Женский хор - Мартин Винклер

— Я решила провести расследование в интересах своей семьи. И кое с кем поговорить. Как дела?

Алина помрачнела:

— У меня все в порядке, а вот Франц меня беспокоит. Он становится все печальнее. Он то и дело повторяет, что, возможно, прожил жизнь зря.

Ошеломленная, я развела руками и посмотрела на небо:

— Как это, прожил зря? А ты? А Манон?

— Он говорит не о нашей жизни, а… — она указала на коридор, — об этой, о своем профессиональном выборе. Он постоянно говорит о пациентке Альфа, это меня бесит. В конце концов, я посоветовала ему поговорить об этом с тобой, теперь вас двое, и если вдруг она придет на консультацию к тебе…

Я покачала головой: Дорогая, это напрасный труд.

— Держу пари, он ответил: «Об этом не может быть и речи! Я не могу велеть Джинн опрашивать всех женщин, родившихся с тем или иным синдромом и предупреждать меня, если одна из них окажется похожей на ту, что я жду! Это было бы нечестно по отношению к ним обеим!» Или что-то в этом духе.

— Да, ты хорошо изучила моего мужа, — вздохнув, сказала она.

— И он хорошо меня изучил. Он прекрасно знает, что если я ее увижу, то не смогу с ней поговорить. Но иногда — я это поняла лишь в последние дни — тот, кто больше всего занимает наши мысли, не является корнем проблемы. Может быть, его мучает вовсе не она. Может быть, она всего лишь предлог. Может быть, она что-то символизирует. Если это так, ты можешь ему помочь. Вы много говорите друг с другом, ты его давно знаешь, ты ему поможешь…

Она отрицательно покачала головой:

— Когда с ним случилась эта история, мы еще не были знакомы, тогда мне было… двенадцать. Потом он рассказывал мне обо всех женщинах, которых знал, но о ней не говорил ни слова.

— Понимаю.

Она помолчала, потом сказала:

— Мы познакомились, когда мне было девятнадцать… — Она указала на кабинет Анжелы: — В кабинете Анжелы.

— Правда?

— Ммммм…

Я видела, что она готова рассказать больше, но сегодня у меня были другие планы.

— Я очень хочу послушать о тех временах, но… может быть, в другом месте? Более спокойном.

Ее лицо просветлело.

— Значит, мы куда-нибудь сходим?

— Отличная мысль. — Я посмотрела на часы, которые дал мне папа. — Мне пора.

— Сегодня увидимся?

— Вряд ли.

Она меня обняла.

Я толкнула двойную дверь коридора роддома и оказалась на лестнице, ведущей вниз, в отделение ДПБ.

Коридор отделения ДПБ был пуст, из буфетной доносился звон посуды. На этот раз, пройдя через дверь подвала, я намеренно свернула направо. Я точно знала, куда идти.

По всей длине коридора по-прежнему стояли металлические шкафы с выдвижными ящиками и написанными на них цифрами и буквами. Я могла найти в них то, что мне было нужно.

Я одну за другой открывала металлические дверцы и внимательно просматривала надписи на ящичках: 1989, 1987, 1983… Я открыла еще одну дверь.

Помещение снова изменилось. Это была уже не комната, а квадратный кабинет. Вдоль перегородок поставили такую же мебель, как в коридоре, а также шкафы с картами, высокие этажерки с тетрадями, книгами, бумагами, картами в картонных коробках, регистрами, а еще старые ЭВМ — «Amstrad», «Apple IIc», «PCAT», «Olivetti» с двумя дисководами… Коробки с дискетами… Настоящий маленький музей вычислительной техники.

— Здравствуй, Джинн.

Я обернулась и не сразу узнала человека, стоявшего за моей спиной. Это была женщина лет шестидесяти, с морщинистым, но улыбчивым лицом. Ее длинные волосы, черные с белыми прядями, были аккуратно заколоты. На ней были халат поверх блузы и юбка. Руки в карманах. На груди висел бейдж с именем и должностью: «Р. Серлинг. Редактор».

— Ре…Рене?

— Вы помните мое имя? Очень приятно.

Но я вас видела уже два раза, и оба раза вы были муж…

— Здесь все так изменилось… — сказала я, смутившись, что случалось со мной всегда, когда я оказывалась в этой комнате.

— Да, здесь стало гораздо лучше! Теперь я могу работать.

— Работать? Чем вы занимаетесь?

— Я разбираю архивы больницы «Север».

— Карты пациентов? — спросила я, указывая на полки и шкафы.

