто круто! Ну и что? Продам этот «сааб» и куплю себе что-нибудь отвальное. Не знаю, что буду делать. Весной поеду на юг. В Грецию или в Италию. Девки, вина, танцы на пляже, серфинг… каникулы. Мне полагается. А потом посмотрим. Бабки у меня есть, когда через пару лет надоест развлекаться, что-нибудь придумаю. Может, открою какое-нибудь рекламное агентство. Пока же — развлекаться! Клубы. Девки! Зажжем! Оп-оп! — Он вытаращил глаза и, набрав воздуха в грудь, издал какой-то идиотский крик. Он уже не был степенный и уставший от жизни. Его распирала энергия, ему хотелось веселиться.

— Значит, ты не останешься со мной? — Глупый вопрос. Ты не должна была его задавать.

— А что бы я с тобой делал, мамочка? — ласково спросил он, но ты почувствовала, словно он хлестнул тебе в лицо кипятком. — Покрылся бы плесенью. Если бы только ты не вошла в ту комнату! Если бы ты сделала, как я тебя просил! — Он на самом деле был опечален, и тогда ты поняла, что он не злой, просто единственный в своем роде. И он не может рисковать. И он дал тебе шанс. Когда еще был Миколаем.

Ты бросилась вниз так быстро, как только могла, но у тебя не было шансов. Ему было максимум двадцать лет, и он двигался стремительно, как пантера.

В самое последнее мгновение ты поняла, что та бабочка, увиденная на стекле, действительно была черной. И это была не его бабочка, а твоя.

Ты права. Она была твоя. Я сам тебе ее выслал. Я так долго ждал тебя. А сейчас я наконец-то свободен. Уйдем вместе.

20 марта 2003

Эпилог

Мне не надобно знать слишком много,

Мне не надобно слишком много знать.

Когда кончится все, чему надо стать,

Брось меня в море — оттуда я родом.

Бим-бом, бим-бом.

Как же знать, по ком звонит колокол…

По ком звонит колокол. Казик Сташевский и Культ

Когда он вышел из магазина с магией, дождь прекратился. Над городом повисли мокрые серые сумерки. Наступала холодная туманная ноябрьская ночь. Ночь, которая не кончается. Время, когда просыпаются осенние демоны.

Черноглазый городской шаман с белыми волосами проводил его до двери магазина.

— Это все, что я могу тебе посоветовать, — сказал он. — Ищи женщину с черными волосами и светлыми глазами. Ты ее узнаешь. Она будет выглядеть как та, которую ты так и не нашел и уже сомневаешься, существует ли она вообще. Ищи ее во всех местах, которые важны для тебя и любимы тобой. Но первым не подходи. Она подойдет сама. Это должно тебе помочь.

— И тогда я найду работу, найду жилье? Верну друзей?

— Тогда ты найдешь свой путь. Если не найдешь, вернешься ко мне. Ты всегда можешь вернуться к городскому шаману, если его совет не работает.

— Ты не хочешь денег?

— Я еще не помог тебе. И тебе еще нечем заплатить.

Яцек развернулся и пошел.

Вновь стало моросить. В вечерний сумрак города вползал туман. Яцек шел по городу, который в этом влажном сумраке походил на умирающего дракона. Темные окна, магазины, закрашенные краской, надписи «Ликвидация». Ну, ладно, кризис. Но разве даже в центре нет ничего процветающего? Естественно, не все магазины были закрыты, и не во всех окнах притаилась темнота. Это все эффект очкариков. Когда начинаешь носить очки, кажется, что весь мир в очках.

Яцек Вулецкий