— В том числе. Помимо карт здесь хранятся дела врачей и персонала. А также техническая документация.

— Как давно… вы здесь работаете?

— О, боже! Всю жизнь. Мне очень жаль, прежде, когда вы сюда заходили, я была не в форме, мы не могли поговорить, но девочки рассказывают о вас много хорошего. Значит, это правда? Вы на какое-то время останетесь здесь и будете работать с Францем, Алиной и Анжелой?

— Да, — ответила я, — потому что они разрешили мне остаться…

— А еще потому, что они научили вас ценить себя, я уверена. И наоборот.

Я почувствовала, что краснею:

— Да. Вы правы. Когда я сюда пришла, я не могла оценить их по достоинству.

— Верно. Вы очень злились. И сильно нервничали.

— Да…

Откуда она знает?

— Мне знакомы такие колебания. Но в итоге я себя нашла… — Она указала на кабинет, в котором мы находились: — Долгое время это место было таким же, как я. Изменчивым. — Она рассмеялась. — Однако недавно нам обоим стало гораздо лучше. О, боже, простите! Я болтаю, болтаю, задерживаю вас. Чем я могу вам помочь?

Я секунду поколебалась.

— Я ищу карту одного пациента.

Она достала из кармана халата карандаш и маленький блокнот и приготовилась записывать, как официантка в кафе. Я помнила, что прежде она была на голову ниже меня, а сегодня она была со мной одного роста. Я посмотрела на ее обувь. На ней были туфли на плоской подошве.

— Пациента какого рода? — спросила она, хитро улыбаясь.

— Если бы я знала…

— Вам известна его фамилия?

— Мержи. Имя: Камилла.

— Пол?

— Женский. Официально…

Рене покачала головой.

— Дата рождения?

— Тысяча девятьсот шестьдесят пятый. Точная дата мне неизвестна.

— Отделение, в котором она лежала?

— Гинекология.

— Отлично, — сказала она и перевернула страницу блокнота. — Я легко ее найду..

Я раскрыла рот, она заметила мою нерешительность:

— Да?

Черт. Я не обязана ее читать.

— Может быть, вы найдете и второго пациента? Только боюсь, это будет задача посложнее.

— Доверьтесь мне. Вам известно его имя?

— Нет.

— Мммм… Пол?

— Неопределенный.

— Мммм… Отделение?

— Это был младенец нескольких недель от роду. Думаю, неонатология.

— Хорошо… Дата госпитализации?

— Это было давно, но когда точно? Я знаю, что тогда там работал доктор Мансо.

— Мммм… Еще одно ценное сведение.

— Да, но думаю, больше я ничего сказать не смогу…

— Может быть, имя другого врача, который им занимался?

— О, конечно! Франц Карма.

— Хорошо. Вам известно что-нибудь еще?

— Нет, к сожалению…

— Хорошо. Я посмотрю, что смогу сделать, — сказала она, убирая блокнот. — Но, как вам известно, из соображений конфиденциальности карты пациентов доступны третьим лицам лишь в крайних случаях…

— Да, понимаю. Но я не знаю, является ли мой случай…

Она открыла металлическую коробку, лежащую на столе:

— Я дам вам заполнить анкеты, по одной на каждого пациента. Мне очень жаль, что приходится отнимать у вас время, но вы же знаете администрацию…

Она указала на одно из кресел, положила передо мной две прямоугольные картонные карточки с надписью: «Поиск карты», на которых один раздел назывался «информация о пациенте», второй — «личность и статус просителя», а третий — «медицинский повод для поиска».

Я тщательно заполнила первые два столбца каждой карточки и долго думала над тем, что написать в третьем.

Наконец на карточке Камиллы я написала Ретроспективное исследование, а на второй — Перспективное исследование.

Я протянула их Рене. Она села за стол, изучила их, посмотрела на меня поверх очков, наклонила голову, достала из ящика печать, проштамповала обе карточки и встала:

— Вы можете подождать?

Она скрылась за шкафом.

Я посмотрела на часы. Они остановились.

— Может быть, мне лучше зайти по…

— Держите, — сказала она. — Мне очень жаль, я немного замешкалась, но иногда то, что лежит под носом, замечаешь в последнюю очередь.

Она протягивала мне толстую карту в желтой обложке, усыпанную бесчисленными цветными заплатами, наклеенными одну на другую, — свидетельства беспрерывных консультаций и госпитализаций. Мое горло сжалось. Это была карта Камиллы.

— Это она?

— Она, — сказала я. — Думаю, вторую будет найти не так просто.